— Вы двое. — он ткнул в моё плечо пальцем, и я уже знал, что это не к добру. — Вышли. Первый приказ простой.

В какой-то момент я понял, что нас освещают почти все фонари и смотрят десятки глаз. Зюйд достал нож, в котором я секунду спустя опознал финку НКВД, ту самую, предположительно от кизлярским мастеров, которая до катаклизма так активно продавалась во всех углах интернета.

— Убей его. Сейчас. И ты! — мне в руки сунули нож. Тычок пальцем в меня и в грудь того парня с грустными глазами. И ему тоже дают нож, который он чуть не уронил.

В горле ком размером с Титаник, мои глаза смотрят на мужика не мигая. Секунды капают медленно, лениво, неохотно, как густые нефтяные капли. Моргаю, ноги чуть шире. Мозги успевают просчитать десятки вариантов. Выдыхаю. Перехватываю нож. Проверить остроту не успеваю. Я не должен этого делать. Морально вернее будет дать себя убить или отступить, отнести к категории «скот». Опускаю руку с ножом. Обманчиво расслабленно смотрю на своего спарринг-партнера. Тут не спорт, дядь. Он поднимает вперёд руки, в одной из которых добротный штык-нож. Смотрит на нож, шумно сопит, перехватывает острием вниз. Движения чуточку неловкие, непривычные. Глаза навыкот, зло скалится.

Делаю плавный полушаг вперёд, правая рука по-прежнему внизу. Чуть отвожу, ещё полушаг вперёд. Смотрю ему по за левое плечо, расширяю глаза. Он ловит мой взгляд и на мгновение испуганно поворачивает голову. Не прекращая движение разворачиваюсь всем телом и вкладываю в удар свой вес, совершенно игнорируя опасность встречного удара. Никакого страха, никаких колебаний. Бью ножом в район сердца, всаживаю по самую гарду. Держу клинок крепко, оттягиваю назад. Тихий чавкающий хлюп. Другой рукой чуть отталкиваю его руку со штыком. Мгновение. Толкаю. Тело убитого мной падает практически беззвучно. Полушаг назад. Выдох. В голове колоколами пульсируют удары сердца. С удивлением обнаруживаю что в руке всё ещё та самая финка, оказывается, аккуратно выдернул её и цепко держу.

В тишине руки мужика разваливаются в стороны с каким-то мерзким шуршанием.

— Четко, быстро, ни радости, ни грусти. Странный ты. Именем Старшего Лорда, принят. Будешь пока что Нежить. Зваться только так. Станешь Лордом, получишь право однократно выбрать себе имя. Старое имя с этого момент забудь.

Он сцапал у меня финку, не чуть не смущаясь тому, что та вся покрыта густой жирной кровью.

— Второй и третий. Дайте им ножи. Вы знаете, что делать. Убил его! И ты! Сейчас! — Зюйд привычным жестом (с ужасом подумал, что он делал так ни раз и ни два) ткнул в грудь каждого.

Сглотнул. Просто стою. Тело будто чуть бьет током. Ощущение что всё происходит не со мной и не на самом деле. Что я сплю сидя в зале ожидания в областном аэропорту пока придёт время регистрации на вылет. Душно, гудит пыльный кондиционер, мне снятся дурные мерзкие сны, через час телефон, выставленный на «будильник», начнет играть бодрый гитарный бой, вырывая меня из всего этого не реального…

— Жалкие ничтожные трусливые ублюдки. Скот. Я устал ждать. Лорд должен быть решителен и безжалостен. Ницше писал «живи опасно». Или убиваете или мы вас обоих. Всё элементарно. Грандиозные конструкции создаются из простых элементов. А наша задача грандиозна.

Уже прошла почти минута. Парни бледнели, сопели, вертели нож, один из них пробовал кружить.

Аккуратно, не поворачивая головы головой, осмотрелся. Морран смотрит прямо на меня. Без симпатии или вражды. Изучающе. Ага, проверяет, не буду ли я отворачиваться, когда эти двое начнут кромсать друг друга. Теперь, когда свет фонарей не слепил, было видно, что на всех, кроме Зюйда на лицах надеты выбеленные кожаные маски-нашлемники. Нечто вроде противогазов, только из толстой кожи и без фильтров. Самодельные, но высокого качества. Темные очки поднимались вверх, в полутьме прорези для глаз смотрелись пустыми глазницами как у мистических черепов. У разведчиков, которых мы взяли несколько дней назад, такой приблуды не было и близко. С некоторым запозданием подумал, что шлемы могут быть ещё и бронированными.

