— Папа, мне нужна твоя помощь. Мне нужно в Сеул, — игнорируя его слова, я обдумываю, как надавить на Платини, и вижу только один выход. — Платини хочет обвинить в убийстве ни в чем не повинного человека…

— Корейского военного, которому итак отдали приказ убить его сына. Так что он в своем праве, Вера. Ты не должна вмешиваться.

Слова отца звучат, как гром. Он давит неоспоримым аргументом, которого я и боялась. Сан действительно должен был устранить Поля. Но не сделал этого из-за меня. И теперь он едва ли не под трибуналом.

— Ты к нему хочешь промчаться на помощь? — задав вопрос, отец входит в комнату. Он становится напротив, а сложив руки на груди, встречает мой шокированный взгляд. — Не надо так удивляться. Я все еще твой отец. И естественно, знаю все о своей дочери. Я понял причину твоего побега из Парижа сразу, как увидел.

— Откуда ты знаешь? — в недоумении спрашиваю. — Он и тебе позвонил? Ты говорил с Платини?

— Мне не нужно выслушивать грязные сплетни о своей дочери. Достаточно заботиться о тебе, чтобы знать все, что с тобой происходит. Вадим рассказал мне подробности допроса в жандармерии. Он сразу предположил, что дело в этом парне. После, я навел справки, и то, что узнал… Ты не просто едва не погибла, Вера. Этот кореец втянул тебя в конфликт международных структур. Он мог устранить Поля, еще до того, как ты помчалась за ним. Они вели сына Платини с самого начала, как прилетели в Париж. Но вместо того, чтобы заниматься работой, он следил за тобой. Ты вообще знала, что он жил в номере прямо напротив твоих окон? Все это хорошо изложено в материалах дела, в которое ты хочешь влезть. Некая Сара Ли Паркер в таких красках описала твою роль в смерти Поля Платини в своих показаниях, что на какой-то момент, я подумал, будто речь не о тебе, а о наемнице.

— Папа… — я в ступоре, не могу поверить в то, что слышу. Сара свидетельствовала против Сана? Она спятила? — Я ничего не понимаю.

— А я вот все предельно ясно и понимаю, и вижу. Потому спрошу прямо, и вопрос будет жестокий, Вера. Я не хочу причинять тебе боль, но то, что вижу в твоих глазах после приезда, пугает больше, чем когда ты два года, как тень слонялась из палаты Алексея домой, и обратно. Этот мужчина не просто военный летчик, как Алексей. Он майор ВВС, и служит в тактических штурмовых войсках. Он не летает на учениях в кукурузниках, он принимает участие в реальных боевых действиях за штурвалом истребителя. Он смертник, Вера. Человек, который отдал жизнь в руки теории вероятностей. И к сожалению, в его случае — это теория вероятностей его смерти. Ты понимаешь, почему я тебе говорю это?

— Папа, это не касается того, что происходит сейчас. Он в тюрьме из-за меня. У него дочь, — раздражение сочится в голосе.

Я злюсь, и оправдано. Зачем он говорит такое, если не потому, что решил будто я напридумывала себе новую любовь. А разве нет? Тогда, почему я так реагирую? Почему сердце готово из груди выскочить, из-за того, что он в опасности? И я не только о Сане волнуюсь. Странным образом, страшно и за его дочь, которую я даже не видела ни разу. Не зная этого ребенка, я ощущаю, как страх за ее будущее без отца, сковывает в стальные тески. Почему мне так страшно, что даже немеют кончики пальцев? Я влюбилась. Не соврала Лене ни словом. Я влюбилась за одну ночь. Но ведь, разве можно любить двух мужчин одновременно? Что за чушь творится в моей голове? Как такое возможно? И почему я не могу разобраться в себе?

— Хватит, Вера, — отец говорит спокойно, но строго. — Достаточно того, что я уже однажды позволил тебе поддаться чувствам и погубить твое будущее. Я долго и молча наблюдал за тем, как ты небрежно относилась к собственной жизни. Сперва Алексей, и его заявления, что тебе не нужно работать, и он тебя обеспечит. Как видишь обеспечил.

