— Да что еще натворил этот неугомонный гасконец? — нетерпеливо поторопил его я.

— Он взорвал университет и поджег Париж!

Пожар тушили всю ночь и весь последующий день. Проклятый гасконец, если это правда он был причиной разрушений, сжег подчистую пару кварталов, корпус университета и навел панику на весь Париж. Это я узнал после.

К счастью, никто, кроме моих доверенных пацанов, не возлагал вину на д’Артаньяна. Иначе, боюсь, его повесили бы без суда и следствия на первом же дереве, не дожидаясь королевского суда и виселицы. Если бы поймали.

Но д’Артаньян где-то скрывался или вообще бежал из города, по крайней мере, по адресу папаши Джозефа он не появлялся, как и по адресу Перпонше. Я специально посылал пацанов Тибо проверить, дома ли он, и они вернулись сообщить, что его там нет.

Несмотря на свалившееся ему на голову богатство, гасконец до сих пор квартировал у папаши Джозефа. Тевтонец фон Ремер давно уехал в Любек, так что жил д’Артаньян в полном одиночестве.

Я ничего не мог поделать, оставалось лишь ждать, чем все закончится. И надеяться, что слухи — ложны, и гасконец тут не причем. А если это все же его рук дело, то я полагал, ему хватит ума затаиться и не высовываться какое-то время.

Повезло, что до нас пожар не докатился — Сена перекрыла проход огня, но все же я распорядился послать всех свободных мужчин на ту сторону реки в помощь. И никто не пытался отлынивать, что меня очень порадовало. Это означало, что Перпонше набрал достойный персонал.

Но это все случилось уже после. А сразу после того, как Перпонше сообщил о пожаре, в мою комнату вошли несколько слуг, и каждый тащил с собой массу съестного.

Горка рябчиков, еще истекающих соком, целый запеченный поросенок, фаршированный кашей и сухофруктами, прочая дичь, пельмени из пяти видов мяса в бульоне, которые я научил готовить местных слуг, пирожки, соления, колбасы, сыры…

Этим ужином можно было накормить целый дворцовый прием. Сейчас же пытались угодить исключительно мне, и я никак не мог понять, чья это инициатива.

Перпонше ограничился бы более скромным ужином для своего господина, без излишеств, но принес бы больше вина.

Здесь же превалировало мясо во всех его соблазнительных вариациях. Было и вино, и даже «гасконское вино», но в весьма скромных объемах.

Хоть пожар за окном и нервировал меня, но он был далеко, а запах гари особо не беспокоил, и я решительно настроился отдать должное блюдам.

Но тут появилась хозяйка вечера, о которой я слегка подзабыл за прочими делами, но которая вовсе не позабыла обо мне.

Лулу была восхитительна.

Одетая в простое платье небесно-голубого цвета с глубоким декольте, она могла бы затмить своим видом большинство придворных дам. И главное, она это понимала. Поверх декольте лежал белоснежный жемчуг, в ушах висели жемчужные же серьги, в волосах была заплетена синяя лента.

— Я вас ждала, господин… — с виду она была покорна и послушна, но я знал, что за этим таится железный характер. И даже слегка рассердился. Я видел, что слуги повинуются малейшему ее знаку — за время моего отсутствия она подчинила себе весь дом. И теперь решила взяться за меня. Нет уж!

— Теперь я понимаю, кому обязан столь щедрым приемом!

— Все для господина, — все так же негромко и мягко говорила Лулу. — За огонь не беспокойтесь, до нас точно не дойдет. Я чувствую…

Она подлила вина в кружку и принялась ухаживать за мной, накладывая на большую тарелку всевозможные вкусности.

Что сказать, я дико проголодался и с энтузиазмом принялся за еду. Сама же Лулу не ела, лишь следила, чтобы моя тарелка и кружка не пустели. Но принимать пищу в одиночку было не весело, так что я, лишь только чуть насытившись, отодвинул тарелку в сторону. При этом большая часть блюд оказалась даже не тронута.

— Кажется, ты немного переоценила мои силы, — развел я руками. — Накорми людей, и после часть из них пусть отправляется на помощь по ту сторону Сены. Там сейчас каждые руки на счету!

