Плавное течение сократического вопрошания привлекательно еще по одной причине. Сократ говорит нам, что ему важно заботиться о душе – своей собственной, своего собеседника и, как можно предположить, читателя. Подобная забота, вероятно, означает определенную скорость работы разума. Этим обусловлен конкретный темп диалогов, оптимальный для речи и мысли. Новый темп создает новую личность. Сократ всегда проявляет самообладание, а упомянутый медленный ритм – одна из составляющих этого. Он никогда не спешит.
Перекрестный допрос. В сократических вопросах есть еще один движущий элемент – насколько им свойственна открытость. Порой Сократ задает такие вопросы, на которые можно дать сотню разных ответов. Он хочет узнать мнение собеседника, и потому разговор завязывается легко. Но вскоре собеседник приходит к какому-то утверждению, они сообща проясняют границы утверждаемого, и Сократ начинает проверять их на прочность. Его вопросы перестают быть открытыми, отвечая на них, можно использовать лишь «да» или «нет»: «Готов ли ты принять утверждение X? Соглашаемся ли мы с утверждением Y?» По сути, диалог превращается в перекрестный допрос. Правовед Джон Вигмор называл перекрестный допрос «величайшим из юридических механизмов, когда-либо придуманных для установления истины»[82]. Сократ, очевидно, считал его столь же важным инструментом философствования. Почему?
Рассмотрим порядок, согласно которому проводится подобный допрос. Правила судебного разбирательства и сократического диалога во многом схожи. Во-первых, на вопросы нужно отвечать до тех пор, пока они не будут исчерпаны; ни там, ни здесь нельзя заявить: «Я предпочел бы не отвечать». Во-вторых, свидетель в суде обязан говорить правду, и в сократическом допросе действует то же правило: говори, что думаешь (подробнее см. главу 10.) В-третьих, тот, кто ведет допрос, может задавать наводящие вопросы, то есть вопросы, заранее подразумевающие ответ: «Правда ли, что?.. Согласны ли вы с тем, что?..» Наводящие вопросы не оставляют места для уклончивых ответов. Они вынуждают свидетеля отвечать по существу. Перекрестный допрос, таким образом, дает возможность «прощупать» свидетелей, выявить их слабые стороны, раскрыть их секреты. Все эти качества делают его превосходным средством проверки правдивости и убеждений свидетеля или кого-то иного.
У наводящих вопросов, впрочем, есть и оборотная сторона. Они продумываются исключительно вопрошающим; свидетелю остается лишь подтверждать или опровергать чужие утверждения. По этой причине иногда дело идет не так, как нам хотелось бы. Предположим, вам нужно выяснить, что думает свидетель. В этом случае вместо перекрестного допроса можно использовать прямой допрос, в котором наводящие вопросы не допускаются; свидетелю позволено высказываться свободно и отвечать так, как он считает нужным. К перекрестному же допросу лучше всего прибегать уже после того, как эти ответы получены. Сократ так и поступает: он неспеша задает простые вопросы до тех пор, пока детально не разберется, о чем идет речь. И вот тогда настает черед перекрестного допроса.
Наводящие вопросы, применяемые в обычном разговоре, могут создавать дополнительные затруднения, вынуждая собеседника защищаться. Большинству людей не нравится, когда их подвергают перекрестному допросу. Когда человека настойчиво подталкивают к тому, чтобы высказать некое утверждение X, ему не хочется соглашаться ни с самим этим утверждением, ни с тем лицом, которое вынуждает утверждение сделать. Поэтому наводящие вопросы нужно формулировать с большой долей добродушия, чтобы они воспринимались благосклонно. Или же они должны быть сформулированы достаточно искусно и мягко, чтобы противоположная сторона даже не поняла, что вопрос наводящий, то есть в такой манере, которая не имеет ничего общего с судебными заседаниями. Порой Сократ заботиться об этом, а порой нет. Важность этого аспекта определяется тем, используете ли вы сократический метод в разговоре с кем-то другим или же в диалоге с самими собой.
