– Тиг… Ты…

Он отворачивается. Как же это тяжело. Он сбегает от меня в ванную, а я неслышно следую за ним. Тиг раздевается и со злостью бросает одежду на пол.

– Ты в порядке?

Не знаю, что еще сказать. Надо бы извиниться или попытаться что-то объяснить, но нужные слова не приходят на ум. Он не обращает на меня внимания. А я уже готова разреветься. Тиг вновь надевает толстовку и направляется обратно в свою комнату. Я стою у него на пути, мешая пройти, но не могу заставить себя сдвинуться с места. Он отталкивает меня. Это невыносимо. Уж лучше бы кричал, но только пусть не молчит.

– Тиган…

Никогда бы не подумала, что однажды придется умолять парня, чтобы он взглянул на меня.

Будь сильной, Елена, не сдавайся! Несколько секунд раздумий, и Тиг хватает меня за плечи и проталкивает назад в ванную. Я оборачиваюсь, а он уже захлопнул дверь своей комнаты. Я пытаюсь открыть, но он подпирает ее со своей стороны.

– Тиг!

Я колочу в дверь. Буквально только что мы были счастливы вместе, и вдруг – в ссоре. Я снова зову его, но он не отвечает.

Может, завтра все образуется. Надеюсь, он не собирается меня бросать. Я пытаюсь себя в этом убедить, но сердце разрывают дикие сомнения. Это невыносимо и настолько жестоко, что у меня не остается сил, чтобы вернуться к себе. Похоже, эту ночь я проведу в ванной.

Я резко просыпаюсь. Тиг прижимает меня к себе слишком сильно. Я открываю глаза, и первое, что вижу, – испуганный взгляд Тига.

– Елена, тебе пора уходить. Они…

Я сажусь и слышу шум из коридора. Тиг пытается подняться, придерживая себя за ребра свободной рукой. Он сталкивает меня с кровати – и вот мы оба уже на ногах. Он указывает на дверь.

– Скорее же, черт возьми, – бормочет он сквозь зубы.

Нет, не сейчас! Я ведь только уснула! Это слишком скоро!

Паника уступает место слезам. Я отрицательно качаю головой. Я не могу оставить его сейчас.

Елена упирается, не хочет уходить, но, если ее здесь найдут, у нее будут очень большие неприятности. О том, что тогда станет со мной, я даже думать не хочу. Копы будут счастливы припереть меня к стенке и вдобавок обвинить меня в домогательствах или еще Бог знает в чем. Что может быть хуже, чем изнасилование? Неважно. Я не хочу, чтобы еще и это свалилось на долю Елены.

– Тиг, я не могу…

Дыши, парень.

Я хватаю ее, и она прижимается ко мне. Как же тяжело с ней расставаться! Я не знаю, когда мы увидимся вновь. Возможно, никогда. От этой мысли меня прошибает холодный пот. Я обнимаю ее еще раз. Мы целуемся, и это наш самый ужасный и одновременно самый лучший поцелуй. При мысли, что наши губы больше никогда не встретятся, мне становится больно дышать. Черт! Я ведь без колебаний готов ради нее на все.

В конце коридора клацает дверь. Коп болтает с очередной медсестрой. Елена должна уйти прямо сейчас, если мы не хотим, чтобы нас застали врасплох.

Моя львица льнет ко мне. Это настоящая пытка для моего сердца и ребер.

– Я… Мне тебя так не хватает. Я вернусь вечером.

Мне тебя тоже не хватает, хоть у меня и не выходит сказать об этом вслух.

Я обнимаю ее в последний раз, а затем отталкиваю. Елена отступает на шаг. Она вся в слезах, но все же согласно кивает. Бросив на меня еще несколько отчаянных взглядов, она, наконец, выходит. Я слышу, как дверь мягко открывается и закрывается. Ее здесь больше нет, а меня уже гложет чувство, будто мне все это приснилось.

Мне не сомкнуть глаз.

Я наблюдаю за солнечным лучом, медленно ползущим по стене. Он едва ли поднялся на пару сантиметров, а мне уже кажется, что Елена была здесь несколько дней или месяцев назад. А ведь прошло не больше часа.

