— Никуда я не пойду. Где я? Кто ты? Куда ты меня привела?

— Ты хороший человек, Илья Ильич Прямухин. Ты был добр ко мне. Ты спас меня от химеры и не убил после, хотя имел такую возможность. Возможно, ты и есть тот самый Избранный, который подружит наши народы.

А вот и тема с Избранным подъехала. Что-то как-то рановато, если честно. Мне ведь ещё к Мутантину но поклон через несколько часов; уверен, что этой сюжетной линии ещё развиваться и развиваться.

— Девушка, вы что-то как-то педалируете события, — сказал я. — Ну какой я, к чёрту, избранный?

— М-м-м? — девушка нахмурила тёмно-зелёные бровки и задумалась. — Я не педалирую. Мы уважаем мать-природу и её замысел. Если кто-то из наших начинает педалировать, мы изгоняем его из деревни. Пойдём.

— Да куда мы идём-то⁉

— К Мохобору. Он решит, Избранный ты или просто добрый человек. В любом случае, я обещаю, что тебя ждёт щедрая награда.

— Влажная и тёплая?

— Что?

— Что?

То и дело оскальзываясь, я прошёл за Брусникой по одному мостику, затем по другому, затем по третьему. В окнах хибар мелькали удивленные лица других дриад. Они шептались, глядя на меня, и тыкали пальцами. Как будто это я неведомая лесная херня, а не они.

В конце концов мы добрались до островка посередь болота. На островке стоял небольшой сруб, точь-в-точь как деревенский. Вот только очень старый, почерневший и замшелый. И ещё без трубы на крыше.

— Заходи, — вместо двери вход в избу обрамляли молодые побеги плюща.

Ну ладно.

Я зашёл внутрь. А тут довольно людно.

Прямо по центру помещения на пеньке в позе лотоса сидел жирный лесной мужик. Прямо сквозь дырку в потолке на него падал густой луч солнечного цвета; мужик подставил солнышку лицо и безмятежно улыбался.

Выглядел он так же, как и Брусника. Зелёная кожа, узоры по телу, вот только вместо волос и бороды мох. А ещё то тут, то там из его тела торчали молодые зелёные веточки с красными ягодами. На вид — клюква. На вкус — ну его нахуй, я это пробовать не собираюсь.

За спиной у толстого, в тени, стоял ещё один мужик. Высокий и сгорбленный. Нос крючком, глаза впалые, короче говоря, обычная злодейская рожа. Тело у него по цвету было скорее ближе к бурому или коричневому. Волосы тоже. А вместо ягодок на плечах росли гроздья древесных грибов… этих… забыл, как они называются, их ещё в чай заваривают.

Справа и слева от толстого стояли охранники — молодые подкаченные парнишки с заострёнными палками. В волосах у правого распустились белые цветочки земляники, а у левого из подмышек торчали берёзовые серёжки.

И все как один голые. Может, мне тоже раздеться?

— Мохобор, — сказала Брусника. — Отец мой. Я привела в деревню человека.

Толстый тут же распахнул глаза и уставился на меня.

— Зачем? — спросил он.

— Он спас меня от химеры.

— Вот как?

— Да. И я думаю, что он может быть тем самым Избранным.

— Избранный! — тёмный хрен за спиной Мохобора неприятно хмыкнул. — Детские сказки! Брусника, как долго ты будешь верить в этот бред? Никакого Избранного нет и не будет. Ради чего, скажи мне, ты поставила под угрозу безопасность всей деревни? Вождь, — он обратился к Мохобору, — чужака нужно казнить. И немедленно.

— Нет! — вступилась за меня Брусника. — Для начала мы должны испытать человека!

— Должны кому? — тёмный мерзко хихикнул. — Старому маразматику, который умер десять лет назад и напоследок напророчил нам дружбу с людьми? Не будет у нас дружбы с людьми! Никогда не будет!

— Ты не можешь говорить за всех, Чага!

Ну точно! Чага. Так эти грибочки и называются…

— Да, Чага! — вмешался я в разговор. — Пошёл ты нахуй! Уважаемый Мохобор, — я перешёл на спокойный, по-свойски доверительный тон, — ну ты погляди на его рожу-то. Весь какой-то угловатый, мрачный. Это же каноничный злой визирь из сказки. Таких нельзя слушать. Он же наверняка метит на твоё место. Я тебе бля буду, он тебя отравит, дочку оприходует, обложит деревню налогами и будет жрать детей. Да, Чага, сукин ты сын⁉ Верно говорю⁉ Будешь детей жрать⁉

— Что ты себе…

— Рот закрой!

