– Миссис Бертон-Кокс усыновила Десмонда, когда ее родной сын умер, – объяснил Пуаро.
– Когда он умер? Отчего?
– Все эти вопросы я задавал самому себе. Она может быть звеном в цепи эмоций – любви, ненависти, жажды мести. В любом случае я должен ее повидать, чтобы составить о ней определенное мнение.
В дверь позвонили, и миссис Оливер поднялась.
– Должно быть, это Селия, – сказала она. – Вы уверены, что все в порядке?
– Со мной – да, – ответил Пуаро. – Надеюсь, с ней тоже.
Спустя несколько минут миссис Оливер вернулась вместе с Селией Рейвенскрофт. На лице девушки было написано сомнение.
– Не знаю, могу ли я... – начала она.
– Я хочу представить тебя, – прервала миссис Оливер, – человеку, который помогает мне и, надеюсь, поможет тебе. Поможет узнать то, что ты хочешь. Это мосье Эркюль Пуаро. У него особый талант все выяснять.
– О! – произнесла Селия, с подозрением разглядывая яйцевидную голову, пышные усы и миниатюрную фигурку детектива. – По-моему, я о нем слышала.
Эркюль Пуаро с трудом удержался, чтобы не ответить: «Большинство людей слышали обо мне». Впрочем, это не вполне соответствовало бы действительности, так как многие из слышавших об Эркюле Пуаро и знавших его ныне покоились на кладбищах.
– Садитесь, мадемуазель, – сказал Пуаро. – Я немного расскажу вам о себе. Когда я начинаю расследование, то довожу его до конца. Я выясню правду, и если вы хотите ее знать, то сообщу ее вам. Но может быть, вы хотите не правды, а успокоения. Это не совсем одно и то же. Я могу отыскать различные аспекты, которые в состоянии вас успокоить. Если этого будет достаточно, то больше ни о чем меня не спрашивайте.
Селия опустилась на стул, придвинутый Пуаро, и внимательно посмотрела на него:
– Значит, вы не думаете, что меня интересует правда?
– Я думаю, – ответил Пуаро, – что правда может причинить вам горе или потрясение, и тогда вы скажете: «Почему я не оставила все это в покое? Знать об этом мучительно и не принесет мне никакой пользы».
– Ведь речь идет о самоубийстве моих родителей, которых я любила, – отозвалась Селия. – Любить отца и мать не является недостатком.
– В наши дни многие считают как раз наоборот, – заметила миссис Оливер. – Так сказать, новый догмат вероисповедания.
– Я начала задумываться о происшедшем, – продолжала Селия. – Прислушиваться к тому, что говорили люди, которые знали мою семью, замечать их жалостливые и любопытные взгляды. Я не хочу такой жизни. Вам кажется, что это не так, но я хочу правды. Уверена, что смогу ее вынести. – Словно вспомнив о вопросе, который она собиралась задать, Селия внезапно осведомилась: – Вы видели Десмонда, не так ли? Он говорил мне, что ходил повидаться с вами.
– Да, Десмонд Бертон-Кокс приходил ко мне. А вы не хотели, чтобы он это делал?
– Он не спрашивал меня.
– А если бы спросил?
– Не знаю, запретила бы я ему так поступать или, напротив, одобрила бы его намерение.
– Я бы хотел задать вам один вопрос, мадемуазель. Как вам известно, Десмонд Бертон-Кокс приходил повидать меня. Он приятный и привлекательный молодой человек и серьезно смотрит на то, о чем говорил со мной. Если вы действительно хотите пожениться, то это свяжет вас друг с другом на всю жизнь, хотя в наши дни многие молодые люди так не думают. Так вот, имеет ли значение для вас и Десмонда, была ли смерть ваших родителей двойным самоубийством или чем-то еще?
– Значит, по-вашему, она была чем-то еще?
– Пока что я этого не знаю, – ответил Пуаро. – У меня есть основания полагать, что такое возможно. Кое-что кажется мне не вполне соответствующим версии двойного самоубийства, хотя именно ее придерживалась полиция, внимательно изучив все факты, – а в полиции, мадемуазель Селия, работают надежные люди.
– Однако причину они так и не выяснили. Вы это имели в виду?
– Совершенно верно, – подтвердил Пуаро.
– А вам кажется, что вы знаете причину, после того, как все обдумали?
