Сегодня должен был быть пустой день, без обучения, а значит, он созвонится с родными по Скайпу и пойдет в это странное заведение. Может, удастся что-либо узнать об этой таинственной Инес, хотя смерть очень сильно поразила его воображение. Это было первым таким случаем на его памяти – бабушки и дедушки умирали без его наблюдения. Просто мать и отец приходили и говорили: «Приготовься, милый, дед Хосе умер». И он от удивления раскрывал глаза и сначала долго раздумывал, а не шутка ли все это. Да, люди плохо себя иногда чувствовали, но при чем тут смерть?
Санта-Муэрте, с откинутой назад головой, грозной и одновременно томной улыбкой и своей длинной косой приковывала его взгляд.
– Нет, к черту! – сказал он, постаравшись придать себе веселый вид. Потом вспомнил и ойкнул. Чертыхаться он больше не будет, он пообещал отцу Педро. Сейчас, кстати, необходимо будет заглянуть к нему, а то общаться пока не с кем и незачем. Спросить его, как относиться к сатанистке, которая вместе с ним ходит на курсы, и может ли он как-то в будущем помогать церкви, организуя рекламные кампании. Потом рассмеялся и включил компьютер, быстро поставив лайки всем, кто заинтересовался его профилем «enamorado en Mexico» уроженца Испании. Ничего интересного. Может, зря вся эта церковь, и стоит ходить к психологу? Но он уже набирал номер телефона отца Педро и слушал гудки.
– Так вот, отец Педро, я бы не сказала, что готова рассказывать прямо сейчас, что я чувствую, – начала Инес, и представила почему-то, что в прошлой жизни она бы на этом месте затянулась сигаретой, посмотрела бы в лицо собеседнику и расхохоталась.
– Почему не сейчас, дорогая? Ты давно не была на исповеди. Просто скажи пару слов, – посоветовал отец Педро. В молодости, должно быть, он был блондином – кожа светлая, глаза голубые, толстые щеки гринго и неизменные очки любящего чтение человека.
– У меня пока нечем поделиться. Жду, когда приму обет, – сказала Инес и пожала плечами.
– Неужели больше не хочется вернуться на путь греха? – заговорщическим тоном сказал отец Педро сквозь прутья старинной решетки.
– Нет, я абсолютно свободна от этого, только иногда вспоминаю, что наделала. Но стыдно не становится, – неожиданно смело произнесла Инес.
– И тебе больше не хочется ходить под дурманом?
– Неееет, тут дурмана гораздо больше, отец, и он такой… – она задумалась, подыскивая слово, – хороший. Я каждый раз хочу сказать что-то по-новому, как-то интересно сказать, но у меня из головы все уходит неведомо куда.
– Понимаю. Это наркотики ослабляют разум, – кивнул отец Педро и взглянул на часы на запястье. – У нас осталось еще немного времени. Но какие-то грехи у тебя все же есть?
– Да, – призналась Инес, – гордыня и несогласие с некоторыми сестрами. А также… я постоянно оглядываюсь вперед и думаю, что нечто должно произойти, я…
– Я тоже, – перебил ее отец Педро, – но вот уже двадцать лет, как ничего не происходило…
– Если не считать нового Папы, – тихо добавила Инес.
«Петр II находится с визитом в Камеруне. Он присутствовал на шаманском богослужении, чего никогда не делал ни один папа до этого. От экуменических комментариев папа отказался», – говорило видео на кабельном канале серьезным и обеспокоенным голосом.
Отец Педро не ответил, а значит, он, скорее всего, тоже смотрит телевизор. Или сейчас находится в женском монастыре. По телевизору с гордо поднятой головой и несколько надменной улыбкой расхаживал этот гринго, отец Петр, который неожиданно для всех решил оставить свое прежнее имя из светской жизни – Питер Уитфилд – и тем самым породить слухи о конце света. Петр был молод, а точнее, ему было сорок три года, и он обладал внешностью чуть ли не американской кинозвезды золотой эры Голливуда. Таких представляешь себе в плаще с сигарой в зубах, то ли вышедших на дело, то ли, наоборот, преследующих бандитов.
«Педро… Питер… Одно и то же», – ухмыльнулся Родриго и потом подумал: «Стоп, да я тоже ношу папское имя, ведь Родриго был папой Александром из семейства Борджиа». Его это сравнение позабавило и одновременно опечалило, ибо по Борджиа писала диссертацию его бывшая девушка. Не в последнюю очередь его новое церковное рвение заключалось в том, что он собирался найти себе новую любовь из каких-нибудь верующих и верных девушек.
