Чтобы моя внутренняя энергия копилась повышенными темпами и проливалась исцеляющим дождем на измученные ревматоидным полиартритом колени и ступни диктатора.

В разговоре я мимоходом интересуюсь, не влюблена ли девушка в кого сейчас, есть ли у нее постоянный ухажер или поклонник. В общем, о всех таких причинах, которые могут помешать Данэре выполнить задание Родины и органов на отлично.

— Коммунистическая партия большевиков и лично товарищ Сталин — вот моя любовь на всю жизнь! — четко отчеканила мне сама Динэра.

Ну, здоровый и нравящийся мне сейчас карьеризм я чувствую в ней отчетливо. Значит, можно на ухаживания лишнее время не тратить.

— Значит так, Дина. Называть тебя буду именно так, пусть народ думает, что себе хочет о твоем происхождении. Псевдоним тебе необходим и образ тоже нужно будет создать более яркий и заманчивый для жадных мужских взглядов. Побольше помады и пудры, более облегающая одежда. Будем ловить врагов народа на твою внешность, — решил я пристегнуть еще одно задание для девушки к остальным.

Какая же молодая красотка откажется стать еще заметнее и ярче в толпе хорошо отдыхающего народа?

— У меня есть только такая, — скромно замечает девушка.

— Ничего, государство, партия и лично товарищ Сталин выдали мне доступ в спецотдел ГУМа и средства для этого, там тебе все и купим. И французскую помаду, и все остальное, вплоть до одежды на выход.

— А сейчас мы через полчаса поедем ужинать в Дом Советского писателя! Идите приготовьтесь к посещению общественного заведения. Там возможно, нас будет ждать засада, придется отстреливаться. Есть у тебя парабеллум?

Глядя на ее недоуменный взгляд, я рассмеялся: — Это шутка!

Динэра приготовилась, стала ярче и заметнее, хотя, куда ей быть еще ярче.

Поехали на том же «Паккарде», уже без одного охранника, для которого теперь нет места и провели отличный вечер среди литераторов, которых девушка почти всех знает в лицо по фотографиям и названиям книг.

Ну, она полностью советский человек, живет этим временем вместе со всей необъятной страной.

Мы с ней сидим за столиком на двоих, в вазе большой букет цветов, которые я купил на входе у цветочницы. Охрана теперь не занимает места в зале, а ждет меня перед рестораном в машине, только один сотрудник дежурит на этаже, чтобы я оставался в поле его зрения. Как-то они договорились с девушкой, что именно она теперь контролирует мое присутствие в зале. По дороге в туалет меня перехватывает опять же этот сотрудник и провожает туда-обратно.

Когда же она отправляется в женскую уборную, сотрудник заходит в зал ресторана, присматривая за мной. Это наблюдение уже не так бросается в глаза соседним столикам, чем когда мы сидели неразговорчивой мужской компанией.

Да еще в пугающих всех гимнастерках.

Динэра только и подпрыгивает все время, называя мне всех соседей и проходящих мимо авторов по именам и самым значительным литературным трудам. Для нее такой выход в ресторан Дома Литераторов — самый настоящий праздник.

— Это же Зощенко! А рядом с ним Твардовский!

В общем, и она произвела заметное впечатление, сидя рядом со мной и сама осталась очень впечатлена таким выходом в свет. И я доволен, что могу пожить такой более интересной жизнью, особенно после полутора месяцев пусть и не жесткого, но, все же фактического заключения.

Ну и отлично, потом мы оказались дома, где веселые и пьяные занялись любовью без долгих разговоров. И занимались пол ночи, как приказано девушке партией и конкретно начальством НКВД.

Так и пошла у меня роскошная, просто шикарная жизнь. И в постели все отлично, молодая и очень красивая подруга не дает заскучать. Еще ничем другим, кроме прожигания времени и денег я не занимаюсь два следующих дня.

Рестораны, вернисажи, театр, выставки, баня и всякие милые радости наедине с Динэрой.

На следующий день с утра поехали в спецотдел, там я оставил еще три тысячи рублей, приведя девушку в восторг своей щедростью. Одели и обули красотку, косметика, пусть и не французская на этот раз, тоже сделала ее счастливой.

