Из дома показался, немного согнувшись, широкоплечий старик.

– Деда, – крикнула девочка, не переставая качаться, – когда мы будем обедать?

Старик взглянул на нее из-под твидовой шляпы с короткими полями, из швов которой уже торчали нитки и виднелись потертости. Он будто и не ожидал ее тут увидеть. Через мгновение черные глаза подобрели, а скулы, покрытые тонким слоем пыли и песка, приподнялись из-за широкой улыбки. Седая борода и усы зашевелились:

– Скоро, дорогая! – он говорил громко, словно скрежет гвоздя по горячей металлической пластине. – Я только ежевики наберу для пирога. Ты же любишь ежевику, так ведь, Лиллиан?

– Терпеть не могу ежевику, – буркнула девочка.

Старик должно быть ее не услышал и с блюдцем в руках продолжил шаркать ботинками с протоптанной подошвой в сторону разросшегося куста. Через пару-тройку лет растение будет способно закрыть своими когтистыми ветвями единственное окно на первом этаже.

– Ты же знаешь, что бывает ежевика и без колючек, а, Лиллиан?

– Меня зовут не Лиллиан! – крикнула девочка, сильнее отталкиваясь и размахивая ножками.

– Так ты знала?

– Нет, не знала. А наша что, без колючек, что ли? Я вчера об нее укололась. Вот, – и она выставила в сторону старика свой указательный пальчик, на котором чернела подсохшая капелька крови.

– А наша-то с колючками. Она дикая. Я сам ее выкопал из лесу и принес. А теперича наша семья лакомится сладкими ягодами. И в лес ходить не надобно. И яблоньку тоже я садил.

Девочка притормозила качели ножкой и опустила взгляд на свои блестящие на солнце туфельки. За спиной упало зеленое, червивое яблоко. Уж лучше бы пирог был из него…

– Кусты могут вымахать до десяти метров. Ты знала об этом, Лиллиан?

Девочка не ответила. Внутри нее дремала ноющая пустота, которая ожидала своего часа развития. Иногда девочка касалась ее подушечкой пальца и последующую ночь спала в обнимку с любимыми игрушками, чтобы заглушить ее черные вибрации тоски от еле ощутимого прикосновения. Но любопытство подсказывало попробовать еще раз, а мысль, что в следующий раз всё произойдет совершенно по-другому давала надежду на беззаботную жизнь. Привычка жить с колебаниями пустоты стала привносить чувство комфорта и безопасности в жизнь маленькой девочки. Только бы ничего не изменилось. Пусть всё останется так, как есть сейчас.

Подул горячий ветерок и приподнял ее косички за белые ленты.

– Лиллиан, ты здеся?

Старик повертел головой и, наконец, обнаружил девочку, сидящую на том же месте и в подтверждение кивнул самому себе. Он собрал почти полное блюдце черных ягод.

– Я не Лиллиан, деда, – снова крикнула девочка.

Она нисколько не злилась на него. Наверное, он просто стал на ухо туговат. Порой она просто не обращала внимание на то, что к ней обращаются под другим именем. Она пробовала игнорировать старика и считала, что он просто зовет не ее, а кого-то другого: нового питомца или призрака. Уж лучше бы так. Жизнь бы на усадьбе стала гораздо интересней. В последний раз она играла с детьми будучи на рынке близлежащего поселения, пока старик торговался пуговицами на кусок отборного мяса.

– Так ты знала, что они могут быть настолько высоченными, что вырастают аж до десяти метров в высоту?

– Быть того не может! – девочка оттолкнулась от земли посильнее.

Старик воодушевился. Улыбка не сходила с его лица и черных глаз, что выглядывали из-под кустистых почти черных бровей. Он чем-то напоминал девочке полярного медведя, такого же большого и белого с черными бусинами вместо глаз. Правда, и нос у него был не черным, как у белоснежного хищника, а раскрасневшимся от летнего зноя.

Бухнуло о траву еще одно червивое яблоко. Она расхохоталась:

– Тогда кусты похожи на монстров? С колючими колючками?

– Небось похожи.

– Жуть какая, – ее смех звенел.

В груди старика потеплело. Его сердце словно окутали вязанным с любовью пледом. Солнечные лучи положили свои горячие руки на сутулые плечи старика. Из-под шляпы по загорелой шее скатывались крупицы пота.

