– Смотрите, кого я привел, – говорит отец.

Чев с широкой улыбкой вбегает в комнату и бросается ко мне.

– Елена! Представляешь, я ел французские сэндвичи у тети! У нее даже хлеб не такой, как у нас, и…

– Чев, потише. Не забывай: твоей сестре нездоровится. Не кричи так громко, – просит мама.

– Ой, прости. И еще, я сам сделал настоящий майонез, из яиц… – продолжает он уже шепотом.

Я улыбаюсь, а он продолжает висеть на моей шее. Мне так тебя не хватало, малыш… От одной этой мысли на глаза наворачиваются слезы.

– А чем ты больна? – спрашивает он.

– Она просто больна, – вмешивается отец, пытаясь пресечь бесконечные вопросы моего младшего брата.

Чеви и этого достаточно. Он спрыгивает с кровати и идет к окну, не прекращая болтать. Родители внимательно за мной наблюдают, пытаясь прочесть что-то новое в моем взгляде. Не знаю, чего они ожидают от меня, но это неприятно, так что я отворачиваюсь.

– Ты… Я подумала, можно немного прогуляться по больничному двору. Погода хорошая, а Чеви столько всего хотел тебе рассказать, – нерешительно предлагает мама.

Дьявол! Я сглатываю. Прогуляться? Нет уж, ни за что! Там наверняка полно народу.

– Что-то мне не хочется, – цежу я сквозь зубы, отводя взгляд.

– Ладно, ничего страшного. Мы выйдем сами, а ты немного отдохни. Мы вернемся позже, – говорит отец.

Спустя две минуты в комнате воцаряется тишина и спокойствие. Я кутаюсь в одеяло, но никак не могу сомкнуть глаз. Я не чувствую усталости. Меня уничтожили морально, а это не излечить обычным сном. Мои мысли блуждают и, наконец, оседают в воспоминаниях.

Это правда: у меня не получается ничего рассказать о случившемся, но как мои родители могут сомневаться в Тигане? Я знаю, что папа серьезно задумался о наших взаимоотношениях после того случая, когда Тиг чуть не сошел с ума от ночного кошмара, и я была уверена – он понял, что нас с ним связывает. Хотя, с другой стороны, отцу всегда было трудно признавать очевидное…

Я вхожу в кухню. У мамы странное выражение лица, хотя обычно она всегда улыбается. Надеюсь, у нее не случилось рецидива после рака. Сейчас у нее ремиссия, и я больше никогда не хочу видеть ее такой слабой, какой она была в самый критический момент. Она, наконец, меня замечает.

– Как дела? – спрашиваю я с волнением.

– Твой отец вне себя, – запросто отвечает она.

Слава богу! Значит, в ближайшем будущем кризисов не предвидится. Отец расстроен? Придумал бы что-нибудь новенькое, в конце концов! Он, конечно же, будет надрываться из-за какой-нибудь ерунды, а я не найду в себе сил сохранять спокойствие.

– У вас с Тигом есть минут пятнадцать. Наказание будет суровым.

У нас с Тигом? На этой неделе мы не пропустили ни одного занятия. Что он там себе еще придумал?

– Наказание? Мы же не Чеви, позволь напомнить! И потом, мы ничего не сделали.

Она пристально смотрит на меня. Я останавливаюсь у холодильника. Я хочу есть. Этим утром все иначе, все изменилось благодаря Тигу. Не могу с уверенностью сказать, что я теперь другая, но такое ощущение, что я сильнее, чем когда-либо. И это случилось только благодаря ему.

– Ничего не сделали? Ты уверена? – спрашивает мама, улыбаясь краешком рта.

Я замираю. Черт, надеюсь, она не имеет в виду…

– Если тебе нужно с кем-то поговорить… или ищешь совета, ты всегда знаешь, где меня найти, дорогая. Вне зависимости от того, что там себе думает твой отец! Ты взрослеешь, невозможно все время ограничивать себя… И, если ты хочешь, ну, я не знаю, выпить какие-нибудь таблетки, отправь мне сообщение, – добавляет она шепотом.

Так, ее поведение, мягко говоря, очень странное. Неужели она что-то знает? Как такое возможно? Мы с Тигом всегда так осторожны. Не может быть.

– Елена! – кричит отец.

Я хмурюсь, когда он врывается в кухню. Он и в самом деле в бешенстве.

