Проделанный маневр застал врасплох агента. Остановившись в секундном замешательстве, он скоро овладел собой и решительно устремился за Ржевуцким. Через несколько минут петляния по сосняку на пути пана Станислава оказался ручей, текший по дну неглубокого и довольно широкого оврага. «Йезус Мария!» – воскликнул он и спустился на его поросшее мхом и кустами черники дно. Вытащив револьвер, он взвел курок и, заняв позицию на его пологом откосе, принялся ждать преследователя.
Потеряв из виду объект, филер отчаянно заметался и, достав табельный лефоше, с куда большей осторожностью стал углубляться в лес. Перебегая от одного дерева к другому, он неотвратимо приближался к оврагу, и когда расстояние сократилось до убойного, грянул выстрел из кольта. Взмахнув руками, агент выронил пистолет и, качнувшись на слабеющих ногах, рухнул в огромный, разоренный еще по весне оголодавшим медведем, муравейник. Выбравшись из засады, пан Станислав склонился над недвижимым телом и обыскал его. Прикрепленный к обратной стороне лацкана сюртука латунный жетон с гербом посередине и выбитой по краю надписью «Упр. С-Петербургского обер-полицмейстера. Сыскное отделение» стал добычей Ржевуцкого. Выбросив нелюбимый им лефоше в ручей и, сотворив молитву, он вернулся на вокзальную площадь. Сговорившись с возчиком – местным гатчинским мужичком, пан Станислав покатил в Петербург.
Глава 23. Последние приготовления
Хотя Казимир и уверил Катаржину, что собрать разрывной снаряд дело плевое, на практике все оказалось несколько сложнее. Пропитанного нитроглицерином кизельгура, а вкупе с ним и пары изобретенных инженером субстанций, кои позаимствовал на даче у Кройца Лиховцев, было недостаточно для изготовления задуманной бомбы, поскольку горящий бикфордов шнур демаскировал метальщика и был нужен запал. Используя информацию инженера, а также собственные изыскания, почерпнутые многочасовыми бдениями в университетской библиотеке и опытами в лаборатории на Аптекарском острове, Лиховцев приступил к изготовлению бомбы. Сославшись на срочную работу, он попросил домашних не беспокоить его и, закрывшись у себя в комнате, погрузился в сборку. Казимир планировал собрать два разрывных снаряда, дабы испытать один из них на пустырях Смоленского поля или безлюдном берегу Финского залива.
В девятом часу Лиховцев закончил со сборкой первой бомбы, и непреодолимое желание испытать свое детище овладело им. Возбуждение опасной работой, достигшее крайней точки, гнало студента из дому, и Казимир решился на опыт. Со снарядом в холщовом мешке он отпер дверь комнаты, но, вспомнив предостережение Катаржины, вернулся к окну. В свете фонаря он увидал карету, одиноко стоявшую возле дома напротив.
«Хм, может, Катишь и права», – бесшумно проскользнув в кухню, он выбрался на черную лестницу. Ступая практически на ощупь и держа холстину с ценным грузом прямо перед собой, он шаг за шагом осторожно спускался, пока не уперся в закрытую дверь. Отомкнув замок, он высунулся во двор. Лунный свет неуверенно пробивался из-за лоскутьев туч, выхватывая из темноты смутные очертания двора и куцую молодую березку, поднимавшуюся по глухой стене соседней конюшни. «Вроде, шпиков нет», – Казимир подошел к дереву и, взобравшись на березу, перелез на односкатную крышу конюшни. Опасаясь, что снаряд сдетонирует, Лиховцев не стал прыгать, а неуклюже сполз по водосточной трубе и, метнувшись в темноту арки, оказался на улице.
Когда пан Станислав появился возле аптеки Пеля, пробило половину третьего пополудни и его лекарства были давно готовы. Забрав препараты и поболтав с аптекарем, кой запросил за свои труды неожиданно скромную сумму, он купил себе венских сосисок в колбасном ряду Андреевского рынка, а в рыболовной лавке пару удилищ и снасти. Слежки за ним точно не было, как и за домом Лиховцевых, что, впрочем, не удивило поляка. «Один кормит червей в привокзальном лесочке Гатчины, ну а прочие пока что не ведают о моем возвращении», – с улыбкой подумал он, проходя во двор через арку. То, что «прочие» заняты наблюдением за его племянником, засев в осиновом кустарнике против дачи инженера Кройца, Ржевуцкий мог только догадываться.
