- Ронард, не знаю, важно ли это… Я встретила еще в Тьеле одну девушку. Она уже тогда крутилась рядом с наследником. А вчера я обнаружила ее в твоей спальне. Она совершенно сумасшедшая, это ясно как день, потому что говорила какие-то немыслимые вещи… О моей магии, в том числе, будто давно со мной знакома.

По мере того, как я в подробностях рассказывала о красавице с вероятностным даром убеждения, Ронард стремительно бледнел. Затем просто уронил голову в ладони, застыв, и просидел так несколько минут.

- Ронард, я не понимаю… Ты что-то о ней знаешь? Ронард?

Он наконец отвел ладони, вместо лица – мертвенная застывшая маска, ровно как в тот день, когда пришло известие об императоре.

- Еще в Тьеле? – глухо переспросил он. – Ты уверена? Это уже неделя.

- Я, конечно, по своим сокурсницам знаю, что его интереса более, чем на пару ночей не хватает… Но да, они с самой Тьелы. Причем, с ее слов, она даже не спала с ним… Ронард, прошу, ты меня пугаешь…

Его молчание и отсутствующий взгляд обеспокоили не на шутку.

- Так вот чем я заплатил Сагарте, – вырвался из его горла совершенно неуместный смешок. Только горький, надсадный. Не смех: сплошная боль. – Не своей кровью... Кровью всего рода.

Мне стало страшно, но Ронард продолжил так же отстраненно:

- Она – то чудовище, что я создал для Сагарты, Ардина. Зависимость Аландеса от нее – это не дар убеждения. Это санг-привязка. Теперь уже необратимая. Тебе когда-то повезло, от первичной еще можно избавить… Эта Тварь… Оттавия. Она высший вампир, очередной эксперимент богини. Новая и лучшая версия Воракиса. То, кем теперь стал Аландес – полностью моя вина… Собственными руками… Горите все вы, Вечные, в вечном же аду!

Я зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от ужаса. Да, Аландес та еще мерзость, но чтобы так… Чтобы до конца своих дней быть кормушкой… Лишиться свободы воли, терять с каждый днем жизненные силы и самое себя. Пока игрушка не надоест и ее не выбросят, использованную, сломанную. Только теперь игрушка – он сам.

- Боги… – только и смогла прошептать я. – И что теперь с ним будет?

Глаза Ронарда потемнели, наполняясь решимостью и ненавистью.

- Я точно знаю, что будет с ней. Тварь сдохнет от моей руки ровно так же, как предыдущая. Ты говоришь: «боги»… Но с меня довольно их беспощадных забав. Я больше не стану играть в эти игры.

Ронард восстановился почти полностью к вечеру того же дня. Я… Я держалась. Три недели семечко практически никак не проявляло себя, лишь ревниво реагируя выпусканием «корней» на редкое применение магии. Именно на них походили эти тонкие черные нити, густо переплетенные под кожей. Неудобств до этого они не причиняли. Зато вчера семечко будто взбесилось, возмущенное такой тратой магии – аж целый скимитар! – и «корни» пустились в безудержный рост, причиняя жуткую боль.

Они и сейчас беспокойно шевелились, я чувствовала их движение под кожей. Словно моей магии уже мало, искали, чем бы еще поживиться… Полностью почерневшая и онемевшая рука висела плетью, только кулак все непроизвольно сжимал свое сокровище – пробившийся росток.

Слабость после перехода порталом никуда не делась, напрасно я храбрилась перед Ронардом, он и так все видел. И не мог ничего сделать: его целительская магия только усугубит состояние. Просто нужно поскорее избавиться от подарка Скогена. Ронард мне в этом поможет. Но теперь – не потому, что дал это обещание Хозяину, а чтобы избавить меня от засевшей внутри дряни. Мои договоренности с богами наконец будут исполнены, а его… Он больше не признавал ни сделки с богами, ни их самих.

Уходили в ночь, выкупив у того же хозяина пару лошадей. На улицах даже в этот час было шумно: столица гуляла уже вторые сутки, чествуя нового императора. Ах да, вчера же состоялась коронация… Блюстители порядка в эту часть города благоразумно не совались, нам же в толпе гуляк покинуть границы города незамеченными оказалось несложно.

