– Свет вырубился, и дверь открылась сама, – объясняла Лу. – Я думала, все, капец – новая катастрофа. А что на самом деле случилось?

Никто не ответил Лу. Возбужденный охранник ткнул ее в спину, чтобы она замолчала и шла быстрее. Свет продолжал мигать.

– А если так всю ночь? Дверь снова откроется, – обратилась 132-я к охране.

– Не тупи! – злобно огрызнулся охранник. – Дашь ей снотворное. И наручниками к кровати. Или совсем тупая?

132-я почувствовала себя униженной, прикусила губу.

Когда они остались одни в комнате, Лу зашептала:

– Не обращай внимания на этого козла. Он сам тупой придурок. Если надо, пристегни меня наручниками.

– Спасибо, Лу. Извини.

– Ничего. Не парься, —Лу покорно улеглась в кровать. – 132-я, ты в курсе, что произошло? Кто тот мужчина в оранжевом?

– Он сумасшедший, Лу.

– Сумасшедший?

– Конечно. Он хотел сбежать отсюда. Форменный псих.

Лу смотрела на потолок – свет продолжал мигать. Она вспомнила глаза мужчины: они были живые, наполненные отчаяньем. Его взгляд был осмысленным. Он не был похож на взгляд зомби, как у охраны или 132-ой. Теперь Лу точно знала, что она не одна. Но это знание пока ничего не меняло. Лу понимала: кому-то из пленников Центра удалось повредить систему защиты дверей. Она улыбнулась. Мысли путались из-за снотворного, проваливались в небытие. Лу вспомнила маму и с новой неистовой силой захотела оказаться в прошлом.

Ольга и Лу остались жить в клинике. Василий потребовал у жены развод. Потом он уехал куда-то далеко, на Крайний Север. Пару раз прислал деньги, затем окончательно пропал, слился. Оля втайне ото всех сотрудников клиники, и особенно от Касьяновой, скрывала, как сильно она тоскует по бывшему мужу, как старается выбросить его из своего сердца, но никак не может. Особенно мучилась ночами: медицинское учреждение и казенная кровать не могли заменить уют семейного дома. Все свое время она отдавала дочке, занималась с ней и помогала Касьяновой вести наблюдения. Но Касьянова понимала, что молодой женщине необходимо иметь «собственную опору» и дело для души и заработка. И она подарила Ольге швейную машинку. Ещё помогла устроиться в ателье на договорных условиях к одному модному столичному дизайнеру.

Алла Николаевна Касьянова и Ольга вместе пережили самое трудное время – первые три года малышки. Они никак не могли справиться с ее крыльями, вернее, не могли научить контролировать ее внезапные полеты и правильно летать. Лу развивалась прекрасно. В шесть месяцев она начала ползать, а в восемь с половиной пошла. До года у нее не было никаких позывов к полету. Профессор Сомов, тщательно осматривая крылья Лу, предположил, что они могут самостоятельно «отмереть, отпасть», как молочный зуб или атавизм. Ольга молилась, чтобы это было правдой. Но крылья не отпали. Когда Лу исполнился год, она стала ими шевелить. А если она была чем-то недовольна или злилась, потому что ей не давали конфетку или любимую игрушку, девочка активно хлопала крыльями и кричала. В эти моменты Ольга страшно переживала, что дочка сделает себе больно или поранится, и тут же давала дочке все, что она требовала.

– Не делай этого, Оля, – возмущалась Касьянова, —таким образом ты избалуешь ее.

– Ну и что? Это никому не помешает, не навредит. Моей Луше всю жизнь придется жить одной. Кроме меня, ее никто не станет баловать.

Иногда Лу внезапно взлетала и зависала у самого потолка. Было очевидно, что у малышки выходит это спонтанно, и она не умеет управлять собственными крыльями. Бедняжка, не зная, как ей вернуться вниз, громко и отчаянно рыдала под потолком. Когда начались эти первые неконтролируемые полеты, пол в помещении затянули специальным покрытием, чтобы в случае падения Лу не разбилась и не пострадала. А к телу Лу прикрепили датчики, сообщающие о полете девочки. В подобных ситуациях Касьянова или сотрудники клиники немедленно прибегали к Лу, поднимались вверх по стремянкам и спускали «крылатое создание».

