— Не знаешь? Ты не знаешь, как попала твоя резинка в новые брюки отца?

Мы с Джелу тоже никак не могли опомниться от изумления. Наш прекрасный «трофей», оказывается, даже и не принадлежит Тимофте! Вот это врун!

— Так, значит, ты не хочешь мне рассказать, что случилось с брюками?

— Я не знаю, ей-богу ничего не знаю, мамочка!

— Так!.. Не знаешь? Хорошо… — госпожа Мальвиния решительно повернулась к нам. — Очень мило с вашей стороны, что вы пришли делать уроки вместе. Но теперь, дети, идите домой… Мне надо поговорить с сыном.

— О чём нам надо поговорить, мамочка? — завыл из своего угла Тимофте. — Я же ничего не знаю!

— Сейчас узнаешь!

И мощная рука госпожи Мальвинин широко распахнула перед нами двери. Мы не мешкая вышли.

Бывают у человека такие минуты, когда завидовать ему не приходится.

— Если бы не эти проклятые брюки, всё бы сошло благополучно, — сказал нам Тимофте наутро. — Всё этот Оакэ! Задала она мне ультиматум!..

— Слушай, Тимофте, но зачем тебе понадобилось вырядиться в отцовские брюки? Почему ты не сказал нам, что они не твои? — поинтересовался Джелу.

— Да всё из-за этого же Оакэ!

— Это ты брось! При чём здесь Оакэ?

— Да что вы знаете! Они не принимали меня на Таркэу в коротких штанишках. Оакэ говорил, что последователи ходят в длинных брюках. — И тут Тимофте весело улыбнулся. — Да, я совсем забыл вам рассказать главное! Ну и отомстил же я Оакэ! Наверно, он теперь уже лопнул от злости. Вчера после разговора с мамой я сразу же удрал на Таркэу и там… — Тимофте звонко рассмеялся.

— Ну, что там? — спросили мы в один голос.

— И там я прокрался во двор его мастерской. Оакэ не было, но жёлтый велосипед стоял во дворе. Знаете какой?.. Я подошёл к велосипеду и…

— Украл его?

— Нет! Лучше! У меня было с собой шило, и я проткнул им шины! Тридцать два раза!

— Вот это здорово! — рассмеялся Джелу — Тридцать два прокола! Слышишь, Пеницэ, тридцать два прокола!

— Нет, не тридцать два! — гордо поправил его горнист. Тридцать два это только в шине на переднем колесе. Но я проколол ещё и заднюю шину… Шестьдесят четыре прокола!

С тех самых пор всякий раз, вспоминая этот случай, я думаю, что бы было теперь с Тимофте, если бы мы не унесли тогда его брюки?

Вот уже несколько дней, как у нас каникулы. А у меня всё равно хлопот полон рот: то катаюсь на санках, то иду на каток, то во Дворец пионеров, а то и дома хлопочу по хозяйству: это уже мама заботится, чтобы мне не было скучно…

Иногда я хожу в кино или играю с ребятами. Мы веселимся вовсю! Скучать совсем нет времени…

И всё-таки одна вещь меня всё время беспокоила. Я всё ждал известий от Тимофте. Мы договорились с ним об этом в последний день занятий, перед каникулами. Но время всё шло и шло, а ко мне никто не приходил. Наконец мне стало совсем невмоготу, и я отправился в школу один. В это время там как раз работали ребята из шестого.

— Ну, что тебе надо? — подошёл ко мне один: на плече он нёс какую-то доску.

— Меня никто не зовёт, вот я и пришёл сам.

Наш разговор услышал старший пионервожатый, товарищ Стоян.

— Пришёл сам? — сказал он. — Нет, Пеницэ, ты придёшь тогда, когда настанет ваша очередь. Разве ты забыл, что вы соревнуетесь с группой Джелу?

Наконец как-то вечером ко мне ворвался Тимофте, весь красный, запыхавшийся. Должно быть, он летел как на пожар.

— Завтра утром в восемь будешь в школе, — выпалил он. — Ну и побегал я сегодня… всех известил… Знаешь, звено Джелу уже работало два дня назад. Пока они занимают первое место в отряде.

— Подумаешь, большое дело! — хмыкнул я. Мы их перегоним!

— Это будь уверен, — подтвердил Тимофте, вытирая пот со лба. — Посмотри, какие мировые у нас ребята: Печовский, Блидару, Опран. — силачи! Грузить кирпичи для них раз плюнуть! Ну, я побегу, мне нужно известить ещё кое-кого. Смотри не проспи!

