Синьора Стреппони, как показалось Джузеппине, впервые за много лет, посмотрела на нее с искренней гордостью.

– У меня уже есть подарок от вашего дедушки, который защищает от любого зла, – ответила она глядя в глаза дочери и, не выдержав ровным счетом никакой паузы, добавила, переключившись на детей, – А теперь, негодники, отпускайте уже свою мать. Чем быстрее она уедет, тем быстрее мы с вами отправимся в большое путешествие!

Через четверть часа Джузеппина сидела напротив Саверио в экипаже, который, натужно скрипя и хлюпая по лужам, силился добраться до грунтовой дороги под успевшим все-таки начаться проливным дождем. Она взглянула на секретаря, он ответил ей едва заметной ободряющей улыбкой, и каждый повернулся к своему окну.

За разбивающимися вдребезги о стекло окна тяжелыми каплями дождя виднелись лишь размытые угрюмые пятна, а на душе у Джузеппины было хорошо. Качаясь в отзвуках стучащих о камни колес, она подумала, что все ее прошлое – лишь погоня за тем, что всегда оставалось рядом, и только сейчас жизнь начинает обретать истинный смысл.

«Опять мое письмо к тебе, на которое я никогда не получу ответа… Я понимаю. Ты права, не отвечая на мои послания. Играть в дружбу с потерянным возлюбленным, все равно, что играть на пианино с переломанными пальцами. Но если бы ты только знала, как сильно я устал. Кем я стал за эти два года! Я больше не человек, я – персонаж. Все дергаю, дергаю, дергаю себя и других за нужные ниточки, чтобы продвигать вперед свои цели. И это все, чем заняты мои дни. Я очень долго предпочитал думать, что у меня нет выбора. Правда же в том, что я верил, будто цель того стоит. Теперь… я просто чувствую себя в ловушке».

Джузеппе отложил перо и откинулся в кресле. Моргание отказывающейся гореть ровно свечи, мерный стук метронома на столе и тишина. Тишина, которая давила на виски. От нее звенело в ушах. Верди потер уставшие глаза, встал, потянулся, подошел к окну. Улица была пуста, небо затянуто густыми низкими тучами. Какое-то время он мрачно, задумчиво смотрел в окно. Потом вздохнул, подошел обратно к столу, разорвал только что написанное им письмо, швырнул его в мусор, выключил метроном, задул свечу и отправился спать.

Джузеппина действительно со дня их последней встречи ни разу не ответила Верди. Добросовестный и преданный Саверио еще в Парме получил четкое указание о письмах от маэстро даже не уведомлять. Уничтожать послания великого композитора рука у него не поднималась, и секретарь аккуратно складывал их в специально отведенный ящик своего стола. На всякий случай. Но случай не представлялся. Поначалу молчание Джузеппины было лишь нежеланием бередить сердечную рану. Потом бывшая оперная дива поняла, что несмотря на все тепло, с которым она вспоминала маэстро, ни малейшего стремления возвращаться в кишащий интригами, погоней за выгодой и славой мир итальянской оперы она не имела. Даже если она будет в этом мире рядом с Джузеппе.

Первые месяцы Верди писал часто, потом все реже. Сегодня маэстро и вовсе решил больше своей бывшей возлюбленной ничего не отсылать. Сколько можно перечитывать одну и ту же главу!? Пришло время двигаться дальше.

Джузеппе вошел в темную спальню, разделся, сел на кровать. Мучительная усталость чугуном давила на лоб и сковывала болью поясницу, но забраться под одеяло означало бы начало очередного многочасового мытарства в безуспешных попытках уснуть. Эту ночную возню на простыне маэстро ненавидел всей душой. Она изнуряла куда больше, чем непрестанная дневная суета. Опершись ладонями о край матраса, он смотрел на мутно-серый квадрат окна, что тускло светился на черной стене.

Париж и Вена рукоплескали «Эрнани». В неаполитанском Сан-Карло успела отгреметь литаврами и отгудеть тромбонами «Альзира» Вольтера. Ликующие зрители вызывали маэстро Верди на сцену больше тридцати раз. Джузеппе вернулся из Неаполя в Милан несколько дней назад. До выполнения обязательств по соглашению с Мадзини оставались еще «Аттила», с которой предстояло снова отправиться в венецианский Ла Фениче, и запланированный на весну будущего года во флорентийском Театро делла Пергола шекспировский «Макбет».