— Папа, — я не узнаю его совершенно. Смотрю на отца, а вижу какого-то незнакомца. — Зачем ты…

— Нет, Вера. Это правда. И ты ее, наконец, выслушаешь, — уверенно и без жалости папа давит. — Теперь ты вернулась к работе. Я закрыл снова глаза на твою выходку. Решил, что все дело в разводе. Но как выяснилось, домой ты примчалась не из-за Алексея. Ты приехала из-за этого… корейца. Из-за мужчины, который совершенно тебе не подходит. И теперь ты хочешь помчаться через половину мира, чтобы помочь ему? Зачем? Кто вы друг другу? Ты знаешь насколько их люди отличаются от нас? Ты никогда не угадаешь, что или кто живет в его мыслях. Зачем мне еще больше впутываться в это дело? Ради того, чтобы помочь человеку, который во всем и виноват? Он военный, не выполнивший приказ. И чтобы не попасть под трибунал, он пытается тебя использовать. А ты глупая… Как твоя мать.

Не в силах поверить в услышанное, ощущаю смятение, разочарование и шок. Как он мог так сказать о маме? В чем она виновата?

— Папа, — из голоса сочится испуг и недоумение. — Как ты можешь? Это ведь мама.

— Могу, — он захлопывает за собой дверь. — Могу и скажу. Твоя мать ни о чем не думала, кроме своих обожаемых иллюзий на бумаге. Она жила в своих проклятых книгах, и точно так же, как ты, верила в инфантильные чувства. Я ей дал все. Закрывал глаза на то, что она губила свою карьеру ученого, ради этих… пасквилей, — пренебрежительно бросает отец. — Кому нужны ее книги сейчас? Кому? Скажи. Они приносят скудный доход, и собрали кучку неуравновешенных поклонников. И это то, ради чего надо было жить? А потом так глупо умереть? Ведь я просил ее в тот день не тащиться в гололед на встречу с редактором. Но у нее в голове иллюзии корни пустили.

Я делаю глубокий вдох. Внутри клокочет что-то такое, чему нет объяснений. Возможно, обида за слова о матери, может и за себя. Однако это чувство явно сочится наружу, и не дает произнести ни слова. Молчаливый гнев? Нет, скорее холодное разочарование. Ни разу, папа не разрешал себе говорить так о матери.

— Я полечу в Сеул, — коротко и лаконично произношу.

— Нет, — возражает отец.

— Да. У него дочь, папа. И она останется сиротой, если Сана посадят из-за моей глупости. Это я потащилась за Полем в тот проулок. И это из-за меня он пошел против приказа. Из-за меня, папа. Разве я могу позволить, чтобы он пострадал, когда попытался защитить меня? Тебя там не было.

— Вера.

— Нет, папа. Теперь ты выслушай меня. Нас едва не расстреляли в упор. Он закрыл меня собой, и едва не погиб у меня на руках. Он мог убить Поля на моих глазах, но он этого не сделал. Взамен, защитил, и вот результат.

— Вера, ты совершаешь глупость, — отец выходит из себя, повышает голос, а я не могу в это поверить.

— И это моя глупость, — отвечаю тем же.

— Такая же, как сидеть два года у койки калеки, который едва дышит? Такая же глупость? Очнись, Вера. Ты превратила свою жизнь сперва в алтарь для одного мужика, а теперь нашла еще один повод проявить свою нелепую жертвенность. И в этом тоже твоя мать виновата. Это она вложила в твою голову, что любовь важнее здравого смысла.

— Я тебя не узнаю. Папа? — убито шепчу, а он умолкает.

Не проронив ни слова, отец выходит прочь, а я впервые ощущаю, что мы стали чужими. Когда это произошло? Что послужило причиной? Как так вышло, что мы перестали понимать друг друга?

За отцом закрывается дверь. Я так и стою посреди комнаты и смотрю на нее. Мысли о его словах, так легко брошенных в лицо, — не дают покоя. Но в какой-то момент, я понимаю, что думаю только об одном — я увижу Сана снова. Это пугает, возбуждает, бросает в жаркий озноб. Оказывается, я жутко хочу его видеть. Хочу, несмотря на то, как поступила, и кем он оказался. Я скучаю, и сама того не замечая, тоскую так сильно, будто мы пара. Но разве это возможно? Нет. Это невозможно.

— Зачем ты это сделал? — спрашиваю Джеха, но он и не собирается сожалеть о своем поступке. — Я же сказал не впутывать ее в это.