– Я его тебе обязательно нарисую! Точно-точно! Вот увидишь. Он будет таким же огромным, преогромным! Таким же колючим! А еще он будет любить стряпать пироги.

– Ужель жду твой шедевр!

Сквозь детский смех послышалось шарканье резиновых шин о мелкие камни. Они щелкали и будто с треском лопались под тяжелым весом. У забора остановился небольшой грузовик.

Девочка быстро спрыгнула с качелей и побежала к старику. Под ее ногами поднималась сухая пыль. Она обхватила его ногу тоненькими ручками и прижалась розовой щекой к бедру. Черные глаза пристально смотрели на приземлившиеся на камни кожаные туфли мужчины, выпрыгнувшего из переднего сидения грузовика. Его брючный костюм и шляпа песочного цвета практически сливались с протоптанной во дворе дорожкой. Рукой он плотно прижимал к широкой груди огромную папку. Мужчина уверенно, как к себе домой, шел к ним через всю территорию усадьбы. Приблизившись, он растянул уголки губ до ширины узкой ленты. Глаза требовали недельные выходные. Уставшая яблоня продолжала укачивать опустевшие качели.

– Добрый день! Мистер… – мужчина одним движением открыл папку и мельком посмотрел на бумаги, – Стоун? Все верно?

– Да-да! Все верно! Это я. Однако, добрый день! – старик обнажил белые зубы в широкой улыбке, снял твидовую шляпу и смял ее огромной рукой у груди.

– Меня зовут Мэтью Элипсон. Я представитель мебельной фабрики с Глобал стрит. Вы меня помните?

– Да-да! Помнится, от чего нет-то. Из фабрики, да.

– Мы доставили вашу мебель. В то время, в которое вы указали. Всё, как и полагается, – мужчина протянул старику раскрытую папку. – Поставьте, пожалуйста, свою подпись в качестве подтверждения доставки. Надеюсь, у вас будут чернила.

– От чего не быть-то? – запричитал мистер Стоун, – Есть. Еще как есть. Милая, принеси-ка чернильницу со стола, пожалуйста.

Девочка пуще прежнего вцепилась в ногу старика. Он почувствовал тянущую боль от колена до тазовой кости. Она же не отрывала черные глаза с обгоревшего лица мистера Элипсона.

– Пожалуйста, Лиллиан, – старик ласково похлопал ее по спине свободной рукой, – и песок тоже, будь так добра.

Девочка испарилась. Двое высоких молодых парней в зеленых штанах и сапогах до колен постепенно начали выгружать машину. На траву приземлились позолоченные львиные ножки.

– Вот те раз! Заносите тогда ужель. Заносите, Бога ради! – старик дал дорогу грузчикам пока подписывал бумаги пером и чернилами, которые принесла девочка, – А где песчаный мешочек?

– Его там не было, – прошептала она и снова вцепилась в его ногу.

– Чегой? – прикрикнул старик.

– Там нет песка, деда, – громко ответила ему девочка, прекрасно понимая, в какой комнате он находится.

Старик медленно согнулся пополам и протянул руку себе под ноги. Толстые пальцы собрали щепотку мелкого песчаника. Мистер Элипсон удивленно округлил глаза и мотнул головой, чтобы развеять увиденное. Старик не до конца выпрямился, бросил щепотку куда-то в центр раскрытой папки и сильно дунул. Песок ударился о грудь мистера Элипсона. Представитель натянуто улыбнулся и закрыл папку одним хлопком крышки.

Девочка провожала взглядом молодых людей, переносивших новое убранство для их дома. Точно такую же мебель привозили уже второй раз за эту неделю.

– Белла!

Крик со второго этажа прервал беседу двух женщин. Та, что была в розовом платье и белом фартуке с вышивкой, вздрогнула и прижала руку к груди. На овальном столе приподнялся край белой скатерти, и из-под него выглянула молоденькая девушка. В руке у нее была, сшитая из старой рубашки, грязная кукла. Женщина в розовом вздрогнула еще раз, глубоко выдохнула и театрально закатила глаза. Со второго этажа повторился клич:

– Белла!

Полусогнутая юная леди полностью вылезла из-под стола. Уголок скатерти зацепившись за ее спину, потянулся вслед за ней. Вторая женщина вовремя прижала рукой ткань к столу, чтобы следом за ней не побежал антикварный чайный сервис. Девчушка метнулась к лестнице и привстала на две ступеньки.