«Ну что же, – злорадно подумал я, – его ждет разочарование».

Появился Бойд Каррингтон и довольно брюзгливо заметил, что у меня весьма бодрый вид сегодня утром.

– Да, – ответил я. – У меня добрые новости.

Он сказал, что не может похвалиться тем же. У него был нудный телефонный разговор с архитектором, какие-то проблемы со строительством; местный маркшейдер вел себя по-хамски. И удручающие письма. К тому же он боится, что позволил миссис Франклин вчера переутомиться.

Миссис Франклин определенно брала реванш за вчерашний приступ бодрости. Как я узнал от сестры Крейвен, сегодня она была совершенно невыносима.

Сестре Крейвен пришлось отказаться от своего выходного, который был ей обещан, что весьма испортило ей настроение, так как сорвалась встреча с друзьями. С раннего утра миссис Франклин требовала то нюхательную соль, то грелки, то какую-то особую еду и питье и не отпускала сестру из комнаты. Она жаловалась на невралгию, боли в сердце, судороги в руках и ногах, озноб и бог знает на что еще.

Должен сказать, что ни я и никто другой не были по-настоящему встревожены. Мы приписывали все это склонности миссис Франклин к ипохондрии.

Сестра Крейвен и доктор Франклин так же, как и все, не придавали значения поведению миссис Франклин.

Последнего вызвали из лаборатории. Он выслушал жалобы жены, спросил, не хочет ли она, чтобы пригласили местного доктора (это предложение миссис Франклин яростно отвергла). Затем доктор Франклин дал жене транквилизатор, успокоил ее, как мог, и снова вернулся к своей работе.

Сестра Крейвен сказала мне:

– Он знает, конечно, что она просто капризничает.

– Вы не думаете, что у нее действительно что-то не так?

– Температура нормальная, пульс прекрасный. Просто поднимает шум по пустякам, если хотите знать мое мнение.

Она была раздражена и говорила менее осторожно, чем обычно.

– Ей нравится мешать другим радоваться жизни. Она бы хотела, чтобы муж волновался, я прыгала вокруг нее и даже сэр Вильям чувствовал себя негодяем из-за того, что «переутомил ее вчера». Она из таких.

Сестра Крейвен явно считала, что сегодня ее пациентка невыносима. Насколько я понял, миссис Франклин действительно крайне грубо с ней обращалась. Она была из тех женщин, которых медицинские сестры и слуги интуитивно недолюбливают – не столько из-за беспокойства, которое она причиняет, сколько из-за того, как при этом себя ведет.

Итак, как я говорил, никто из нас не отнесся серьезно к нездоровью миссис Франклин.

Единственное исключение составлял Бойд Каррингтон, слонявшийся вокруг с трогательным видом маленького мальчика, которого выбранили.

Сколько раз после этого я снова и снова перебирал события того дня, пытаясь вспомнить что-то упущенное в тот момент – какой-то крошечный забытый эпизод, ускользнувшую от внимания деталь. Я пытался вспомнить, как именно вел себя в тот день каждый – как обычно или выказывая волнение.

Позвольте мне еще раз изложить в точности, что я помню о каждом.

Бойд Каррингтон, как я уже сказал, чувствовал себя неуютно, и у него был виноватый вид. По-видимому, он считал, что накануне увлекся и, как настоящий эгоист, не подумал о хрупком здоровье своей спутницы. Он пару раз поднимался наверх, чтобы осведомиться, как себя чувствует Барбара Франклин, и сестра Крейвен, пребывавшая не в лучшем расположении духа, была с ним резка. Он даже побывал в деревне и купил коробку шоколадных конфет. Ее отослали обратно. «Миссис Франклин не выносит шоколада».

Бойд Каррингтон, который был безутешен, открыл коробку в курительной, где были мы с Нортоном. Мы втроем угостились в унылом молчании.

Нортону, как мне теперь кажется, в то утро определенно не давала покоя какая-то мысль. Он был задумчив, и пару раз я заметил, как он хмурит брови, словно чем-то озадаченный.

Он любил шоколад и теперь с рассеянным видом поглощал его в большом количестве.

Погода испортилась. С десяти часов шел дождь.