— Слушаюсь, господин, — рыжая ведьма не выразила ни капли неудовольствия, наоборот, споро позвала слуг, невостребованные кушанья в минуту утащили из комнаты, оставив лишь вино, да немного ветчины с сыром для закуски.

Я вышел во двор, раздал приказы и вернулся в комнату.

Масляная лампа была потушена, горела лишь свеча, да отсвет далекого пожара чуть подсвечивал окно багровыми цветами.

Сначала мне показалось, что в комнате никого нет, но потом Лулу поднялась из постели, тонкая и обнаженная, я четко видел ее силуэт, но не видел лица, и, подойдя ко мне, потянула за руку.

Повернув ключ в замке, я шагнул за ней следом. Сопротивляться ее чарам было невозможно. Лулу была прекрасна, и, хотя я прежде не очень любил рыжих девок, но не оценить ее природной красоты не мог.

Она ловко помогла мне раздеться, и через минуту мы были уже в кровати.

— Я умею быть очень благодарной, мой господин, — прошептала она мне в самое ухо, нависая сверху. Ее полные груди слегка касались сосками моей волосатой груди, а движения ее пальцев были нежны и легки.

Лулу опустилась чуть ниже и заработала ртом. Все что мне оставалось, это прикрыть глаза и получать удовольствие. Но, как оказалось, ночь только начиналась. И за первым разом у меня хватило сил на второй, а потом и на третий. Ах да де Брас, ах да сукин сын! Силен, бродяга!

Ведьма стонала и извивалась подо мной, ничуть не стесняясь быть услышанной случайным слугой. Она не знала стыда и делала все, чтобы сделать мне приятное. Но и сама получала взамен не меньше, а то и больше. Я в свое время изрядно поднаторел в любовных делах, меняя подруг одну за другой.

Были у меня и эффектные модели — невероятно красивые, яркие, но бревнами лежавшие в постели и считавшие, что одно их присутствие уже делает мужчину счастливым. Таких я прогонял быстро, после первого же раза. Но были и такие, что за внешней обычностью прятали неутомимую страсть.

Лулу же совмещала обе эти категории, взяв из каждой только самое лучшее.

Любовницей она была умелой, и я оценил ее старания, окончательно вымотавшись лишь через пару часов и уснув богатырским сном, крепким и без сновидений.

С самого утра над Парижем висел густой смог, пахло гарью, а горожане молились всем святым, чтобы огонь не добрался до их жилищ.

Проснулся я один, причем дверь была заперта изнутри. Как Лулу это проделывала? От нее словно не имелось запоров и замков.

Я вызвал Тибо, и начал еще раз подробно, во всех деталях расспрашивать его о причинах пожара. Парень повторил, что знал. Сначала громко бахнуло, и один из корпусов университета сложился, как карточный домик. Во все стороны разлетелись камни, кровля и перекрытия. Занялось пламя, которое быстро перекинулось на ближайшие строения.

Из обломков корпуса, как демон из ада, выбрался весь перепачканный в саже д’Артаньян, лицо которого было окровавлено, а одежды порваны.

Он брел, как безумец, и лишь бормотал: «Это все моя вина… слишком сильный заряд… надо было сыпать меньше…»

Все это видел и слышал один из дружков Тибо, который непосредственно в момент взрыва шлялся неподалеку и тут же прибежал полюбопытствовать, в чем дело. Тибо вообще окутал сетью своих малолетних агентов весь Париж, и это приносило плоды. Пацаны знали все, что творится в городе, и я получал информацию из первых рук. Уверен, сам кардинал позавидовал бы моей осведомленности.

Малолетний свидетель получил от Тибо вознаграждение и строгий наказ держать рот на замке. В том, что он будет молчать, я был уверен. Помимо прочего, пацаны отличались особой жестокостью, сравниться с которой могли бы, наверное, лишь беспризорники двадцатых годов двадцатого же века. Если он откроет рот и вякнет лишнее, его попросту прирежут, а труп будет плыть по Сене, пока его не выловят где-то ниже по течению.

Я прекрасно понимал эту систему и не собирался с ней бороться. Все равно пацанов не переделать. Их можно было лишь попытаться загнать в некоторые рамки, слегка приручить, но вытравить из них жестокость полностью никто бы не сумел.