Хлопает дверь. Я даже не успеваю ничего сообразить, как рядом с кроватью появляются двое полицейских. По привычке я пытаюсь привстать, но не могу из-за наручника на запястье.

– Встать.

Что? Я ничего не понимаю. Меня тут же хватают и силой заставляют подняться с кровати. Черт, они что, поймали Елену на выходе? Мне подсовывают кроссовки, а на вытянутые вперед руки надевают другие наручники. Рация шипит, затем из нее доносятся слова:

– Второй патруль готов, транспорт для перевозки подъехал. Прием.

Дьявол, меня увозят! Увозят прочь от Елены! Я не хочу. Прежде чем я успеваю что-либо понять, на лодыжках тоже появляется пара наручников, связанная толстенной цепью с запястьями. Да что они творят? Коп толкает меня в спину, но я упираюсь. Я не желаю уезжать, она же вернется вечером.

– Двигай!

Нет! Удар по ногам, затем один из этих ублюдков ловит меня, пока я не свалился на пол. Если бы мне было хоть немного получше, они бы даже пальцем не смогли меня тронуть.

Пройти через всю больницу в наручниках в сопровождении двух копов в униформе – лучший способ обратить на себя внимание. Все кругом смотрят с презрением. Я даже ощущаю облегчение, когда, наконец, залезаю в тачку с мигалками, хотя это физически непросто. На выходе из комнаты я пытался вырваться и сбежать, но не смог. Это привлекло еще больше внимания. Они, черт возьми, увозят меня от моей львицы. Далеко. И все это происходит без единого комментария с их стороны.

Мы, должно быть, едем уже минут двадцать, и я даже не знаю куда. По всей видимости, в Райкерс. Наверное, после рентгена врач сказал им, что я уже достаточно окреп, чтобы меня перевозить. Я закрываю глаза и пытаюсь перевести дух. От одних только мыслей о тюрьме становится тяжело дышать. Я смотрю в окно. Тачка притормаживает на красный. Вокруг люди: кто-то ведет машину, кто-то прогуливается по улице, у некоторых совершенно отрешенный взгляд. Они живут своей спокойной жизнью. А я? Мои лодыжки и запястья пристегнуты к этому вонючему сиденью. Я пытаюсь проглотить ком в горле, но паника все равно постепенно берет верх. Еще эта тоска по Елене.

Меня вытаскивают из патрульной машины. Я упираюсь, потому что мне по-прежнему больно быстро двигаться. Это плохая идея. Коп тянет цепь от наручников еще сильнее, от боли у меня вырывается стон. Где я, черт побери?

Мы в каком-то подземном гараже. Повсюду патрульные машины и копы. На посту охраны верзила из конвоя толкает меня в спину так сильно, что я спотыкаюсь. Это его очень смешит. Гад!

Мы проходим лифт и два коридора, в которых пахнет едой и бумагой. Видимо, мы приехали в центральный комиссариат. Самый большой во всем Нью-Йорке. Меня проводят через очередную дверь – и на меня обрушивается волна телефонных звонков, допросов, угроз и самых разных запахов.

Я вхожу в офис открытого типа, все кругом гудит от электричества. Мы не проходим и двух метров, как весь шум стихает. Только цепи звенят в такт моим шагам. Все смотрят на меня, словно уже знают, кто я и что меня ждет. Толстуха в чертовой униформе пересекается со мной взглядом и корчит гримасу отвращения. Стерва! Я их всех ненавижу, они все мне противны.

Пусть идти недалеко, ощущение такое, будто меня пилили этими осуждающими взглядами дня три. Мы скрываемся в очередном коридоре, сразу за моей спиной шум возобновляется с новой силой. Меня заводят в комнату, где офицер снимает с моих лодыжек наручники, после чего уходит и запирает дверь на ключ.

Кажется, я провел здесь уже целую вечность. Неужто они собираются заставить меня гнить прямо здесь?

В комнате стоят металлический стол и два стула, на одном из которых сижу я, на стене большое зеркало и часы – все. Ни одна стрелка часов не сдвинулась с места, но времени прошло достаточно – об этом говорит боль во всем теле от неудобной позы.

Я выпрямляюсь и пытаюсь потянуться – ребра сразу напоминают о себе. Не спеша, корчась от боли, я откидываюсь на спинку стула. Боль стихает.