Он не навеял меланхолию, как это иногда бывает в хмурую погоду. Скорее дождь принес всем нам облегчение.

Около полудня Кёртисс спустил вниз Пуаро, и тот уютно устроился в гостиной. Здесь к нему присоединилась Элизабет Коул. Она играла для него на рояле. У нее была приятная манера исполнения. Элизабет играла Баха и Моцарта – любимых композиторов моего друга.

Франклин и Джудит пришли из сада примерно без четверти час. Джудит была бледна и держалась как-то скованно. Она почти все время молчала, с рассеянным видом озиралась, словно во сне, и вскоре ушла. Франклин посидел с нами. У него тоже был усталый и отсутствующий вид, и нервы, похоже, были на пределе.

Помнится, я сказал что-то насчет того, что дождь приносит облегчение, и доктор Франклин поспешно отозвался:

– Да. Бывает такое время, когда что-то должно разрешиться...

При этом у меня почему-то сложилось впечатление, что он говорил не только о погоде. Как всегда неуклюжий, он налетел на стол, и половина шоколадных конфет высыпалась на пол. С встревоженным видом доктор Франклин извинился – очевидно, перед коробкой.

– О, простите.

На сей раз мне почему-то не показалось это смешным. Он поспешно наклонился и принялся собирать рассыпанные конфеты.

Нортон спросил, трудное ли у него выдалось утро.

И тогда доктор вдруг улыбнулся своей мальчишеской, непосредственной улыбкой.

– Нет, нет, просто я сейчас понял, что шел неверным путем. Нужен гораздо более простой процесс. Теперь можно пойти кратчайшим путем.

Он стоял, слегка покачиваясь с пяток на носки, и в его рассеянном взгляде светилась решимость.

– Да, кратчайшим путем. Это лучше всего.

Если утром мы все были нервозные и неприкаянные, то день неожиданно прошел весьма приятно. Выглянуло солнце, в воздухе были разлиты прохлада и свежесть. Миссис Латтрелл спустили вниз, и она сидела на веранде. Она была в прекрасной форме – обаятельна и остроумна, но без излишней экспансивности и без язвительности. Подтрунивала над мужем, однако добродушно и с нежностью, а он просто сиял. Было чудесно видеть, какие у них добрые отношения.

Пуаро также позволил вывезти свое кресло на воздух. Он тоже был в прекрасном настроении. Думаю, ему было приятно, что Латтреллы так милы друг с другом. Полковник сбросил несколько лет. Он держался увереннее и реже теребил усы. И даже предложил сыграть вечером в бридж.

– Дейзи так не хватает бриджа.

– Да, в самом деле, – подтвердила миссис Латтрелл.

Нортон предположил, что это ее утомит.

– Я сыграю один роббер, – ответила миссис Латтрелл и добавила, подмигнув: – И я буду хорошо себя вести и не стану есть поедом бедного Джорджа.

– Моя дорогая, – запротестовал ее муж, – я знаю, что никудышный игрок.

– И что с того? – не соглашалась миссис Латтрелл. – Разве мне не доставляет огромное удовольствие подкусывать тебя за это?

Мы все рассмеялись. Миссис Латтрелл продолжала:

– О, я знаю свои недостатки, но не собираюсь меняться, в мои-то годы. Джорджу просто придется с этим мириться.

Полковник Латтрелл посмотрел на нее с немым обожанием.

Полагаю, именно то, что мы видели чету Латтрелл в полном согласии друг с другом, вызвало дискуссию о браке и разводе, которая имела место несколько позже, в тот же день.

Являются ли возможности, предоставляемые разводом, благом для мужчин и женщин? Или за периодом временного раздражения и охлаждения (или проблем, связанных с появлением третьего лица) часто следует возрождение истинной привязанности и былых нежных чувств?

Иногда странно наблюдать, до какой степени взгляды людей не совпадают с практикой их личной жизни.

Мой собственный брак был невероятно счастливым и удачным, и я, по сути своей человек старомодный, однако же, выступал за развод – за то, чтобы покончить с прошлым и начать все сначала. Бойд Каррингтон, потерпевший неудачу в браке, все-таки стоял за нерасторжимый брачный союз. По его словам, он питал глубочайшее почтение к институту брака. Это – основа государства.