— На Западном фронте, — сказал Горянников, взяв лист с выписанной статистикой, и немного подождал, пока сотрудники особой группы сдвинут карту на указанный участок фронта, — противник нанес удар на стыке с Северо-Западным фронтом. Удар ожидаемый и вполне очевидный. Тем более, что сведения «Пепла» по направлениям, по количеству личного состава и техники, были переданы в штабы фронтов еще третьего июля. Более расхождений нет.

— Что по выходам окруженцев? — спросил Судоплатов. — Горохов-Бесхребетный на стыке фронтов перешли?

— Так точно, — ответил капитан. — Если на Северо-Западном из окружения вышло до десятков тысяч, то на Западном фронте всего зафиксировано двенадцать выходов, включая группу Лукина. Три одиночных, три групповых, в основном от двух до семи человек.

— Так, наши фигуранты прошли тут, — произнес Маклярский, рисуя карандашом стрелочки на карте.

— Там же сутки ранее фронт пересекли четверо диверсантов, — дополнил Горянников. — Всего по Западному выявлено две группы диверсантов.

— Кстати, — Судоплатов посмотрел на капитана, — начальник особого отдела западного жалуется на тебя. Мол, толкового сотрудника сманил, а ему работать не с кем. Грозится наркому рапорт подать.

— Сманил и сманю еще, если толковый попадется, — согласился Горянников, — а лейтенант Сумароков имеет отличную подготовку и немецким владеет. Я в рапорте это отразил.

— Немецким, говоришь? — старший майор посмотрел на Ильина. — Каков вердикт Валентины Эдуардовны?

— Вестфальский, — ответил майор, — если чуть подшлифовать.

— Хм, хорошо, раз так. Ладно, что там дальше?

— Два перехода тут и тут один. Первые ничего существенного — обычные окруженцы. Последний жетон СД доставил, это с которым Лукин разбирался. Но на этом все.

— Что по Юго-западному фронту?

Дверь открылась, и в кабинет вошел Меркулов.

— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался он с порога, затем шагнул в сторону, пропуская в кабинет невысокого мужчину в галифе и гимнастерке без знаков различия.

Знакомое узкое лицо с крючковатым носом, высокий лоб, глубоко посаженные глаза, которые мгновенно пробежались по лицам присутствующих.

— Яков Исаакович! — радостно воскликнул Судоплатов. — Здравствуй, Яков!

— Здравствуй, Павел! — хрипло поздоровался вошедший.

Старший майор вышел навстречу, порывисто обнял, потом отстранился и, оглядев с головы до ног, сказал:

— Похудел ты, ох как похудел!

— Таки не на курортах находился, сам знаешь, — проворчали в ответ.

— Да, не на курортах, — согласился Судоплатов. — Отдохнешь, или сразу за работу?

— А ты как думаешь? — ворчливо спросил Яков Исаакович.

Павел Анатольевич дружески сжал плечо и повернулся.

— Тогда познакомься — капитан госбезопасности Горянников. Иван Савельевич, это мой старый товарищ, мой наставник — Яков Исаакович Серебрянский.

— Горянников? М-м-м, Тагильское управление? — спросил Яков Исаакович Горянникова.

— Так точно! — ответил капитан, не удивляясь такой осведомленности. — Банда Красилина?

— Она, — подтвердил Серебрянский. — Прогремели вы тогда…

Бывший старший майор и капитан крепко пожали руки. Затем Серебрянский поздоровался с Маклярским, после чего устроился в глубоком кожаном кресле, стоявшем у окна, и сказал:

— Таки говорите — для чего вы меня вытащили?

— Для работы, Яков Исаакович, для работы, — сказал Меркулов. — И за это вон Павлу спасибо скажи, все пороги тут отбил ради тебя.

— Спасибо, Паша.

— Да чего уж, — Судоплатов отмахнулся, — сочтемся. Ты, тут, Яков Исаакович, свежим глазом посмотри, и мнение свое составь. Михаил Борисович, лист под номером двенадцать подай.

Маклярский вынул из папки нужный листок и протянул Серебрянскому. Тот прищурился, вглядываясь в текст. Лицо его в удивлении разгладилось, брови поползли вверх. Он недоверчиво взглянул на сотрудников особой группы, но ничего не сказал, вернулся к тексту.