Состязательная система. Имеется еще один способ представить мысль, изложенную выше. Перекрестный допрос в суде обычно применяется к свидетелю, вызванному противоположной стороной. Иначе говоря, адвокат и свидетель находятся в состязательных отношениях. В состязательном поведении нет ничего необычного, оно не требует литературного образца для подражания. И, как правило, оно неконструктивно, если вы взаимодействуете с другим человеком. Однако состязательное мышление, то есть применение состязательного подхода в рамках вашего собственного мыслительного процесса, отнюдь не банально и, напротив, весьма позитивно. Большинство из нас, интерпретируя мир, старается снова и снова подтверждать то, что мы уже и так знаем. Вероятно, наша познавательная способность эволюционировала для того, чтобы мы убеждали себя и других в том, что все, что идет нам на пользу, – это к лучшему. Быть может, есть и другие причины для предвзятых рассуждений, склонности к подтверждению своей точки зрения и всех остальных форм хронических ошибочных суждений; в любом случае поиск подобных ошибок не самое любимое занятие разума, предоставленного самому себе.
Сократические вопросы служат лекарством для этого. Они обеспечивают самоконтроль. У нас внутри всегда должна работать оппозиционная партия – начало, постоянно оспаривающее то, что нам кажется известным. Внутренний Сократ – достойный оппонент. По сути, все это есть повторение сказанного в главе 4, но у этой главы другое назначение: она посвящена методам, которыми действует этот оппонент. Не посредством саботажа или ненависти к себе – это просто расследование, каким бы жестким оно ни было. В нашем «я», как и в парламенте, должно быть место вопросам.
Сократу особенно нравится подвергать сомнению те установки, в которых его собеседники видят нечто само собой разумеющееся. И это еще одна веская причина, побуждающая завести оппонента в собственной голове. С его помощью мы прекратим отождествлять себя с теми взглядами, которых придерживаемся. У каждого из нас есть ложные представления о мире и о своей личности, которые не выдержали бы сократической критики и которые едва ли когда-либо ей подвергались. Это не до конца осознаваемые идеи, которые мы воспринимаем как должное и которые из-за этого ускользают от нашего внимания. Сократические вопросы выводят их из слепой зоны. Убеждение, которое до сих пор казалось слишком очевидным или священным, чтобы подвергнуть его прожарке, будет вызвано для дачи показаний. Пока идет такой допрос, убеждение перестает быть частью вас самих. Раньше оно говорило вашими устами – теперь же вы говорите с ним. Состязательное мышление отделяет нас от наших предрассудков и ожиданий.
Поздняя диалектика Платона. В ранних диалогах Платона сократический метод применяется, но не обсуждается. В более поздних он используется меньше, но зато обсуждается больше. К тому моменту, как известно, изменились и другие идеи Платона, и поэтому трудно разобраться, применимы ли его поздние комментарии о методе к ранним сократическим диалогам. Однако нам все-таки нужно хотя бы мельком взглянуть на то, что Платон говорил о своем методе в поздних сочинениях, поскольку они в очередной раз подтверждают, что этот философ неизменно отводил процессу вопросов и ответов почетное место.
В различные моменты своего творчества Платон определял диалектику по-разному[83]. В самом общем виде диалектика означает поиск истины посредством вопросов и ответов. Более поздний платоновский Сократ описывает ее как путь к знанию и открытиям.
Кратил, 390b–e
СОКРАТ. А кто смог бы лучше других присмотреть за работой законодателя и судить о сделанном здесь и у варваров? Не тот ли, кто будет этим пользоваться?
ГЕРМОГЕН. Да.
СОКРАТ. Так не тот ли это, кто умеет ставить вопросы?
ГЕРМОГЕН. Верно.
СОКРАТ. Он же – и давать ответы?
ГЕРМОГЕН. Да.
СОКРАТ. А того, кто умеет ставить вопросы и давать ответы, мы называем диалектиком?
ГЕРМОГЕН. Да, это так.