Эта идея была подхвачена многими лингвистами. Г. Курциус вслед за Шлейхером утверждал, что в истории звуков наиболее наглядным образом обнаруживаются устойчивые законы, проявляющиеся в такой же последовательности, как и законы природы[394]. Ф.Е. Корш подчеркивал, что в «фонетике есть общие всем языкам законы, которые вызывают одинаковые явления помимо всякого родства и предания», а в области синтаксиса «законы так сказать физиологические отступают назад перед общими всем народам законами. Одинаковые потребности духа вызывают и одинаковые явления: мышление, воля, чувство, ищут для себя выражения во всех языках без различия и создают соответственные роды предложений»[395]. П. Пасси также полагал, что изменения в языках совершаются не случайно, но следуют определенным законам, которые хотя и обнаруживают вариации в различных языках, но в целом являются удивительно устойчивыми[396]; в работе Пасси приводилось множество примеров, иллюстрирующих это положение. По мнению Мартине, Пасси дал самое ясное изложение функциональной теории фонетических изменений[397]. Наличие общих формул языковых изменений признавал также А. Мейе.
«Все лингвисты, – писал А. Мейе, – которым приходилось заниматься рассмотрением фонетических изменений и устанавливать регулярные соответствия между разными языками, замечали, что изменения эти следуют каким-то общим типам… морфология так же, как и фонетика развивается по общим формулам»[398].
Наличие общих формул языковых изменений признавали также Ж. Вандриес, А. Доза, Р. де ла Грассери[399] и многие другие лингвисты. Об одной из книг, издание которой явилось большим событием в языкознании своего времени, Г. Хёнигсвальд замечает:
«Классическая работа Граммона „Traite de phonétique“ (в которой, между прочим, можно видеть предвосхищение многих структурных работ) посвящена именно универсальным законам звуковых изменений»[400].
В работах А. Шлейхера, Г. Курциуса, М. Граммона, А. Доза, А. Мейе, Ж. Вандриеса, Р. де ла Грассери, Р. Готье, Ф.Е. Корша, М.М. Покровского, О. Есперсена и др. можно найти большое количество примеров, иллюстрирующих различные диахронические универсалии: гласные неударных слогов стремятся к ослаблению; в интервокальном положении смычные часто превращаются в фрикативные; согласные в конце слова оглушаются; велярное ḷ часто изменяется в v или ṷ (П. Пасси); конец слова во многих языках подвержен разрушению (Г. Готье); аспирированные смычные исторически являются неустойчивыми; гласные под ударением стремятся к дифтонгизации; интервокальная позиция может вызывать озвончение согласных (М. Граммон); s часто превращается в h, но не наоборот; придыхательные обнаруживают тенденцию к превращению в спиранты (Ж. Вандриес); перфект часто превращается в простой претерит (А. Мейе); при сравнении часто употребляются аблативные конструкции (Ф.Е. Корш); причастие настоящего времени действительного залога часто превращается в nomen agentis (М.М. Покровский); слова со сходным значением имеют сходную семантическую историю и т.д. Это были не «мифологические», а действительные универсалии, не утратившие своей познавательной ценности и в настоящее время.
Следует отметить, что все сколько-нибудь значительные открытия в индоевропеистике фактически основывались на использовании диахронических универсалий. Долгое время предполагали, что в индоевропейском было только три гласных – a, i, u и только наблюдение над поведением k перед гласным а в санскрите, выступающего разных словах то в виде č, то в виде k, при сравнении с соответствующими словами других индоевропейских языков навело на мысль, что č могло возникнуть из k в положении перед е, некогда существовавшем в санскрите. Можно ли было установить это, не зная, что k перед е может превратиться в č. К. Вернер не смог бы сформулировать своего закона, если бы он не знал тенденции к озвончению интервокальных смычных. Нарушение этой универсалии в таких словах, как готск. broþar ʽбратʼ, заставило К. Вернера искать причину аномалий, которой оказалось наличие ударения на предшествующем гласном – именно это воспрепятствовало озвончению интервокального согласного (ср. др.-инд. bhratȧ).
Не чуждо было компаративистам и понятие импликационных универсалий. Уже первые попытки морфологической классификации языков содержали импликации типа: «Если язык является корнеизолирующим, то в нем нет морфологически оформленных частей речи». Китаисты давно заметили зависимость в китайском языке между небольшим количеством типов слогов и развитием тонов как средства дифференциации слогов (в современном китайском национальном языке имеется 414 разных слогов, а с учетом тонов 1324). П. Пасси установил взаимосвязь между долготой гласного и его закрытостью, тогда как краткие гласные чаще всего бывают открытыми[401]. Г. Ципф подметил зависимость между количеством суффиксов и количеством различных глагольных корней[402]. Г. Свит связывал сопротивление английского языка сандхи с краткостью английских слов[403], а Ж. Вандриес – зависимость между количеством аффиксов и развитием чередования гласных[404]. В. Шмидт сообщил о закономерной связи постпозиции родительного падежа с наличием в языке префиксов и предлогов[405]. Дж. Гринберг сообщает, что Ч. Фергусон предложил диахроническую универсалию:
«Назальные гласные, за исключением заимствований и образований по аналогии, всегда являются результатом утраты ранее существовавшего здесь носового согласного»[406].
Но ведь этот факт был известен любому историку французского языка задолго до появления работы Фергусона. Все эти замечания можно было бы облечь в формулы, выражающие импликационные универсалии, например: «Если язык обладает небольшим количеством типов слогов, то в нем развиваются тоны» (как средство увеличения словообразовательных возможностей языка), «Если в языке обычны короткие слова, то в нем нет сандхи» и т.п.
Таким образом, поиски универсалий в современном языкознании исторически продолжают линию, начатую А. Шлейхером, и современные теоретики универсалий начали свою деятельность отнюдь не на пустом месте.
На наш взгляд, более объективно подходит к истории возникновения типологического изучения языков Тадеуш Милевский. Типологическое изучение языков возникло на базе их описания, которое в известной степени является недостаточным.
«Даже при наличии общего метода описания описательное языкознание остается только совокупностью отдельных монографий. Такое состояние не может сохраняться долго. Каждая наука стремится к сравнительному синтезу, поэтому рядом с описательным языкознанием должно существовать сравнительное языкознание, которое сопоставляет по определенным методам уже описанные языки»[407].
Основным методом типологического изучения языков, как и их сравнительно-исторического изучения, является сравнение, однако целевая направленность сравнения в том и другом случае разная.
С помощью исторического метода мы сравниваем лишь элементы систем, но не можем сравнить системы, их структуры в целом. Кроме того, эти элементы мы сравниваем односторонне, только с точки зрения их генезиса, но не их функции в современной системе языка. Исторический метод делает возможным сравнение элементов только родственных языков, восходящих к общему праязыку и принадлежащих одной языковой семье.