«Черным ходом оно надежнее будет», – стал взбираться по ароматной лестнице поляк. На его счастье, он достиг третьего этажа незамеченным и, открыв ключом дверь, оказался дома. Завернутая в темную ткань и спрятанная за одеждой винтовка ожидала своего часа в гардеробном шкафу. «Йезус Мария, есть во что переодеться», – оглядел свой замазанный смолою с прилипшими иголками и мхом костюм пан Станислав. Нагрев воду, он обтерся влажным полотенцем и сбрил бороду и усы.
«Надеюсь, у Зоси не поймут, что наверху кто-то есть», – облачился в свежее белье, новые башмаки и фрачную пару Ржевуцкий, приладив к оборотной стороне лацкана новомодного зеленого фрака филерский жетон. «А вот сменить прическу да и цвет волос, пожалуй, не помешает». Достав с верхней полки в шкафу огненно-рыжий парик, купленный, как и женский седой, в театральной лавке Пассажа, он нахлобучил его на голову и оглядел себя в зеркале. «Вид немного экстравагантный, зато узнать меня невозможно. Человек в зеркале решительно не Ржевуцкий», – напялив на избыточно пышный парик ставший в одночасье тесным цилиндр, он остался доволен произведенным эффектом. Спустя некоторое время, убедившись, что наблюдение за домом по-прежнему отсутствует, пан Станислав покинул квартиру парадной лестницей и, наняв извозчика, поспешил на Марсово поле.
– Никак, барин, на рыбалку собрались? – удивился возчик, косясь то на пассажира любопытной наружности, то на обернутые ситцем удочки и потертый саквояж, резко контрастирующие с подчеркнуто городским костюмом владельца.
– Говорят, крупный карась в прудах возле Екатерингофки завелся. Хочу завтра испробовать.
– И рекой не гнушайтесь, барин. У щуки да окуня нонче жор, рыба оная щас славно берет, хоть на червя, хоть на кишки, а про живца уж молчу, – будучи рыбаком, тотчас забыл про свою подозрительность возница.
– Да и налима, коли на донку, можно на свиную требуху выудить, – вторил ему пан Станислав.
Осмотрев, как рабочие драпируют возведенную возле Лебяжьей канавки трибуну, царская ложа к тому времени была уж готова, он обернулся к Летнему саду. Деревья по то сторону воды отстояли от задов ложи шагов на сорок, а ветвление от ствола в большинстве случаев шло достаточно низко.
«Однако сад, особенно с этой стороны, будет наводнен тайными агентами и чинами полиции, да и стрелять в царя со спины не очень-то комильфо», – решительно отверг позицию в Летнем саду Ржевуцкий, и его взор обратился к Михайловскому саду. Прогулявшись к юго-западной окраине Марсова поля, он остановился возле закругленного угла дома Адамини. Прикинув расстояние до ложи и перейдя на левый берег Мойки, пан Станислав стал придирчиво осматривать растущие вдоль берега и подходящие для его затеи деревья, пока не уперся в ограду52 Михайловского сада.
«А вот и они, эти самые двести саженей, о коих толковал дражайший пан Кокорев. Можно, конечно, пройти берегом дальше, дабы сократить дистанцию, но тогда я вторгаюсь в частные владения императорской фамилии53», – оглядывая последнее перед забором и еще не совсем облетевшее дерево, заколебался поляк, когда из засыпанной красно-желтыми листьями полосатой будки вышел рослый казак дворцовой стражи и направился в его сторону. Отогнув лацкан фрака, пан Станислав показал филерский жетон, чем немедля снял вопросы у служивого.
«Действует, да еще как! – весело подмигнул себе он. – Однако чего я нервуюсь? Подарком купца Кокорева шишки и с большей дальности с елок сбивал», – вспомнив, как пристреливал давеча винтовку, решил не злоупотреблять «служебным» положением Ржевуцкий. Сняв перчатки и прислонив трость к дереву, кое было точно не видно из будки стражнику, он подпрыгнул и, ухватившись руками за ветвь, сноровисто подтянулся к корявому черному стволу высокой раскидистой липы, посаженной еще в петровские времена. Портить одежду и залезать на дерево дальше он поостерегся, справедливо рассудив, что «будет время ее завтра порвать и испачкать». Поляку хватило проделанной рекогносцировки, дабы оценить выбранную позицию. Вернувшись тем же путем к коляске с оставленной в ней поклажей, пан Станислав покатил на Караванную улицу к доходному дому за номером восемь, где и расстался с пожелавшим ему уловистой рыбалки извозчиком.