К тому же, Джузеппе зачем-то согласился на новую оперу для Лондонского королевского театра. Гонорар был баснословный, но на решение скорее повлияло желание поднять свое знамя над каждым бастионом, взятым когда-то маэстро Россини. Многие уже утверждали, что слава Верди затмила несравненного любителя кулинарии. Мысль эту идею постулировать была чересчур приятной, чтобы ее отвергать. Теперь до конца месяца предстояло согласовать сюжет и либреттиста еще одной постановки. Даже приблизительных представлений ни по первому, ни по второму пункту пока не было.

Предприимчивые, но недалекие энтузиасты Буссето загорелись идеей построить в родном городе театр имени Джузеппе Верди, водрузив бюст композитора у входа в заведение. В расчете на солидную финансовую поддержку муниципалитета и привлечение внимания высшего света, они обратились к маэстро с предложением создать оперу для открытия театра. В письме без лишних изысков была также просьба организовать для спектакля участие выдающихся певцов. Бесстыдность мещанства во плоти… Поутру нужно будет отправить инструкции Барецци, чтобы тот хоть как-то охладил страсти. Возможно, Верди и был тщеславцем, однако прослыть таковым, водрузив себе памятник и организовав его торжественное открытие, в планы маэстро не входило.

Шествия с уличными органами под напевы из опер Верди уже походили на массовые митинги. Вмешательства австрийской полиции мгновенно приводили к потасовкам, в которых зачастую было не ясно, кто победит. Воодушевленных музыкой маэстро людей ломали прикладами и избивали сапогами. Джузеппе долго успокаивал себя размышлениями о благородстве цели, однако и эта цель оказалась бутафорией.

Вчера выйдя из дома и уже почти сев в карету, маэстро увидел очередную, в последнее время их было множество, листовку движения сопротивления. На застрявшем меж камней мостовой трепетно подрагивающем листе бумаги красовался отпечатанный жирными черными буквами призыв:

«Да здравствует соединенное Королевство Италия! Освободим нашу землю от захватчиков!»

Королевство Италии. Мадзини и союзники передумали бороться за свободу нации и объединение земель под республиканским правлением. Теперь итальянцам продавали лишь идею смены правителя под соусом воссоединения страны и народа. В сердцах Верди вмял каблуком ни в чем не повинную бумагу в брусчатку и, сев в ждавший его экипаж, с такой силой захлопнул за собой дверь, что кучер подскочил на козлах словно испуганный кот.

Воспоминание об этом опять отозвалось резью в желудке. Джузеппе сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, пытаясь вместе с воздухом избавиться и от разъедавшей его изнутри изжоги.

«Как же все надоело…» – подумал он. Еще и тело упрямо отказывалось исправно служить. Поочередно или сразу вместе мучали боли в горле, мигрень, гастрит, прострелы в пояснице и несварение желудка. Два курса кровопусканий, хитроумные травяные настои, снадобья, пилюли. Ничего не помогало. Молодость маэстро провел в боях с душевной болью, в зрелости его побеждала боль физическая.

Джузеппе еще долго неподвижно сидел на кровати, слушая поток безрадостных мыслей и пытаясь, ничего не упуская, составить график дел на ближайшие дни. Молчание ночи нарушили мерзкие пронзительные вопли кошачьей схватки. Вздрогнув от неожиданности и моментально поплатившись за это очередным приступом в спине, Джузеппе громко чертыхнулся и схватился за поясницу. Он медленно встал, подошел к окну, выглянул на улицу.

Ритмичная трескотня сверчка, мерный звон падающих из водосточной трубы в лужу капель, стук борющихся с ветром ветвей ясеня о крышу соседнего дома, еле слышный женский голос, поющий колыбельную своему малышу и удаляющиеся вопли котов-воителей… Нет, музыки в этом не было совсем.

Похоже, заснуть, все равно не выйдет. Значит, имеет смысл пойти поработать. Если повезет, то в таком дурном настроении может получиться пара-тройка конструкций как раз в духе «Макбета».