— Четвертого августа в Старо-Броисово пройдет совещание командующих и начальников штабов вермахта. Будет присутствовать рейсхканцлер Адольф Гитлер, — прочитал вслух Яков Исаакович. — Четырнадцатого августа в Барановичи прилетит рейхсфюрерс СС Г. Гиммлер, после чего проследует в Минск для инспекции концлагерей и гетто для евреев. Посетит картинную галерею и оперный театр Минска.

Серебрянский перевернул лист, проверив — есть ли еще записи, вернулся к тексту, перепроверил прописанные даты, покачал головой, и спросил:

— Откуда это пророчество?

— Это ты, Яков, верно подметил, — хмыкнул Меркулов. — Самое ни на то пророчество.

— Давай, Яков Исаакович, сделаем так, — сказал Судоплатов, беря объемную папку, и подавая её Серебрянскому, — вот тебе документы. Изучай пока, а мы другим делом займемся. Как закончишь, мы на все вопросы ответим. И так, товарищи, продолжаем по юго-западному фронту…

Теперь все эволюции на участке озвучивал Маклярский, остальные отмечали это на карте и отражали в блокнотах. До утра 28 июня обстановка не отличалась от прогноза из тетради, но потом начались расхождения. Танковый корпус под командованием генерала Рябышева нанес удар на Берестечко, и следом на Дубно. Далее корпуса нанесли удар в тыл танковых армий Клейста и Гудериана, после чего оба, посчитав угрозу своим тылам, свои армии развернули и завязалось самое масштабное танковое сражение…

— Имеется записка из штаба фронта, составленная по нашей просьбе, — сказал Павел Анатольевич. — Судя по штабному плану направления ударов не соответствовали, вместо атаки на Радехов, последовал удар на Берестечко. Общее командование осуществлял товарищ Жуков.

— Жуков? — удивился комиссар 3-го ранга. — А Кирпоноса что, отстранили?

— Работал как штабист, а общее командование было на Георгии Константиновиче.

— С чего Жукову брать командование на себя, практически отстраняя командующего фронтом? Впрочем, вышло неплохо, — Меркулов задумался. — Это личная инициатива, работа штаба, или влияние фигуранта?

— Инициатива исходила из восьмого мехкорпуса генерал-лейтенанта Рябышева, — ответил Судоплатов, — Первоначальный план битвы разработан начальником штаба фронта генерал-лейтенантом М. А. Пуркаевым, но план отклонили, как э-э-э… недопустимый. Переработали с ударом на Радехов. Но это стало известно противнику.

— То есть была утечка? — встрепенулся Меркулов.

— Каким образом немцам стали известны планы, еще надо разобраться, — ответил Судоплатов, — это важный вопрос. Однако вернемся к хронологии. После трудного марша, и нескольких боев, вдруг возникает план, похожий на Пуркаевский, но э-э-э, более продуманный. Не от обороны, а с занятием ключевых позиций и удержанием оных. И предлагает его бригадный комиссар Попель.

— Николай Кириллович⁈ — поднял брови Меркулов. — Он же политрук, а не штабист.

— Так точно! Это удивительно. Но план на тот момент перспективный, и был подкреплен добытыми сведениями и пленными, которые подтвердили многое.

— Да-да, было такое, — кивнул комиссар ГБ. — Знатно отличились мужики. Все командование 11-й танковой дивизии в плен взяли.

— И начальника оперативного отдела корпуса, — добавил Ильин.

— Известно, что Рябышев, по настоянию Попеля, передал пакет с планом и пленными Георгию Константиновичу, — сказал Судоплатов. — После чего и завертелось. Я с Жуковым созванивался. Так Георгий Константинович подтвердил на счет комиссара Попеля. Именно он всю диспозицию расписал.

— Хм… — Меркулов побарабанил пальцами по столу, — надо с Николаем Кирилловичем побеседовать. Хороших идей у него последнее время много. Слышали про защиту шифрования при передаче приказов?

— С применением языков народов средней Азии, Кавказа, севера? — хмыкнул Судоплатов. — Слышали. Махорка, тыквы, огурцы… значит, это бригадный комиссар Николай Кириллович Попель придумал. Очень толково — передавать таким образом зашифрованные данные.

— Только нам это не подойдет, — сказал Серебрянский, не отрываясь от изучения документов. — Нелегалы на языках Кавказа, средней Азии и народов севера не говорят.