Из глаз у меня брызнули слезы облегчения, я прижал ее вялое тельце к себе и аккуратно погладил по голове, стараясь не задеть страшную рану. Хотелось поскорее уйти прочь от зловонной пещеры, но я не мог просто так выбросить в общую кучу свои кастрюлю и колокол. Пещера, пусть и оскверненная, все равно оставалась для меня священным местом. Поэтому я потратил некоторое время на то, чтобы найти свободный от корней деревьев участок земли, раскопал довольно глубокую яму и зарыл мерзость. Потом, видя, что Айюри сама идти не может, снова взял ее на руки и быстро пошел прочь. Надежда возвращалась ко мне вместе с теплом моей сестренки. Еще совсем свежи были воспоминания, как я нес ее к Малинджи, чувствуя, как с каждой секундой она становится все холоднее. А тут все шло в обратном порядке. Ее еще совсем недавно твердое и стылое тело наливалось теплом и мягкостью. Кроме того, она говорила, и она меня помнила! Что еще нужно? С остальным мы справимся.

Поравнявшись с воротами Малинджи, я остановился в нерешительности. Хотелось постучаться и передать ему свою благодарность, но что-то останавливало. Может быть, воспоминания о том, как пена выступила у него на губах при виде мертвой Айюри, а может, о том, как он стал крутить ее тело на своих худых, испачканных говном бедрах, словно паук… Что бы он с ней ни делал весь этот день, это не было одолжением или услугой. Он делал это, потому что ему это было необходимо, и потому, что это доставляло ему удовольствие! Все остальное – дом, гостиница, бассейн, высокий забор – все это было нужно не ему. Если бы не Лару, он прекрасно обошелся даже без гнилого навеса и принимал бы всех желающих, не взымая никакой мзды… В тот момент я впервые задумался, а что именно за дар получил Малинджи на противоположном берегу Реки и с какой целью?

…

Ярран снова замолчал. Закончив самую тяжелую часть своего рассказа, он, наконец, почувствовал голод и стал жадно хватать с подносов давно остывшие закуски.

- Знаешь…, - Карл помедлил, формулируя мысль, - Сколько раз я ловил себя на том, что сравниваю твой рассказ со старыми европейскими легендами. Река смерти Стикс, Харон, перевозящий через нее души в Загробный мир Аида… А последняя часть один в один повторяет легенду про Орфея и… забыл как звали девушку. Орфей спустился в царство Аида и упросил его отпустить девушку обратно в мир живых. Аид разрешил, но строго-настрого наказал ему не оборачиваться, пока они не пересекут некий рубеж. Орфей же в какой-то момент не выдержал, оглянулся и потерял ее уже навеки.

Карл подготовился к яростному протесту со стороны бушмена, отстаивающего свою собственную религию, но тот, к его удивлению, только кивнул.

- Я знаком с этими легендами, - ответил он, - Как там? «Нет ничего нового под солнцем». Бреши, подобные нашей, были, есть и будут по всему миру. И, конечно, условия там одинаковые, так как ведут в одно и то же место. А легенды придумывают люди, поэтому они, одновременно, так схожи и так различны. У нас никто не видал Харона, но это не означает, что его нет. Быть может, действительно некий Орфей или его прототип смог добраться на лодке Харона на противоположный берег и найти свою женщину. И, вполне возможно, что он привел бы ее целиком, если бы не нарушил правила… Другое дело… куда бы он ее привел. Истинное тело оказывается за Рекой, когда физическое уже разлагается. И я очень сомневаюсь, что что-либо может вернуть дух в испорченное тело.

- Но ведь Малинджи смог…

- Это другое, - отрезал Ярран, - что бы ни произошло с Малинджи на том берегу, оно его… изменило. И только поэтому он мог идти вопреки установленному миропорядку.

- Что было дальше? - спросил Карл после некоторого молчания.