— Да как ты…

— Нахуй, говорю, иди! Мохобор, — и вот я снова весь из себя дружелюбие, — не дури. И напомни-ка, что там по вашим традициям причитается Избранному?

Надеюсь, что неограниченная власть над племенем этих дриад.

— Хм-м-м, — Мохобор нахмурил кустистые мохо-брови. — Если моя дочь говорит правду, — пробасил он, — то ты действительно заслуживаешь пройти испытание. И если ты действительно тот самый Избранный, о котором говорил наш покойный провидец, тогда ты получишь многое. Очень многое.

— Мохобор, дружище, — я хотел было шагнуть к вождю и похлопать старика по плечу, но поймал на себе взгляд охранников и передумал. — Много — это абстракция. А мы ведь с тобой деловые люди, верно? Навали конкретики. Скажи, что именно получит Избранный?

— Избранный станет новым вождём клюкволюдов.

Отлично. А вот и моё пушечное мясо в войне против Мутантина. Как нельзя кстати.

— Клюкволюды, — я покатал слово по нёбу. — Красиво.

— А чтобы упрочить положение Избранного в глазах племени, — продолжил вождь, — я отдам ему в жёны мою старшую дочь.

Тут из тёмного угла на свет вышла старшая дочь. Пу-пу-пу. По правде говоря, пока она не двигалась, мой глаз воспринимал её как кучу компоста. Во-первых, барышня целиком состояла из подбородков; никаких плавных линий, лишь складочки-складочки-складочки. Во-вторых, вся она была в каких-то прыщах, буграх и наростах. Ну а в-третьих, вокруг неё кружились мухи. Блядь… По ходу дела, Мохобор зачал её от лишайника.

— И как же зовут эту юную прелестницу?

— Лишайя.

А, ну точно. Тогда да. Тогда вопросов больше не имею.

— Какава красота, — я подмигнул моему суженному чудищу. — Но, может быть, лучше женить меня на младшей? Вон, на Бруснике, например. Ты не подумай только, что я харчами перебираю. Просто чувствую между твоей красавицей и Чагой какую-то неуловимую связь.

У Чаги аж брови отлетели. А вот Лишайя смутилась и начала постреливать глазками в сторону визиря.

— Какое-то волшебство, — продолжил я. — Магию какую-то любовную. Страсть, если позволите. Лишайя, девочка, ты ведь тоже всё это чувствуешь, верно?

— Ну.

Девушка смущённо опустила глазки и начала теребить одну из складочек своего живота.

— Да, — сказала она. — На самом деле чувствую.

Чага раскрыл рот и замахал руками. Ну что, сука, понял? Казнить он меня собрался, ага. Я не убийца, Чага. Мои враги живут долго. Долго и мучительно.

— Ну а в таком случае кто я такой, чтобы стоять на пути у двух влюблённых сердец⁉ Всё. Решено. Поженим меня на Бруснике.

— Тихо! — Мохобор поднял руку. — Слишком рано говорить о награде. Сперва испытание. Ты готов?

— Готов, — ответил я.

— Тогда выдвигаемся немедля. Соберите всех мужчин, способных держать в руках оружие! — распорядился Мохобор. — Мало ли что может пойти не так.

— А что может пойти не так? — уточнил я, но не получил ответа; стражники Мохобора взяли меня под руки и повели прочь из избы. — Эй⁉ Что может пойти не так-то⁉

И снова в путь по тверским буреломам и болотам. И снова путь хрен знает куда.

Я тайком поглядел на экран своего телефона. Связи, конечно же, нет. На часах уже четыре и скоро-скоро мне надо быть у Мутантина. А если и не быть, то хотя бы позвонить и навыёбываться, мол, сосни немытого, барон, не буду я на тебя работать, дурак ты, сволочь и говно. Ну… то есть как-то обозначить свою позицию. В противном же случае моё поведение будут трактовать как страх и слабость. И безответственность ещё.

А мне бы этого очень не хотелось. Репутация Илюхи Прямухина и без того пробила дно, её еще вытаскивать и вытаскивать.

Не, ну а что? А какие у меня сейчас варианты? Драться с клюкволюдами я пока что не готов, а убежать от них — значит заблудиться в чаще и бродить дикарем до тех пор, пока не сдохну от голода и дизентерии.