— У меня лингвочип. Теперь понимаю.

Пришлось напомнить себе, что Ржавчина — технологичный мир. Тут распространены импланты. Люди модифицируют себя и свою среду обитания. Чтобы выжить.

— Я прошу убежище, — заявил Рамон. — Для себя и своих спутников.

— Кто вы?

— Мы из Ётунхейма, — Никита подумал, что не стоит углубляться в подробности. — Охотники на перевертов.

— Члены профсоюза?

— Да.

Пауза.

— Хорошо, — согласился переговорщик. — Вы будете помещены в карантинную зону. Стандартная процедура. Мы свяжемся с местным куратором и уточним ваши личности.

— Это понятно.

— Оружие придется сдать.

Рамон вздохнул.

— Как скажете.

Солдат развернулся и пошел прочь.

— Эй! — окликнул Рамон. — Как нам попасть в ваш город? У нас солярка на исходе.

Горожанин задержался. Быстро с кем-то переговорил на неизвестном языке. Микрофона или других средств коммуникации Рамон не заметил. Что ж, это Ржавчина, детка.

— Ждите приближения города, — велел солдат через полминуты. — Мы спустим пандус.

Забрав переговорщика, «Скорпион» умчался к шагающей структуре.

Великая Красная Равнина.

Никита часто вспоминал первый визит на Ржавчину. То, что он сюда вернулся спустя некоторое время — это даже символично.

Истощенный слой.

Безысходность.

Самум, укрывший забытое поселение плотной песчаной взвесью. Луна — оплывший глаз. Фантазия импрессиониста. Очертания домов сглажены. Зыбкая реальность, которой нельзя доверять.

Высаживались с транспортеров.

Рамону выдали карабин М4 с выдвижным прикладом. В магазине — тридцать серебряных друзей, подготовленных к свиданию с нежитью. Рунический штык-нож. Никаких касок и бронежилетов — эти безделушки замедляют движение. Оборотни не стреляют. Они грызут вас, рвут когтями, рубят короткими и длинными клинками. Так что опустите на глаза очки ночного видения с оцифровкой и молитесь своим богам. Не забудьте дома респиратор — это ваша единственная защита от пыли.

— Погнали! — рявкнул капрал.

Тени охотников отделились от массивных туш БМП. Всосались в воющую круговерть, вмонтировались в сердце хаоса.

Монгольские города потрясли Рамона. Нет, не своим величием или нищетой. Скорее — похожестью. Ты идешь по улицам, и видишь дома, точь-в-точь напоминающие те, к которым привык. Серые панельные многоэтажки, унылые подобия хрущевок, деревянные хибары с распахнутыми в ночь ставнями.

Улан-Батор — это настоящий заповедник СССР. Все эти стеллы, украшенные советскими орденами, безликие госучреждения из красного кирпича и серого бетона, трущобы пригородов, заполненные покосившимися бараками и похожими на НЛО юртами. Внутри — типичная Средняя Азия. Ковры на стенах, допотопные зомбоящики, металлические кровати, обшарпанные тумбочки и платяные шкафы…

Северные границы Конфедерата.

Правительству Бангкока было плевать на этих людей. Никто не интересовался монгольскими пустошами до прихода первой волны оборотней. Теперь тут находился фронт, пересекались владения людей и перевертов.

Рамон шел на зачистку с Полиной.

Вокруг переплетались убогие улочки Бор-Ундера — города-призрака, в котором проживало несколько сотен человек. Таких поселений на Равнине хватало. Тут жили в основном старики, торговцы металлоломом и сталкеры, добывающие в опустевших заводских цехах неведомые артефакты ушедшей цивилизации. Все это добро стекалось в города-государства — могучие форты, заключившие меж собой политический союз и построившие новую формацию. Азиатский Конфедерат.

Песчаная буря укрыла Бор-Ундер пеленой рыжего мрака. Очки ночного видения достраивали картинку, по крупицам оцифровывая реальность. Справа — вереница гаражей. Проржавевшие ворота, примитивные граффити, схематичные изображения гениталий. Слева — панельная пятиэтажка. Уродливые выросты балконов, ржавый лес антенн, вычерчивающихся на фоне мутного неба.

Респиратор мешал говорить.

