— Как что? — я передернула плечами, — Потом зимняя сессия. Нужно будет сдавать экзамены. Я вернусь на это время в столицу…

— А ко мне? — испытывающе смотрит на меня оборотень.

— Что?..

— А ко мне ты возвращаться собираешься?

Я тяжело вздыхаю.

— Мартин… я…

— Так да или нет? — не даёт мне съехать с темы парень.

Молчу. Не знаю, что ему ответить. Не знаю даже для самой себя.

Но в этот момент мне так хочется прижаться к нему всем телом. Почувствовать его до боли родной запах, почувствовать его дыхание в своих волосах, его руки на себе.

Мне плохо… на самом деле плохо без него. И страшно… что, я не понимаю почему он так держится за меня? Разве не я из нас двоих самая на голову влюблённая? А он?..

Зачем ему я?

Какой смысл в наших отношениях? Только из-за пресловутой истинности? Или же это нечто большее?

— Мартин, можно я просто заберу свои вещи и все? — говорю не то, что вертится на языке.

Да я трусиха! И всегда ею была. В отличии от него…

— Ты уходишь от ответа, — не скрывается от него очевидное.

— Да, — подтверждаю, — Потому что я не знаю, что тебе сказать.

— Скажи, как есть, — да что ему надо?

Со мной и так все всегда было понятно.

А он? Что, блин, у него в голове творится? Почему его так трогает мой отъезд?

Почему?

— Да? — не выдерживаю подобного прессинга, — А может сначала ты скажешь зачем я тебе? Нет? — замечаю его мрачный и одновременно какой-то решительный взгляд, — Ну, конечно же! Тебе как всегда нечего мне сказать! Все, Мартин, пожалуйста, дай мне просто забрать свои вещи и я уеду. Время, знаешь ли, не резиновое…

— Стой, — ловит он мою больную руку, аккуратно переплетая наши пальцы, — Вета, погоди…

— Ну что? — вылетает раздражённое, — Нам нечего друг другу сказать. И так будет всегда! Зачем нам друг за друга держаться? Ну, не получается у нас, Мартин, разве ты не видишь?

— Нет, не вижу, — он притягивает меня к себя и я почему-то с готовностью ныряю в его объятия, — Все у нас получится. Просто верь мне, пожалуйста. Мы обязательно научимся разговаривать друг с другом. Потому что ты моя, волчонок. А я твой…

— Мой ли? — грустно усмехаюсь, утыкаясь в его голую и вкуснопахнущую грудь. Его руки на мне напрягаются.

— Твой. С потрохами твой. Делай, что хочешь, но не уходи — все равно не отпущу…

— Мартин, мы это уже обсуждали…

— Да-да, ты не собственность и все такое, но это ничего не меняет, Вета. Я сделаю все, чтобы мы были вместе. Все, что скажешь.

— Все-все? — с сомнением спрашиваю я, поднимая на него глаза, в которых, наверное, заблестели слёзы в этот напряжённый для нас обоих момент.

— Абсолютно, — выдыхает Мартин и уверенно смотрит в мои глаза.

— Хорошо, — я сглатываю, в нерешительности закусывая губу, — Тогда скажи мне одну вещь, только честно, — вижу, как он кивает головой, — И не смейся, пожалуйста. Ты… ты… меня любишь?.. Только честно…

Внезапно вижу, как его губы растягиваются в насмешливой ухмылке, и он фыркает:

— Вета, ты глупенькая что ли? Неужели это не очевидно?

— Нет, не очевидно! Ну так что, любишь или нет?

Почти не дышу, дожидаясь ответа.

— Люблю! Пиздец как люблю! — его губы расплываются в облегчённой и почему-то очень счастливой улыбке, — Я же ни о чем больше думать не могу, когда тебя рядом нет. Все время в голове: где ты, как ты, что с тобой. У меня даже подушка тобой пахнет и меня кроет, как нарика долбанного. Я же ее даже стирать не закидываю, без тебя и твоего запаха спать не могу. Привык уже, что ты рядом где-то тепленькая лежишь — всегда могу рукой дотянуться…

Невольно всхлипываю, прижимаясь к нему сильнее и все слушаю:

— Я все фотки твои, как озабоченный пересмотрел. И с крыш, и портреты твои, и даже с водной вышки этой — все время руки теперь чешутся по заднице тебе надавать, чтобы не лазала больше никуда, глупая. Мне же вообще, кроме тебя, никто не нужен, волчонок…

— И мне… — ну вот, теперь в голос рыдаю, — тоже никто не нужен. Я тебя тоже очень-очень люблю, тихушник, блин, недоделанный!