Зюйд недовольно поморщился, извлёк пистолет. Меня чуть оттеснили, я старался не делать резких движений, только исподлобья посмотрел в глубину зала. Там никого, остальная толпа собирается. Надеюсь, мои парни тихонечко себе всё пересидят.

В какой-то момент, когда Зюйд разочарованно вздохнул, один из горемык с подвыванием неумело размахнулся, попытался ударить второго сверху, куда-то в район лица. Тот отпрыгнул, махнул в ответ. Раздался вскрик. На это было неприятно смотреть, но, зная, что за мной наблюдают, не позволил себе такое удовольствие как «ничего не вижу». Ближайший ко мне попытался в ответ ударить противника кулаком. В скупом свете фонарей мелькнула кровь. Удары руками и ножами сыпались один за одним, но дальний дважды промахнулся и пропустил укол в шею, завалился на пол. Второму недвусмысленными жестами велели добивать.

Тот жалостливо завыл, схватил нож обоими руками и принялся наносить удары один за одним. Добиваемый только глухо клокотал и махал руками.

Зюйд недовольно скривил рот.

— Принят. С натяжкой. Будешь зваться Щенок, за то, что скулил. Все готовы? Первая колонна, выдвинулись. Идём без передышек, кто отстаёт, устаёт, хочет пописять или к мамочке… Кончаем без разговоров. Вторая группы замыкает и в прикрытии. Новенькие идут с ней. Слушаться Киппа. Двинули.

Собраться не дали. Успел только порадоваться, что не обыскивали. Так-то у меня вальтер и нож на поясе.

Без понуканий пошёл, когда велели. Тело не слушалось, ощущалось как гигантская деревянная кукла.

Мой компас на запястье, но смотреть не решался, потому что за моей спиной маячил «старичок», чьего имени я не знал. Иллюзий насчет своей неприкосновенности у меня не было. Шли и шли. Колонна впереди притормаживала, в какой-то момент наш Кипп велел огибать и обгонять. Местность я не узнавал, но по ощущениям шли на юго-юго-запад, за город. Светает. Снег пушистый, рассыпчатый, как песок. Значит, минус очень большой. При резком вдохе ноздри обжигает. Шли быстро, равномерно, долго, привычка много ходить здорово меня выручала.

Наша вспомогательная группа, всего пять человек, включая двух «новеньких», в какой-то момент ушла сильно вперёд от основной колонны. При движении Кипп пару раз доставал какую-то карту с пометками (было жутко интересно, что за карта), мы делали развороты, иногда петляли, шли быстро, иногда внезапно останавливались. Один раз он трижды отчетливо помахал кому-то вдалеке. На левой руке у бойцов две вертикальные полосы, что-то вроде изоленты, прямо на комбезах и куртках, от локтя до плеча. У Киппа таких было три. Вероятно, локальная военная символика.

По моим ощущениям ушли от строймаркета километра на три. Поднялись на какой-то пригорок. Впередиидущий Кипп остановился, потыкал куда-то в голубеющую даль пальцем, смотрел в горизонт сквозь затемненные очки поверх маски, с глухим щелчком поднял их. Видимо, у маски есть какая-то толковая ось.

— Оо! Это будет мать всех бурь. Давно хотел такое увидеть. Стоим!

Раз уж «стоим», то я тоже осторожно осмотрелся. Эту часть города знал плохо, но, кажется, мы огибали по большой дуге район старого аэропорта и были в каких-то… ебенях. Помзона, мать её. Но это из разряда очевидное. А из невероятного — состояние горизонта. Я ни разу не климатолог и не колдун-погодник. Но мать его, горизонт! Восток был тёмен, хотя время рассвета и небо над головой радовало рваными облаками и бледным небом. Восток должен быть светлым. Кипп говорит про бурю, и я склонен ему верить. Сейчас можно включить телефон и запросить Климентия, а тот военных, может со спутников поступают данные о грозовом фронте. С другой стороны, всего сутки назад они говорили, что ближайшая природная аномалия в паре тысяч километров, что могло изменится?

Однако, лозунг реалиста, который, выражаясь итальянским языком, кровно заинтересован в целостности своей жопенции: «верь своим глазам». И я верил. За пару минут тёмная полоса на горизонте, а она занимала его полностью, стала чуть-чуть толще. Кажется. Наша пятерка стояла и созерцала (пялилась в видами дебилов) мрачный восток. Основной колонны нет.