– Тиган, я попытался объективно оценить ваше досье с самого рождения, и что-то не сходится. Вас много раз ловили на краже, взломе, распространении наркотиков и так далее. Мелкая уличная торговля… Но никогда не было нападений или насилия. Я не верю, что вы на такое способны. Так что же произошло в тот вечер?

Я опять никак не реагирую. Мои мысли скачут слишком быстро, я их даже различить не успеваю. Это настоящий кошмар. Ощущение, будто я падаю в бесконечную дыру.

– Вы знаете, что будет, если Дэш умрет? Пожизненное. Вам семнадцать. Вы готовы провести всю оставшуюся жизнь в четырех стенах? За что вы разбили ему голову? Почему именно ему? Его состояние свидетельствует о вашей беспощадности. Если вы хотите избежать худшего, Тиган, вы должны начать говорить.

Я не могу, черт возьми! Крик застревает в моем горле, мешает дышать. Коп не обращает внимания и выкладывает фото на стол передо мной. Кровь, разбитые стулья, незнакомое лицо. Он кладет следующее фото. Затем еще и еще. Четыре игрока в бейсбол. Все выглядят так себе. Неужели это я такое с ними сотворил? Потом появляется фото Елены. Видимо, фото из класса, она на нем такая красивая, не плачет, застенчивая улыбка оживляет карие глаза.

– Тиган, что там произошло? У меня имеется одна жертва в коме, еще трое с разными показаниями и молчаливый, как могила, насильник…

Я смотрю на фото. Рядом с Еленой он кладет последний снимок – мой. Из прошлогоднего дела об опеке. Я отрываю руку от стула и отталкиваю фотку. Не люблю смотреть на себя. Наручники клацают о стол, пока я возвращаю руку на подлокотник.

– Нет, мне кажется, место этой фотографии прямо рядом с Еленой, – говорит детектив, передвигая снимок обратно. – Как все обстоит, Тиган? Я повидал достаточно насильников. Они никогда не смотрят на своих жертв так, как вы смотрите на нее. – Он касается фото Елены.

Дьявол, мне ее так не хватает! Она мне нужна. Я не знаю, как заставить себя говорить. Только она способна мне с этим помочь.

– Тиган, что произошло? – настаивает коп.

Я сглатываю. Из-за кома в горле дышать становится все тяжелее. Неспособность разговаривать – вот моя настоящая тюрьма. Я томлюсь в ней многие годы. Без Елены я не в состоянии вылезти из своей собственной головы.

– У нас недостаточно доказательств, Тиган. Я уверен, ваши показания могут все изменить. Напишите, если сказать вслух у вас не получается.

У меня начинается одышка. Почва уходит из-под ног. Полицейский слишком сильно напирает и подходит очень близко. Я отодвигаюсь от него на стуле, но так, чтобы все еще видеть фотографию моей львицы.

– Если Елена Хиллз не заговорит… Если вы не заговорите, то отправитесь в тюрьму до конца своих дней, Тиган. Не думаю, что именно об этом вы мечтали. Вы же хотите снова с ней увидеться? Все в лицее говорят, что вы вместе… Тиган, что случилось в раздевалке?

Я пытаюсь разжать зубы, чтобы сказать хоть что-то, но мое тело упирается. Эмоции захлестывают меня с головой, глаза так сильно горят, что приходится их закрыть. Говори, черт возьми! Почему не выходит? Расскажи ему все, наконец!

– Елена не будет давать показания, – добавляет коп.

Нет же, она расскажет, как все было! Я уверен, она мне поможет! Она же моя львица!

Я одним махом скидываю все снимки со стола. Детектив вскакивает и отступает от меня. Дьявол, дыши, парень, дыши! Кулаки сжаты до боли, я не свожу взгляда с копа, пытаясь дать ему понять, что происходит, но все бесполезно. Буря бушует внутри, не находя выхода наружу.

– Тиган, если Дэш не очнется, вы угодите за решетку за преступление, которого вы, возможно, даже не совершали. Расскажите мне, что произошло! Почему вы чуть не убили парней, с которыми раньше не общались? Зачем вы пытались изнасиловать вашу девушку? Почему напали на ее подругу, Софи Вуд? Я уверен, что всему этому есть объяснение и что вы оказались там не просто так. Учитывая ваше досье, что-то не клеится. Вы же не насильник. Где связь, Тиган? Мы ничего не сможем сделать, если вы не озвучите свою версию событий. Скажу вам честно: мне кажется, что остальные бейсболисты врут и Софи Вуд тоже. Но без доказательств, без показаний я ничего не смогу доказать.