– Я в этом не уверен, – ответил Пуаро. – Но думаю, что правда может оказаться весьма болезненной, и поэтому спрашиваю вас, не будет ли разумнее сказать: «Прошлое есть прошлое. Я люблю Десмонда, и он любит меня. Нам предстоит жить в будущем».
– Десмонд говорил вам, что он приемыш? – спросила Селия.
– Да, говорил.
– Если миссис Бертон-Кокс даже не его мать, почему же она пристает к миссис Оливер, чтобы та все у меня выспрашивала?
– А Десмонд любит ее?
– Нет, – ответила Селия. – По-моему, он никогда ее не любил.
– Миссис Бертон-Кокс тратила деньги на его одежду, образование и все прочее. Как вы думаете, она его любит?
– Не знаю. Едва ли. Мне кажется, миссис Бертон-Кокс хотела получить ребенка взамен своего собственного. Ее сын погиб в результате несчастного случая, поэтому она решила кого-нибудь усыновить. Муж ее тоже недавно умер. Так трудно запомнить даты...
– Знаю. Но я бы хотел узнать еще кое-что.
– О ней или о Десмонде?
– Он обеспечен финансово?
– Не знаю, что вы под этим подразумеваете. Он сможет содержать меня... жену. По-моему, при усыновлении к нему отошла значительная сумма. Конечно, это не состояние...
– А миссис Бертон-Кокс ничего не может... попридержать?
– Вы имеете в виду, лишить Десмонда дохода, когда он на мне женится? Не думаю, чтобы она смогла или когда-либо угрожала это сделать. Все оговорено адвокатами или теми, кто осуществлял процедуру усыновления. Я слышала, что эти организации все тщательно проверяют.
– Теперь я спрошу вас о том, что может быть известно только вам и, возможно, миссис Бертон-Кокс. Вы знаете, кто была настоящая мать Десмонда?
– Думаете, это как-то связано с чрезмерным любопытством его приемной матери? Нет, я этого не знаю. Возможно, Десмонд был незаконнорожденным. Такие дети часто подлежат усыновлению, не так ли? Конечно, миссис Бертон-Кокс могла что-то знать о его настоящих родителях, но ему она ничего не рассказывала. Наверное, ограничивалась болтовней вроде того, как приятно быть усыновленным, потому что это означает, что ты кому-то нужен.
– Значит, ни ему, ни вам не известно о каких-либо кровных родственниках Десмонда?
– Мне – нет. Думаю, что и ему тоже, хотя это вряд ли его беспокоит.
– Вы не знаете, была ли миссис Бертон-Кокс другом вашей семьи или кого-то из ваших родителей? Не припоминаете, чтобы она приходила к вам домой во время вашего детства?
– Нет, не припоминаю. Думаю, миссис Бертон-Кокс жила в Малайе, муж ее, возможно, умер там, а Десмонда послали учиться в Англию и жить у каких-нибудь дальних родственников или людей, которые берут детей из школ на каникулы. Тогда мы с ним и подружились. Он казался мне героем – лазил на деревья, рассказывал о птичьих гнездах и яйцах. Когда мы снова встретились в университете, то Десмонд спросил, как моя фамилия. «Я ведь знаю только твое имя», – сказал он. Мы вспоминали прошлое и как бы познакомились заново. Но теперь мне кажется, что я совсем ничего о нем не знаю. Я вообще ничего не знаю, но хочу знать. Как можно устраивать свою жизнь, не имея понятия о том, что происходило с твоей семьей и близкими людьми в прошлом?
– Итак, вы желаете, чтобы я продолжал расследование?
– Да, если оно может дать какие-то результаты. Но я в этом сомневаюсь, потому что мы с Десмондом уже пытались кое-что разузнать, но ничего не добились. Ведь это не столько история жизни, сколько история смерти – вернее, двух смертей. Когда происходит двойное самоубийство, две смерти воспринимаешь как одну. Кажется, у Шекспира или кого-то еще сказано: «Они и в смерти были неразлучны»... Да, продолжайте расследование и рассказывайте миссис Оливер, что вам удалось выяснить, а лучше сообщайте сразу мне. – Она обернулась к миссис Оливер: – Я не хотела вас обидеть. Вы были мне хорошей крестной, но я предпочитаю узнавать обо всем из первых рук. Вы ведь сможете узнать правду, мосье Пуаро?
– Как правило, мне это удавалось, – ответил Пуаро. – Это все, что я могу вам сказать.