Так что придется, ему, видимо, провести какое-то время в компании служек при храме, но ничего не попишешь. Он спешно оделся, легким движением расчески уложил отросшие волосы набок, проехал в лифте с семьей из кричащих маленьких детей индейского вида, которые невежливо тыкали в него пальцем и вышел на свет, который практически ослепил его.
– Извини, парниша, – сказал чей-то голос, отчего Родриго вздрогнул и оглянулся. Перед ним стоял кто-то, одетый в косуху, но он неожиданно вспомнил, что видел этого человека за игрой в баре. Это был один из татуированных мрачных мужиков с вислыми усами.
– Да? – спросил он. – У вас есть ко мне какое-то дело?
– Может, и дело, а может, и не очень, – сказал мужик и помрачнел. – Зависит от того, что передал тебе старик.
– Фигурку Санта-Муэрте, а что? – вскинулся Родриго, подумав, что хорошо, что он оставил ее дома.
– Нам бы ее надо проверить, не пустишь?
– Кому это нам?
– Фигероа. Альфонсо Фигероа, – представился мужчина. – Можешь звать меня просто Эл.
Солнце невыносимо пекло, и под его светом можно было пересчитать все крупные грязные поры на лице этого самого Альфонса, похожие на жирные микроскопические дырки от сыра.
– Вы мне ничего не сделаете? – спросил Родриго, и тут только сейчас его наконец-то прошиб пот.
– А я должен? Ты же хороший мальчик, – сказал Эл и неожиданно улыбнулся.
Родриго повернулся к двери, открыл домофон ключами, потом двинулся прямиком к лифту. Когда лифт подъехал, в его верхнем слепящем свете лицо Альфонсо стало напоминать печеное яблоко по колориту, оно как-то скукожилось и стало незначительным. Тут Родриго заметил, что Эл гораздо ниже его ростом. Тогда он совсем осмелел и сказал:
– Я должен передать все Инес, об этом просил покойный.
– Инееес? – протянул Альфонсо и толкнул Родриго в пасть лифта. – Ну ты типа того, поезжай.
– Нет, только Инес может получить фигурку.
– Как скажешь, – улыбнулся Эл и еще раз улыбнулся своими золотыми зубами с щербатыми промежутками. Эл был довольно молод, но его здоровье явно оставляло желать лучшего.
Родриго нажал на лифт, и они поехали.
Когда Родриго начал открывать дверь своей квартиры, он заметил какую-то странную тяжесть в замке, но, не обратив на это особого внимания, повернул ключ. Квартира встретила его странным ощущением ждущей пустоты.
– А вот и наша красавица, – проговорил Альфонсо, подходя к статуэтке Санта-Муэрте, возвышавшейся на столе как грозный символ того, к чему должен был прийти Эл. – Ути-пути, иди сюда…
– Зачем она вам? – проговорил Родриго и недоверчиво посмотрел на то, как Эл, достав перочинный ножик, вспарывает им само основание статуэтки.
– Не трожьте ее, Инес надо доставить… – от волнения его губы пересохли. – В целости и сохранности.
– Не кипишуй, братан, запаяю, и будет как новая, – сказал Эл, несмотря на то, что рядом с ним стоял какой-то громадный третий, вышедший из кухни с пистолетом в руках. Ствол был направлен Элу в голову.
– Что, черт его дери, это такое? – спросил Эл, которого третий свалил на пол. Эл старался высвободиться из цепких объятий незнакомца, кусая ему руки, а Родриго не знал, что и делать. Наконец, третий посмотрел на него и сказал ему:
– Ударь его!
Родриго, опешив, посмотрел на лицо третьего. Не похоже, чтобы тот видел его в кафе. Это было относительно бледное лицо мужчины лет сорока, с густыми бровями и большими губами, некрасивое, но выразительное.
– Давай! Что стоишь!
Эл стонал, но продолжал брыкаться. Родриго взял в руки почему-то палку для селфи и неожиданно для себя ткнул Элу в глаз, из которого что-то отвратительно брызнуло. Эл, матерясь, выпустил статуэтку Санта-Муэрте. Та упала, покатилась и упала к ногам испанца, показав свое полое дно и выпавший из нее пакет с каким-то белым порошком. Родриго поморщился и посмотрел в сторону дерущихся. Эл был связан непонятно как взявшимися веревками из кармана третьего и накрепко приторочен к ножке стула. Одного глаза у него уже не было, и кровь пополам с сукровицей капала на его щеку и стекала по подбородку. Эл стонал, изгибался, матерился и звал на помощь, пока незнакомец не принес из ванной тряпку и не заткнул ему рот, обмотав его оторванной от одеяла полоской ткани.