Видно, что такое задание с ресторанами, спецотделами и театрами Динэре очень нравится. А приказ начальства делает ее смелее и инициативнее в постели.

На четвертый день меня снова вечером отвезли в Кремль, где уже заметно быстрее, чем раньше, доставили под пристальный, проницательный взгляд Вождя.

— Как себя чувствуете, товарищ Автанадзе? — Вождю почему-то нравится называть меня именно этой фамилией, которая мне явно не подходит.

Он это чувствует, но, пока только так выказывает свое неудовольствие тем, что очень сильно зависит от меня.

— Все отлично, товарищ Сталин. Готов к лечению на всю свою силу, — радостно доложил я ему.

— Тогда не будем тянуть. Приступайте, — и Вождь вытянул в мою сторону уже левую ногу.

— Что именно? Товарищ Сталин? — спросил я, разминая ладони и еще не забирая камень из ларца.

— Попробуй ступню, болит постоянно, зараза, — глаза Вождя неотступно глядят на камень в моей руке.

Что он думает высмотреть — да кто его знает? Я еще все не могу разобраться в сложном ко мне отношении со стороны Вождя. Должен быть просто безумно благодарен, но, есть другие эмоции, серьезно негативные, которые перебивают это чувство.

— Хорошо бы сапог снять, товарищ Сталин. Так проще будет до ступни добраться энергии.

Мягкий сапог стаскивает с откинувшегося на спинку банкетки Вождя один из охранников, ставит рядом и возвращается мне за спину.

Ни на секунду не оставляют без присмотра меня, надоело уже такое недоверие, честное слово.

Охранники снова сопят за спиной, контролируя малейшие мои движения, я замираю, направляя через камень на замотанную в байковую портянку и перекинутую через колено ногу товарища Сталина.

Трачу снова один процент, не собираюсь давать слабину в лечении, пока мы не поговорим серьезно насчет того будущего, которое мне хорошо известно.

Показываю крайнее напряжение уже минут шесть, потом замираю и бессильно опускаю руку. Подскочивший Хранитель Ларца сразу забирает камень из руки, как всегда. Еще один симптом тотального недоверия ко мне.

Ну ладно, пока Вождь сидит передо мной, я спрашиваю его, когда мы встретимся снова, пора бы обсудить другие вопросы.

— Вам сообщат, товарищ Автанадзе! — с довольным видом отмахивается он от меня.

Притоптывает ногой по паркету и требует поскорее одеть сапог обратно Хранителя ларца.

Ну, больше мне ничего сказать или попросить не дает охрана. Подхватывает меня и буквально выносит из кабинета, вскоре передавая моим церберам.

Снова быстрое возвращение на квартиру, где я провожу вечер в кровати, давая передохнуть Динэре.

Не выхожу никоим разом из образа смертельно уставшего спасителя социалистического отечества.

Поднадоело мне уже, честно говоря, смотреть в рот Вождю и только лечить его от запущенных болезней. Не так я себе представлял появление в Кремле. Постоянно показывает мне товарищ Сталин, что мой номер — шестой и знания мои не особенно его интересуют.

С личной жизнью все прекрасно, однако, то дело, из-за которого я здесь оказался, только начавшее было двигаться при первых двух встречах, снова намертво встало на месте.

Тут как раз я вспомнил, что завтра финал чемпионата мира по футболу, в котором встречаются, как я и предсказал, сборные Италии и Венгрии.

Ладно, может, что хоть итог матча как-то побудит кремлевского старца к какому-то более активному интересу в мою сторону.

Естественно, что результат матча ни к чему не побудил Вождя.

Меня в Кремль не позвали и заседание Генштаба не назначили, как мне хотелось бы.

Когда меня снова привезли через три дня в Кремль, и я прошел все процедуры по доступу к телу, Вождь ни словом о моем правильном предсказании не обмолвился.

Только подставил мне нетерпеливо уже правую ступню, мол, давай лечи и болтай поменьше.

Ну, я снова слил в нее настолько мало маны, сколько смог, наверно с пол процента. Более точно я определить ее расход не могу.