– Мы учим детей ходить, говорить, пользоваться вилкой и ложкой. Учим их буквам. Потом из букв складывать слоги и слова. Пользоваться руками и пальцами: извлекать музыку, лепить из глины, рисовать. Но что делать с крыльями? – Касьянова посмотрела на Ольгу и вздохнула. – Я придумаю «азбуку» для Лушиных крыльев.

– Правда?

– Я работаю над этим. Изучаю необходимую литературу, исследования. Даже не у всех птиц первые полеты проходят на нужном уровне. Птенцы падают, ощущают боль. Всем детям необходим пример матери. В дикой природе птицы учатся летать сами. Но есть птенцы, рожденные в неволе. Сначала их учат летать с малой высоты. Потом увеличивают расстояние. Самый лучший способ – подкинуть птенца в воздух!

– Но Луша не птенец! Ты подбросишь ее вверх, и она испугается.

– Птенцов это тоже пугает. Затем они привыкают. И могут контролировать свой полет.

Но все эксперименты Касьяновой проваливались. Все научные исследования и наблюдения за обучающими полетами птенцов никак не форматировались с человеком. Касьянова делала запросы в научно-исследовательские институты разных стран и в частные клиники по всему миру, где проводились наблюдения и исследования людей, рожденных с необычными патологиями. Она надеялась получить информацию о людях, рожденных с крыльями. Касьянова была уверена, что Луша не единственный крылатый ребенок. Но со своей стороны, она не делилась никакими сведеньями о своей необычной пациентке.

Время шло, но никакой информации о людях с крыльями не поступало. Полеты Луши по-прежнему были неуправляемы и опасны.

Лу обожала Аллу Касьянову, всегда активную, энергичную, веселую, спортивную. Луша называла Аллу «Ла», всегда слушалась ее, ждала ее новых игр, которые Ла постоянно придумывала. Лу любила забраться к Касьяновой на колени, трогать ее очки или небольшую сережку в ухе и тихонько лепетать:

– Лу любит Ла. Лу и Ла. Лу и Ла.

Ольга ревновала свою малышку к Касьяновой, но не показывала вида. Женщина привыкла терпеть. Она мечтала о том, что Лу научится управлять крыльями, подрастет, окрепнет и они рано или поздно уедут жить в деревню, на простор и волю.

Лу нравилось жить в клинике, другой жизни она не знала. Ей нравилось убегать от мамы или Ла, носиться по длинным коридорам, прятаться под большой лестницей или на кухне, где повар давал девочке румяный пирожок. Лу нравилось, когда перепуганная мама или сотрудники искали ее. Иногда она гуляла в саду клиники, заросшем мхами, папоротником, шиповником, хвойными деревьями и больше напоминавшем кусок леса. Но девочка не особо любила гулять на улице: деревья, трава, запахи и птицы пугали ее. На прогулке она никогда не отходила от взрослых и с радостью торопилась обратно в клинику, в свой дом. Лу узнавала о внешнем мире и его обитателях из книг, энциклопедий, интернета и телевизора. Она знала, что в клинике еще живут другие дети, и однажды попросила Касьянову разрешить ей поиграть с ними. Алла познакомила ее с мальчиком Петей, с большими странными глазами. Он показал Лу свой третий, «тайный глаз», скрывающийся под густой шевелюрой. Она в ответ похвасталась своими крыльями, совсем незаметными из-за фасона платья, придуманного Ольгой. Петя очень грубо отреагировал и схватил Лу за крыло. Она ощутила невероятную боль в спине и закричала. Но мальчик не отпускал крыло, дергал его, пытался вырвать. Лу отталкивала его руками, звала на помощь. Касьянова вбежала в комнату, увидела, что происходит, и закричала:

– Лети! Лети! Вверх!

Лу подпрыгнула, ощутила легкость, тут же оторвалась от пола и ударила Петю ногой в грудь. Он упал. Лу порхнула вверх, умело обогнула люстру и выпорхнула в коридор. Она быстро и уверенно летела к своей комнате, своему убежищу. Касьянова бежала следом за ней по коридору и громко радостно говорила: