— Ты что же, Джелу, хочешь выставить меня на посмешище? Не выйдет! Значит, ты думаешь, что я трус, да?.. Ты так считаешь? Ладно… Через полчаса карикатура будет готова!

Я заметил, что Тома и Джелу переглянулись.

— Раз так, то я остаюсь у тебя писать статью, а ты рисуй карикатуру, — сказал Джелу, протирая платочком свои очки. — А теперь слушай новость: классный руководитель семиклассников увидел в стенгазете твою карикатуру и сказал, что не оставит их поступок без последствий… Ну и заваруха началась!

Мы сразу же уселись за работу. Когда мы уже кончали, подошла Санда (раньше она шушукалась с Томой), поставила перед нами тарелку с яблоками и сказала:

— Сними рубашку, я зашью тебе воротник.

Все мы мечтали о настоящих брюках, как у взрослых.

Первым из нашего класса пришёл в школу в длинных брюках Тимофте. Это были не брюки, а чудо!

Мы тоже носили длинные шаровары, когда была плохая погода. В них мы кувыркались, бегали наперегонки, лазали через заборы и преодолевали разные препятствия (чаще всего прыгали через лужи). Но, говоря по правде, это было совсем не то, и никто из нас не мог похвалиться настоящими длинными брюками. Шаровары наши на пуговицы не застёгивались, держались на резинке, а внизу мы подвязывали их тесёмками прямо к ботинкам. Они были просто длинные — и всё, без карманов, без отворотов внизу, а о складке уж и говорить не приходится. В общем, ни у кого из нас не было настоящих брюк.

Мама сказала мне:

— Потерпи, Флорикэ. Ты теперь из них очень быстро вырастешь. Подрастёшь ещё немного, тогда…

Тимофте, видно, уже подрос. Ну конечно, он по плечо нашему учителю. Трудно даже поверить, что он учится в одном классе с таким коротышкой, как Теодореску.

Ну и шум поднялся у нас в то утро, когда Тимофте впервые пришёл в класс в своих длинных брюках! Мы смотрели на него, как на чудо. Ну и брюки! Тёмно-синие, со складочкой, с отворотами, с карманами и кожаным ремнём. В первую минуту мне показалось, что они ему велики. Но я вспомнил слова своей мамы и решил, что мама Тимофте тоже подумала, что он ещё будет расти.

— Вот это вещь!

— Красота!

— А карман сзади есть?

— Конечно, есть, ты что — не видишь?

— Смотри, не за-пач-кай их, — советовал Милукэ.

— Я бы тоже непрочь примерить…

И так на каждой перемене. А Тимофте ходил, выпятив грудь, гордый и безразличный ко всему, так, словно всю свою жизнь только и делал, что носил длинные брюки. С ребятами он говорил сквозь зубы и всё расхаживал по классу, засунув руки в карманы. А карманы такие, что в них можно спрятать самую большую рогатку. Руки из карманов он вынимал только тогда, когда садился за парту, или для того, чтобы потуже подтянуть брюки и аккуратно расправить складку. Но под конец, уже на последней перемене, Тимофте важно заявил:

— Ничего, малыши, когда-нибудь и у вас будут такие брюки!

После уроков мы обычно шли домой втроём — я, Тимофте и Джелу (мы жили по соседству и почти каждый день проводили вместе всё свободное время). К пяти часам с несколькими ребятами из нашей компании мы собирались на улице Мушкатей, перед домом Джелу. По правде говоря, это даже не улица, а тупик, машины заезжают сюда редко, и вся она принадлежит нам. Классы, которые мы здесь рисовали, стирал только дождь.

— Тимофте, приходи сегодня после обеда. Будем играть в лапту.

— Сегодня не могу, у меня дело…

— Пожалеешь. Знаешь, какой у нас теперь мяч?..

Горнист посмотрел на складочку своих брюк, подумал о чём-то, а потом сказал:

— Ничего-то вы не понимаете! Нечего мне тут с вами делать, на Мушкатей. Я, дети, пойду сегодня на Таркэу.

— А что ты не видел на Таркэу? — заинтересовался Джелу.

— Это, милый мой, не для детей! Туда в коротких штанишках не пускают!

Мы с Джелу удивлённо переглянулись.

— Так, значит, не придёшь? — опять спросил Джелу.

— Нет, дети, не приду.