Детектив начинает вышагивать по комнате для допросов. Еще несколько секунд проходят в молчании. В конце концов, он, кажется, смиряется.

– Прокурор настаивает, чтобы вы предстали перед судом как можно скорее. Отец Дэша – губернатор, и прокурор – его близкая подруга. Вы, вероятно, не знаете, но в прессе о вас трубят повсюду. Они хотят поскорее вынести приговор, и им нужен козел отпущения. А вы идеально подходите для этой цели. Единственный ваш вариант – начать говорить. Рассказать вашу версию событий и защищать ее. Обычно только виновные продолжают упорно молчать. Свидетели будут выступать публично, но Елена не придет. Судя по ее состоянию, она просто не успеет оправиться. Вы должны начать говорить!

Нет, черт возьми! Она придет! Она не бросит меня…

Я закрываю лицо ладонями. Холод металлических наручников снова напоминает мне, в каком дерьме я оказался.

– Вы не плохой человек. Просто не умеете правильно справляться с ситуациями.

Я теряю нить его рассуждений, гори они в аду, и замираю на секунду. Если бы под ногами не валялись разбросанные мной фотографии, я бы рухнул прямо на пол, может, там мне удалось бы прогнать всю эту боль, от которой трудно дышать. Чтобы не встречаться с копом взглядом, я разглядываю снимки. Поверх изображения Елены лежит фото Дэша. Это отвратительно. Тело против моей собственной воли подается вперед, я поднимаю фотографию и нежно кладу на стол. Моя львица заговорит. Она им все расскажет. Она гораздо сильнее меня. Елена объяснит им, почему мне пришлось их избить.

– Наверняка у вас были веские причины для подобного поведения. И, если это действительно так, хороший адвокат сможет вызволить вас.

Я не могу ему ответить и больше не буду пытаться. Коп выжидает, а я просто смотрю на фото Елены: я рассчитываю на нее, она должна сказать все за меня.

– Что ж. Завершаю допрос Тигана Доу, дело номер…

Дальше я не вслушиваюсь. Он собирает снимки вместе с фотографией Елены и складывает в зеленую папку.

– Вы можете дать показания в любой момент, но не затягивайте. Если не поспешите – сядете, Тиган.

Сяду…

Я сглатываю и прикрываю глаза, а детектив покидает комнату. В ярости я вскакиваю и пинаю стул, снова и снова, пока он не разлетается в щепки. Слабак! Ненавижу себя.

Разбив стул, я ищу, на чем еще выместить злость, но тут вбегают другие копы и силой припирают меня к стене. Боль в ребрах парализует. Вместо слов, которые были так нужны несколько мгновений назад, изо рта вырывается только крик боли.

Меня выводят. Следующий пункт – тюрьма. Мне туда не хочется, черт возьми. В коридоре я совершаю попытку побега. От ярости я на какое-то время перестаю чувствовать боль. Меня колотят. Снова. Зеваки глазеют, но никто мне не помогает. Я не хочу в тюрьму! Если бы мог, я бы взмолился о пощаде. Но я не могу! И поэтому молча продолжаю бороться с собственной судьбой.

Вчера мне исполнилось тринадцать. Мама предложила отпраздновать пирогом вместе с Бенито, но я не захотел. Я не люблю свой день рождения и не хочу его больше праздновать – незачем. Но все же мы пошли на ужин в ресторан, а потом на баскетбольный матч. Я увидел всех наших с Бенито любимых игроков, и мне очень понравилось, но я так и не смог признаться в этом маме.

Сегодня я пропускаю учебу. Мы идем к судье, которая занимается усыновлением и такими сиротами, как я. Мы в зале ожидания, и в этот раз мне хочется, чтобы время текло медленнее. Я не хочу, чтобы дверь открывалась, не хочу видеть даму, которая пригласит нас внутрь. Мне страшно. Если Мама меня усыновит, она станет вести себя так же, как все мамы до этого? Она тоже сможет меня бить? Я не хочу, чтоб она становилась такой, не хочу, чтобы она менялась. Мама все время шутит и совсем не злится, даже когда я вытворяю глупости. Она может долго рассуждать, но никогда не кричит.