Полина знаками показала Рамону, что нужно идти дальше. В конце улицы высилась вторая пятиэтажка. Оттуда и поступил сигнал на зачистку.

Они не спешили.

Песчинки вгрызались в стекла очков, шуршали под ногами, норовили влезть под камуфляж. Фонари не горели. Кое-где светились квадратики окон. Пара окошек на дом, не больше.

Рамон вывел на очки карту города.

Сверился.

Убрал карту. Перевел М4 в одиночный режим. Сделал глоток из гидратора.

Дома Бор-Ундера казались павшими великанами. Пустыня давно поглотила асфальтовые тротуары, занесла улицы ржавой мерзостью. Стены пятиэтажек обветрились, покрылись выщербинами и непонятными наростами. То ли плесень, то ли отложения какие-то. Не разобрать.

Дом, перегораживающий улицу, встретил охотников черными оконными провалами и ледяным спокойствием. Ночью температура в пустыне опукалась за нулевую отметку, так что приходилось включать термоподогрев. Сложно представить, что люди выживают в таких условиях без специальной экипировки.

Подъезд.

Рамон знаками велел Полине держаться сзади. И шагнул в мрачный зев неосвещенной парадной. Деревянная дверь отрезала завывания ветра. Синхронно вспыхнули подствольные фонарики.

Пыль заплясала в тонком луче.

Рамон двинулся вперед, аккуратно переставляя ноги. Именно в этом подъезде зафиксирована активность перевертов. Песчаные коты, так сказали на инструктаже. Отсыпаются здесь днем, а после заката прочесывают город в поисках добычи. Собственно, что здесь прочесывать? Кучка неудачников, пристроившихся за бортом цивилизации.

Первый этаж.

Четыре двери. Одна сорвана с петель, во второй зияет брешь. Третья и четвертая заперты. В закрытых квартирах оборотни не селятся. Ну, крайне редко селятся. После трансформации сложно выйти наружу. Выламываются коробки, разбиваются стекла. Лишь самые продвинутые бойцы способны сохранять кисти и применять их для осмысленных действий.

Быстро проверить открытые квартиры.

Пыль, кости, истлевшая одежда. Окаменевший кал. Сломанная мебель, прогнившие ковры. В одной комнате обнаружился телевизор с треснувшим кинескопом.

Второй этаж.

Все двери — нараспашку. В первой же квартире Рамон наткнулся на переверта, обгладывающего человеческую руку. Матерый койот со светящимися в темноте глазами. Рамон всадил пулю в череп оборотня. Тот даже взвизгнуть не успел. Полина скрылась на кухне. Оттуда донесся тихий хлопок. Сегодня охотники действовали без шума, оснастив винтовки глушителями.

Вторая комната, ванная и туалет — чисто. На балконе — склад древних газет, написанных на монгольской тарабарщине.

Дальше.

На третьем этаже обнаружился целый выводок песчаных котов. Узкий коридорчик прихожей помешал им атаковать одновременно. Первой на незваных гостей бросилась самка. Рамон уложил ее точным выстрелом в сердце. Самец оторвался от останков тощего старика и поднял окровавленную морду. На секунду эта картина, подсвеченная мутной луной, отразилась в очках Полины.

Хлопок.

Кот покатился по скрипучим доскам, заливая их кровью. Детеныши зарычали и бросились на обидчиков. Второе поколение перевертов. Прирожденные звери. Не обращенные.

Рамон и Полина методично перебили всех.

А потом звереныши начали менять форму. Комки ярости и шипения уступили место скрюченным детским телам. Двое мальчиков и девочка с отсутствующей половиной головы. Сегодня охотники применяли разрывные пули с серебряным напылением.

Мальчишкам было по семь-восемь лет. Девочке — около десяти. Именно тогда Рамон возненавидел свою работу.

Грузовая платформа, лязгнув, поползла вверх. Загудела лебедка, натянулись плоские канаты.

Вездеход втягивался в чрево бродячего города. Подбрюшье шагающего исполина представляло собой сложное переплетение каркасных блоков, лифтовых и крановых направляющих, противовесов, труб и силовых кабелей. Под перекрытиями нижнего яруса сновали роботизированные турели, диагностические и ремонтные кабины, камеры наблюдения.