– Ты можешь мне объяснить, что это такое? – Он трясет передо мной трусами Тига.

Точно, он был в них, когда заходил в мою комнату вчера ночью. Должно быть, мы забыли их на полу у кровати. О, черт меня побери! И, кстати, трясти ими над столом с завтраком омерзительно!

Я чувствую, как по телу поднимается жар, от стыда даже дышать тяжело. Думаю, мое лицо сейчас все пунцовое, словно его только что достали из печи. Елена, ты труп. Ты должна срочно придумать объяснение, если не хочешь, чтобы Тиган сыграл в ящик.

– Могу ли я узнать, почему на меня кричат из-за каких-то грязных трусов? Поднимись двумя этажами выше и спроси, там должны знать! – Я делаю вид, будто я ни при чем.

– Там – это в смысле в твоей комнате, у кровати? Объясни-ка мне, что он там делал со своими трусами? А не то я этого мелкого ублюдка…

– Дэниэл, следи за языком! – поправляет его мама.

И они еще удивляются, почему я так люблю некультурно выражаться. Яблоко от яблони…

Мама, кажется, совсем не удивлена услышанному. Она улыбается и подмигивает, когда мы встречаемся взглядами.

Я пытаюсь придумать хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение, чтобы не умереть от стыда. Последние несколько месяцев с отцом стало крайне тяжело общаться. Как в таких условиях объяснить ему, что я влюбилась в сироту, которого он принял в нашу семью?

Идея! Слава богу!

– Как тебе такое объяснение: я разбирала корзину с грязным бельем из ванной комнаты, и они выпали где-то по пути. Но, конечно же, ты сразу навоображал себе черт знает что.

Я могла бы сказать ему правду: что я занимаюсь сексом с Тиганом и что он ничего не сможет с этим поделать. Но что-то мне мешает. Возможно, кто-то из нас к этому не готов. Возможно, даже мы оба не готовы. Я, наверное, вовсе разучилась разговаривать с отцом. Даже не знаю, когда это началось. Он отказывается что-либо понимать, не хочет видеть дальше своего носа, и у меня не выходит объяснить ему, что он делает не так. К счастью, маме обычно удается выступать между нами в роли переводчика.

– Елена, твой отец просто в шоке от того, что он сам себе придумал. Ему нужно немного успокоиться, – уверенно говорит она.

– Нет, я не успокоюсь! Неважно, как они там оказались! – Мои объяснения его явно не убедили. – С сегодняшнего дня Тиган переезжает вниз.

Нет! Не смей отнимать его у меня! Тиган мне нужен. Без него мне плохо.

Я реагирую молниеносно. Я вовсе не горжусь тем, что играю на папиных чувствах, но отказаться от ночей в объятиях Тига выше моих сил.

– Серьезно? – парирую я. – Ты выставишь Тига из его комнаты из-за приступа непонятно откуда взявшейся паранойи? Ты не забыл, что речь идет о сироте, которого всю жизнь мотало из семьи в семью?

Отец расстрелял бы меня своим взглядом, если бы мог. Я уже собираюсь продолжить свою тираду, как вдруг осекаюсь. В проеме кухонной двери появляется Тиган. Он зол. Как всегда по утрам, он опускает глаза и делает вид, будто никого не замечает, но я уверена, что он прекрасно слышал мои слова про сироту.

Он входит на кухню, словно привидение. Мы молчим. Не поднимая глаз, Тиг толкает меня плечом, чтобы добраться до холодильника. Бутылки, стоящие в дверце, звенят. Он достает одно пиво и резко закрывает холодильник.

Пиво? С ума сошел? Нам выходить на занятия через десять минут!

Мы переглядываемся с родителями – они выглядят такими же ошарашенными, как и я. Тиг проходит мимо, я хватаю его за рукав. Он явно не в духе: вырывает руку, даже не остановившись, и не смотрит мне в глаза. Это совсем не хорошо. Ненавижу, когда он такой.

– Что это ты делаешь? – спрашиваю я. – Нам еще на занятия, а ты пиво собрался пить?

Он сжимает челюсть. На нем мои любимые джинсы и толстовка с черным капюшоном. Его татуировки выглядывают из-за воротника. Никогда не видела ничего более сексуального: они будто предлагают снять с него одежду, чтобы увидеть остальное. Тиг оставляет меня без ответа и исчезает. Мы слышим, как открывается и закрывается входная дверь. Тишина.