У Аландеса хватит дури и ресурсов объявить розыск по всей Империи. Чтобы ни сделала с ним Оттавия, но если ей будет угодно, то «кормушка» сможет прожить еще долгие годы, постепенно впадая в безумие, озлобляясь все больше. Даже не понимая, что его самостоятельность отныне лишь иллюзия; забава для чудовища, что сотворила Сагарта и вырастил Ронард. Мы оба…

Впрочем, по всей Империи и не нужно, достаточно выставить посты по периметру Пустоши. Но на каждый такой Дансторов Гратисов не хватит.

- В каждой деревне листовки тоже не расклеят, – поддержал Ронард. – Магические вестники есть далеко не везде, а гонцы не сразу до всех доедут. Ожидаемо, что в Пустошь мы бы двинулись со стороны И-Н-Келаты или Лунсара. Или из Истрии, с севера. Но где мы сейчас – им неизвестно. Технически можно отследить конечный вектор перемещения от начальной точки, но я там перемудрил, создав случайно двойной портал… След от начальной точки остался в крипте, а туда, хм, входные билеты только по родовой печати. Аландес точно не сумеет.

- Тогда как мы попадем в Пустошь? С юга? По воде?

- Да. Только не морем, а через Дрожь Земли.

- Но… там же не пройти!.. Туда ведь даже маги не суются!

- Потому не будут и подстерегать. Нас будут искать у всех границ Пустоши, кроме этой.

- Но Дрожь Земли ведь невозможно пересечь, это самоубийство!

- Гхр-ретч! – сердито прервал манс мои сомнения.

- Именно, «гретч», – подтвердил Ронард. – Просто у тех, кто пытался до нас, не было проводника. Он сам предложил это ночью.

Когда вокруг происходит одно сплошное безумие, удивляться очередному уже нет сил. Дрожь Земли – это аномальная зона к юго-востоку от столицы. Существует она там с незапамятных времен, не исчезает и не ширится. Когда-то отделяла непроходимой территорией И-Н-Келату от королевства Инген-Гратис, затем уже от собственных имперских земель Дассамор, а теперь с той стороны и ограждать нечего – осталась только Пустошь.

Холмистая местность с живописными развалинами какого-то древнего города. Даже уцелели мощеные дороги, правда, порядком заросли. Неосторожный путник мог сделать шаг-другой, а третий словно задевал охотничью растяжку и все приходило в хаотичное движение. Менялись местами холмы и равнина, разламывалась земля, взлетали словно пушинки камни и укладывались в новом порядке; воздух мог затвердеть, а мог вовсе исчезнуть, грозя неминуемым удушьем. И эти чувствительные точки нельзя было отследить, бросив, например, камешек перед собой – менялись они так же хаотично.

Ни магия земли, ни воздуха, никакая другая в этом месте не действовала, либо же искажалась в нечто совсем неуправляемое. И все равно, пару раз в год находились смельчаки сунуться в заколдованное место. А, может, они так оригинально хотели покончить с собой. В любом случае, даже случайных людей там рядом не водилось и не селилось. Свыклись за века как с данностью – на юго-восток от столицы хода нет.

Тем удивительнее было просто перейти эту землю вслед за расслабленным мансом, не опасаясь за случайный неосторожный шаг. Все-таки, в Греттене таилась своя могущественная сила, перед которой даже зачарованное место с громким названием – так, безопасный тротуар. Даже не поняли, где началась Дрожь Земли, а где закончилась. Зато раскинувшуюся вскоре Пустошь трудно было не узнать.

Потому что в один момент все так и стало – пусто. Сплошная бескрайняя серая гладь, высохшая до самых недр и растрескавшаяся почва, покрытая густым слоем пыли. Равномерно сизое низкое небо; ветер и тот предпочел убраться отсюда подальше, оставив воздух навсегда недвижимым. Лошади идти в мертвые земли отказались, встав на дыбы, мы и не стали мучить животных; тем более, что воды и припасов было лишь на нас двоих.

Ни ориентиров, ни дорог, абсолютно однообразный пейзаж. Греттен и тот, кажется, впервые растерялся, не понимая, в каком направлении идти. Зато потянуло меня. С новой силой зашевелились внутри отростки, понукая словно поводьями. Вот только на пешие прогулки совсем не осталось сил. Мы отдохнули под утро пару часов в лесу, но проросшее семечко неумолимо требовало подпитки, грозясь за неимением подходящей почвы окончательно укорениться в моем тщедушном тельце.