Короче говоря, если разум не приносит нам удовлетворения, нужно винить себя, а не разум, пренебрегать которым лишь потому, что это слабый инструмент, было бы несправедливо.

Что делать. Если обе стороны в споре выглядят убедительно, то как же скептик делает свой выбор? Разобраться в этом нам поможет Карнеад – философ, который возглавил Академию спустя столетие после Аркесилая и с именем которого связывается ее поздний период. То был мудрец, обладающий легендарными дарованиями; рассказывали, будто он ходил с нестриженными волосами и длинными ногтями из-за того, что был слишком занят философией[240]. По мнению Карнеада, даже не будучи уверенными в вещах до конца, мы способны считать некоторые из них более вероятными, чем другие. Цицерон изложил суть такой позиции:

Таким образом, Карнеад отсылает нас к идее вероятности как основы действия (однако что именно он считал «вероятным» в древнегреческом значении этого слова, вопрос сложный; в отличие от нас, он не располагал математической идеей вероятности)[241]. Да, мы не можем прийти к определенности относительно морали и некоторых других тем, но зато способны делать выводы, которые с достаточной вероятностью окажутся верными, чтобы основывать на них рациональные действия. В наши дни подобную позицию назвали бы фаллибилизмом.

Эта идея Карнеада весьма ценна для практиков сократического метода; независимо от того, был ли сам Сократ скептиком или нет, его метод способен, как мы уже убедились, легко превращать сократиков в скептиков. Опытному скептику комфортно продвигаться от вероятности к вероятности, иногда высокой, иногда нет. (Кстати, сильно ли это отличается от современного научного поиска?) Такой подход позволяет предпринимать решительные действия, никого не обижая. Скептики не упрямы и не против проиграть спор.

Опора на вероятность позволяла Карнеаду высказываться по некоторым этическим вопросам, несмотря на весь его скептицизм, как в этом прекрасном примере:

Конечно, против этого имелись и контраргументы.

Скептицизм против стоицизма. Скептики и стоики были соперниками[242]. Скептики считали, что стоики уверены в таких вещах, в которых они не должны быть уверены; в пользу этого они приводили сложные аргументы, реконструкция которых осложняется тем, что их приходится собирать воедино из разрозненных дошедших до нас фрагментов (Лонг хорошо справился с этой задачей[243]). Несмотря на соперничество, некоторые моменты в скептицизме и стоицизме сопоставимы, что позволяло многим сочетать эти школы. Скептики, насколько нам известно из сохранившихся источников, воздерживались от прямого оспаривания стоической этики. Они возражали против стоической теории познания и вытекающего из нее чувства уверенности. За стоические представления о том, как жить, можно держаться свободной хваткой скептика. Примером здесь служит Цицерон: он считал себя академическим скептиком, но при этом высоко оценивал воззрения стоиков. А Сенека, выдающийся стоик, говорил в одном из своих наиболее благосклонных высказываний о пользе, которую могут принести как скептики, так и другие школы:

Монтень, великий французский эссеист и современник Шекспира, также был поклонником обеих традиций. Он прославился своим скептическим недоверием к притязаниям на определенность; но при этом считал, что стоики дают мудрые советы, – он постоянно цитировал их и при жизни удостаивался сравнения с Сенекой[244]. Если такой писатель, как Монтень, избегал конфликта между скептической и стоической позициями, то у нас есть все основания поставить вопрос предельно прямо. Одна философская школа утверждает, что добродетель есть единственное подлинное благо и вопрос знания; другая школа считает, что мы не можем иметь никаких надежных знаний, а любое заявление об их достоверности следует встретить чередой новых аргументов. Что за человек мог бы придерживаться обеих позиций сразу, несмотря на напряжение между ними? Возможно, Сократ.

В двух заключительных главах будут предложены практические рекомендации, которые помогут вам самостоятельно формулировать сократические вопросы. Давайте предположим, что вы пытаетесь оказать сократическое давление на своих собеседников в аудитории или где бы то ни было или же что вы хотите подвергнуть такому давлению самих себя. Вы желаете опровергнуть какое-то утверждение или заставить собеседника переформулировать его в нечто более убедительное – вполне родственные, кстати, устремления. Вам надо показать, что изложенные тезисы несовместимы с другими убеждениями того лица, которое их высказывает. Для всего этого вам потребуется быстро придумать хорошие вопросы. Здесь мы рассмотрим несколько способов, позволяющих сделать это. Процесс нельзя свести к единой формуле, ведь Сократ никогда не действует исходя из одной и той же единообразной схемы. Вместе с тем у нас есть возможность поговорить о нескольких шаблонах и приемах, которые помогут практикующему сократику применять сократический метод в повседневных ситуациях.

В оставшихся двух главах будет использован гибкий подход к предмету. В них демонстрируется, как преимущества сократического метода можно использовать применительно к темам, которых сам Сократ никогда не касался. Время от времени я буду рекомендовать читателю использовать такие вопросы, которые весьма отличаются от тех, которые задавал Сократ. Оригинальный проект, продвигавшийся Сократом, был благородным, но узким: он предполагал вопрошание тех, кто претендовал на знание сложных и общих понятий, чтобы показать, что у них нет тех познаний, которые они себе приписывают. Этот проект сохраняет свою ценность и сейчас; в предыдущих главах было показано, как его реализовал сам Сократ. Однако сократический метод не был бы столь интересен нам, сегодняшним людям, если бы этот вариант его применения оставался бы единственным. В действительности структурные приемы этого метода приложимы к огромному диапазону сюжетов, как важных, так и незначительных. Применение же их к другим темам приводит к тому, что и типы вопросов, наиболее продуктивные в плане создания эленхоса, тоже меняются; вскоре мы убедимся в этом.