- Мы соорудили шалашик в джунглях неподалеку от поместья и провели там несколько дней. Раны Айюри действительно быстро затянулись, не смотря на сырость. Но, как ты уже понял, прежней она не стала ни через неделю, ни через год. Мы вернулись в поселок и держали ответ перед старейшинами. Сначала нас хотели изгнать, но внезапно открылось, что уже несколько семей до нас ходили к Малинджи, только тщательно скрывали результаты этого похода. Старый Покики даже выкопал в своей хижине глубокий подвал, где прятал свою вернувшуюся жену, хотя бедняжка ничем этого не заслужила. Гнать пришлось бы половину поселка, и старейшины отступились. Ну, а потом уж эти походы стали повальными.

Ярран помолчал, внимательно вглядываясь в лицо собеседника, потом продолжил:

- Я вижу, о чем ты думаешь, и прекрасно понимаю твои чувства. Но мне бы хотелось донести до тебя одну очень простую мысль… Смерть – это не наказание и не приговор. Она так же естественна, желанна и правильна, как рождение. Смерть – не конец, а лишь некий рубеж, делящий бесконечную тропу существования. Быть может, за смертью следует еще один рубеж, еще одна Река и новое преображение. Путь не начинается с рождением и не заканчивается смертью. А то, что творит Малинджи – это не дар, он всего лишь коверкает естественный порядок вещей, - Ярран замялся, подыскивая нужные слова, - Представь себе холодильник, увешанный магнитиками-буквами. Из этих магнитиков можно составить множество всем знакомых и понятных слов. Но порой происходит так, что кто-то случайно, или по чьему-то наущению, составляет слова, смысла которых не понимает. Так и здесь. Малинджи запустил процесс, смысл и последствия которого неизвестны ни ему самому, ни кому–либо другому из ныне живущих. И результат, без сомнения, будет губительным. Сейчас, наглядевшись на это в течение сорока лет, я могу с уверенностью сказать, что все эти малинки, гуляющие по Земле – всего лишь побочный эффект, не несущий смысла. Примерно, как при опухоли мозга возникают головные боли. Основная проблема… она там – в Кайонгуни.

- Малинки – пошло от его имени, так? – спросил Карл, чтобы не молчать, хотя думал совсем о другом.

- Да. Людьми их назвать уже нельзя, потому что это не люди, но и всякие ваши слюнявые Зомби – это тоже не про них. Я уж и не помню, с чьих уст впервые сорвалось это словечко, но оно как-то сразу и прочно к ним прилипло. Впрочем, название не имеет значения. Я тебе хочу рассказать историю, которая должна наглядно показать, что есть малинки.

…

- Прошло пару лет после возвращения Айюри. К тому времени уже редкий житель Северных территорий сразу хоронил своих мертвецов, хоть и понимал, что творит плохое. Это было видно по тому, как менялся Кайонгуни и леса окрест пещеры. Кайонгуни… как бы это лучше сказать… заполнялся, тропа становилась все короче, словно само пространство сжималось с каждым вернувшимся покойником. А территория снаружи, обдуваемая ветром Кайонг, наоборот, ширилась и умирала. Но любопытство все равно толкало людей тащить к Малинджи своих мертвецов, не думая о том, что они лишают их дальнейшего пути, оставляя на веки вечные слоняться в туманных пустошах. Многие малинки почти сразу без следа исчезали. Уверен, приведшие сами избавлялись от них, без лишних глаз и ушей, наивно полагая, что вернули все на круги своя, и близкие продолжат путь.

Так вот… прошло примерно два года после возвращения Айюри. Мы уже привыкли к ее особенностям и почти забыли, какой она была на самом деле. Она умела связно поддерживать разговор и даже выполнять кое-какую работу по хозяйству. Но самые простые для любого человека желания или потребности у нее отсутствовали. Чувство голода или нужды она, быть может, и испытывала, но не могла связать их с необходимыми для их удовлетворения действиями – взять миску и ложку или сходить в туалет. Каждый раз изо дня в день ее надо было подталкивать и направлять, словно в ней была отключена воля к жизни. Однажды за обедом я заметил, что у нее странно искривлены пальцы, а когда осмотрел ее руку, то ужаснулся – мизинец, безымянный и средний были выбиты из суставов и торчали в разные стороны. Представляю, какую она испытывала при этом боль, но не было в ней того, что заставило бы обычного живого человека орать, корчиться от боли и просить помощи - того самого пресловутого инстинкта самосохранения. Пока я, содрогаясь, вправлял ей косточки, она даже ни разу не дернулась.