Мартин беззвучно рассмеялся, целуя меня в макушку, пока я обмывала его грудь горючими слезами то ли счастья, то ли облегчения — сама пока не понимала.

— Ну, вот. Сама призналась. Думаешь, теперь уедешь от меня куда-нибудь?

— Сам теперь от меня не отделаешься! — бью его легонько по плечу и сама же шиплю от боли в раненной конечности

Мартин тут же недовольно цокает, осторожно поглаживая мою больную руку:

— Ну-ну, не буянь, волчонок. Успеешь ещё…

Вдруг раздаётся мелодичная трель моего телефона. Достаю смартфон из кармана:

— Мама звонит. Кажется, она меня потеряла…

— Ответь и скажи, что остаёшься, — решает за меня Мартин.

— Эй! — наигранно-возмущённо отвечаю ему, — Я ещё ничего не решила!

— Ну, позли меня ещё, — пожурил Альфа, улыбаясь так светло и искренне, что мои губы сами в ответ расплываются в такой же улыбке.

Может, я и дура набитая. Может, совсем ещё жизни неученная, раз после признаний в любви почти простила оборотню все его грехи, но… Почему-то о своём решении в данный момент ни капельки не жалею. И в его объятиях сейчас чувствую себя самой счастливой на свете.

Не знаю, что думала обо мне мама, когда мы провожали ее на поезд одну. Но, думаю, по ее довольному взгляду она была спокойна за меня и, кажется, даже была рада, что я помирилась с Мартином.

Парень же на вокзале вообще ни на секунду не отпускал мою руку, то и дело сжимая в своей большой, тёплой ладони мои пальцы. И каждый раз, словно первый, у меня перехватывало дыхание.

Все шло своим чередом.

В первые дни, как я вернулась к Мартину после больницы и нашей с ним грандиозной ссоры, мне было непривычно вливаться в течение совершенно новой совместной жизни. И появилось это чувство и-за того, что Мартин абсолютно и бесповоротно поменялся в быту.

Во-первых, несмотря на то, что оборотень двадцать четыре на семь был занят написанием диплома и работой, крохи своего свободного времени он всегда старался проводить со мной. Если мог, всегда брал работу на дом и выполнял ее, пока я смотрела сериалы в зале или готовила.

Порой мы сидели вместе, каждый занимаясь своими делом: я готовилась к парам, он правил чертежи в дипломе. Но в эти моменты я чувствовала его близость как никогда отчетливо. Слышала его глубокое размеренное дыхание рядом, чувствовала тепло, исходящее от его крепкого тела. И млела.

Иногда я ощущала себя ненормальной: мне безумно нравилось следить за ним во время того, когда он чем-то увлечён. Будь он полностью погружён в работу, или читал книгу, или сидел в телефоне. Даже когда мы вместе смотрели фильмы, мне больше нравилось незаметно подглядывать за ним, а не сюжетом. За тем, как он время от времени треплет пятерней свои непослушные кудри, как облизывает губы, молниеносно проводя по ним влажным языком, барабанит длинными пальцами по бедру, отбивая известный лишь ему одну ритм… Черт, мне все нравилось в своём парне. И от этого не показывать свою собственную глубокую влюбленность в него было невероятно сложно! Однако…

Кажется, не я одна вела себя подобным образом.

Несмотря на то, что сильная загруженность не давала Мартину ни секунды расслабиться, он никогда забывал обо мне и моих потребностях. Вставая раньше меня утром, он всегда готовил мне кофе и тосты с фруктовым джемом, которые так полюбились мне в последнее время. Отвозил на учебу или больницу. Всегда встречал после них.

А что насчёт открытости в общении…

Это было сложно.

Как выяснилось, мы с Мартином оба законченные интроверты. И если же я могла общаться с другими людьми и имела пусть и очень малый, но круг приятелей в вузе: та же Джесс, которая даже пару раз приходила ко мне в гости в квартиру Мартина. То сам парень… Как я поняла, кроме семьи и меня, он больше никого не подпускал к себе ближе. Не общался ни с кем, помимо работы или учебы. И, кажется, если бы не Кристиан, который иногда приходил и встряхивал моего замкнутого оборотня, у него вообще бы не было близких отношений со своими ровесниками.