И он действительно не пришёл. А на второй день явился в своём обычном костюме. «Не протирать же мне в классе такие мировые брюки», — объяснял он ребятам. После обеда Тимофте опять не пришёл на Мушкатей. Такого, чтобы Тимофте не приходил сюда два дня подряд, не случалось ещё ни разу. С тех пор, как он болел корью…

На третий день я заметил, как Тимофте украдкой читает на уроке какую-то обёрнутую в газету книжку с пожелтевшими страницами. Он держал её под партой, делая при этом вид, что занят письменной работой. Когда на перемене я подошёл к нему, он испуганно вскочил с места.

— Что это там у тебя, Тимофте?

— Тсс! Секрет! Помалкивай, малыш!

— Что ты дяденька, — ответил я насмешливо, — могила! Только покажи, а?..

Тимофте, не выпуская книги из рук, осторожно приоткрыл обложку.

У меня даже глаза на лоб полезли. Я прочитал: «Смерть проживает в 36-м номере».

— Ну как? — гордо спросил горнист.

— Дай посмотрю! — Я протянул руку к книге.

Тимофте как будто даже передёрнуло, и он решительно повернулся ко мне спиной.

— Вон чего захотел! Ты думаешь, это для детей? Это для последователей! — сказал он важно.

Я стоял перед ним, не зная, что ответить.

— Ты что же больше не будешь ходить на Мушкатей?

— Последователи ходят на Таркэу, — сказал он и, отмахнувшись от меня, вновь склонился над книгой.

Я ничего не понял. И длинные брюки, и «дети», и какие-то «последователи». «Смерть в 36-м номере», Таркэу… Ясно лишь одно — Тимофте валяет дурака!

Я решил пойти к Джелу. Он все знает. Недаром его отец преподаёт в университете… Джелу знает арифметику не хуже семиклассников, а по румынскому у него всегда только десятки[4]. Правда, мы над ним подтруниваем, потому что он любит говорить учёные слова и застенчив, как девчонка.

— Джелу, — спросил я его, — что такое последователь?

— Последователь… последователь… — От смущения он залился румянцем. — Я не знаю, что это такое.

Я рассказал ему о книге Тимофте и о нашем разговоре.

Когда Джелу услыхал название книги «Смерть проживает в 36-м номере», он задумался на минуту, протер очки и сказал:

— Это, наверно, роман, и в основе своей детективный… Последователь, говоришь? Заходи ко мне вечером, мы проверим одну гипотезу.

Последователь, гипотеза… А что это все значит? В общем, вечером надо зайти к Джелу.

В шесть я ушёл из дому. По дороге на улицу Мушкатей я должен был пройти по Таркэу. И вот в дверях кино-театра «Бучеджь» я увидел Тимофте. На нем опять были длинные брюки. Вместе с ним стояли Оакэ и еще двое старшеклассников из девятого и десятого, все — приятели Оакэ. Это была та самая компания с Таркэу. Все они считали себя очень умными и всегда насмехаются над нами, ребятами с Мушкатей. Теперь они стояли у входа в кинотеатр и покуривали, пряча сигареты в рукав, а Тимофте смотрел на них с восторгом. «Теперь понятно, — подумал я — почему он не приходит на Мушкатей. Значит, мы, Тимофте, дети, малыши, так получается? Хорошо же, посмотрим…»

Джелу, забравшись с коленями на стул, склонился над огромной книжищей.

— Вот! Теперь я знаю. Читай! — торжествующе закричал он. Я подошел к книге, которую он назвал толковым словарем. — Вот, — продолжал Джелу, — что здесь написано ученик, учащийся». А дальше: Лицо, угодливо следующее за кем либо, разделяя его взгляды и мнение, подпевала… И вот еще: Чье то доверенное лицо, протеже, любимчик… Ну, теперь ты понял?

— Понял… Послушай, Джелу, не кажется тебе, что получается слишком много?..

— Чего слишком много? Последователей?

— Ну да! Как тут разобраться? Давай начнём сначала. Во-первых, ученик. Это правильно. Тимофте ученик.

— Подожди, — прервал меня Джелу, — мы ведь тоже ученики.

— Вот именно. Но Тимофте сказал, что только он последователь. Значит, ученик для него не подходит. Дальше написано «учащийся». Это тоже не подходит. Он не учащийся, учащиеся бывают в училищах.