Мама поджарила мне яичницу, я выпил стакан чаю и пораньше улёгся спать. «Ну, Джелу, посмотрим, кто кого!» — думал я, свернувшись калачиком в постели. Джелу мне друг. И он, конечно, очень хороший, он лучше всех пишет в нашем классе, а говорит прямо как десятиклассник. Джелу все любят. Но что касается завтрашней работы, то здесь я больше надеялся на умение и старание Тимофте. Он силён как медведь.

Наутро без четверти восемь я уже был во дворе школы. И всё-таки я не был первым. Кое-кто из ребят явился ещё раньше! Они катались на ледяной дорожке, уже очищенной от выпавшего за ночь снега, перебрасывались снежками.

К нам подошёл седоусый мужчина в меховой шапке и в переднике, забрызганном извёсткой. Это дядюшка Панделе, каменщик, которому мы должны были помогать. Он сразу же нас увидел и подозвал к себе.

— Так, ребята… Значит, это вы и есть те самые пионеры, которые должны мне сегодня подсобить? Понятно… Но только, чур, не подводить. Не забывайте, что я соревнуюсь с мастером Иеремией. Он работает вон в том конце здания. Вот так… Школа скоро должна открыться, а нам нужно всё успеть к тому времени… Вы как думаете, а?

Мы переглянулись. Нам хотелось только одного: сразу же приступить к работе. Пусть себе дядюшка Панделе сколько хочет соревнуется Иеремией, а у нас свои счёты с Джелу. Как видно, усатый мастер догадался, о чём мы думаем, потому что сразу же добавил:

— Ну смотрите не зевайте! Ребята из звена Джелу работают здорово. Два дня назад они подносили мне кирпичи и летали, как на велосипедах. Это я вам верно говорю! — закончил дядюшка Панделе и ушёл за цементным раствором.

Мы остались одни и начали прикидывать, как лучше переносить кирпич. Он был сложен штабелем в другом конце двора, под каштанами, у каменной стены. Носить его вручную? Это трудно. В руках донесёшь не больше чем два-три кирпича. И потом, накануне выпал снег и тропинку занесло. Нас было всего человек десять, и Блидару предложил, чтобы мы стали цепочкой и перебрасывали кирпичи из рук в руки.

— Постойте, я придумал! Вам такое даже и в голову не придёт! — выпалил Тимофте и на секунду умолк, словно для того, чтобы разжечь наше любопытство. — Мы будем перевозить кирпичи на санках! — таинственно прошептал он.

У нас даже языки отнялись. Кто бы мог подумать! Конечно, на санках! Это же ясно как день… Проще пареной репы. Ну и голова у нашего горниста! Мы сразу же стали подсчитывать, сколько мы сможем сделать рейсов туда и обратно, сколько кирпичей поместится на каждых санках, и так далее…

Но тут я вдруг что-то вспомнил и спросил:

— Послушайте, это всё хорошо, но где же достать санки?

И только тогда мы поняли, что делим шкуру неубитого медведя… Ведь санок-то у нас не было!

— Ерунда, — вновь нашёлся Тимофте, — привезём из дому.

— Я жи-ву о-чень да-ле-ко, — медленно возразил Милукэ, — по-ка пой-ду, по-ка вер-нусь…

— Пока ты договоришь, вообще растает весь снег и придёт весна, — насмешливо перебил его горнист. — Ну, ты живёшь далеко, а другие живут в двух шагах от школы. За санками пойдут те, кто живёт поблизости. Тем более, добавил он, о чём-то задумавшись, — что на кирпичах будут работать не все.

— Как — не все? — закричали мы.

Тимофте постучал пальцем себя по лбу и сделал такую гримасу, словно он объелся кислицы.

— Не забывайте, что всё это должно оставаться в тайне! — Последнее слово Тимофте особенно подчеркнул.

— По-че-му в тай-не? — удивился Милукэ.

— Что за вопрос! Вы что же хотите, чтобы обо всём узнало звено Джелу? Как же мы их перегоним, если они раскроют наш секрет? Ну и пентюхи же вы, как я посмотрю. — Тимофте даже рассердился. — Чего ради, думаете, я ломал себе голову? Всё это нужно хранить в секрете! Они будут носить кирпичи, а мы возить на санках. Закончим всё в два счёта и оставим их с носом. И поэтому двое из нас должны всё время стоять на страже, чтобы не подкрался враг и ничего тут не подсмотрел… А если только кто покажется, часовой должен сразу же кричать. «Стой! Тревога! Смертельная опасность!» — или еще что-нибудь, что сам придумает… Ну как, всё понятно? — победоносно закончил Тимофте, оглядывая нас так, словно он был по крайней мере римским императором.