В голосе Лисы совершенно не было злости, лишь полнейшее замешательство и искренняя жажда понять, как он может помочь собрать ее обратно. Лицо Ле́рона казалось совершенно беспристрастным, а поза расслабленной, хотя взгляд его излучал какую-то бесконечную нежность и сочувствие.

– И…и какая разница, кто ты? – Алиса всплеснула руками. – Какая мне разница, что ты вампир? Что это меняет? Абсолютно ничего! Если бы ты был обычным человеком, то что? Ты бы со мной так не поступил? Ты же утверждаешь, что был таким еще до своего перевоплощения!

На последних словах лицо Алисы исказила какая-то болезненная гримаса, словно она очень хотела все понять и успокоиться, почувствовать наконец облегчение, но у нее это не получалось. Она судорожно глотнула воздух, выдохнула и отвернулась к окну. Ее пальцы вцепились края дивана, на котором она сидела, а плечи сильно напряглись. Она всем своим телом показывала, как устала от бесконечно скачущих эмоций. Она злилась на свой разум, который никак не может успокоиться и остро реагирует на все новые мысли, приходящие в ее голову. Сложно было поверить, что еще полчаса назад они оба веселились от рассказа о вампирах.

– Я, правда, хочу все это понять, – прошептала Лиса. – Но не могу…

Ле́рон бесшумно встал со своего кресла и осторожно подсел к Алисе. Она дернулась от неожиданности, почувствовав его близость, и во все глаза уставилась на него.

– Ты опять будешь использовать гипноз? – испуганно вырвалось у нее.

Ле́рон помотал головой, даже не улыбнувшись.

– Думаю, мне это больше не понадобится... Алиса, – произнес он, бережно оторвал ее вжатые в диван руки и заключил в свои, снова пристально вглядываясь в ее глаза. – Да, мои поступки уничтожили тебя, но, повторюсь, у меня не было такой цели. Я всего лишь хотел тебя напугать, чтобы ты перестала думать обо мне. Я совершил чудовищную ошибку. А тот факт, что я вампир, не оправдание моим действиям. Он лишь объясняет то, что я не психопат, не маньяк и не социопат, получающий удовольствие от чужих мучений. Ведь это была основная причина, по которой тебе было так плохо. Я знаю, что не имею права просить тебя простить меня и снова довериться, но я точно знаю, как устроен человеческий организм. Он быстро забывает любую боль, если она перекрывается более позитивными эмоциями. И такие эмоции теперь я могу тебе дать. Поэтому все-таки прошу, прости меня и дай мне шанс все исправить. Я лишь хочу, чтобы тебе стало легче. Но, разумеется, я пойму, если ты примешь другое решение.

Алиса рассеянным взглядом смотрела на Ле́рона, и до нее стал доходить смысл его слов. Да, поначалу, ей было обидно, что ее чувства были не взаимны, и от того, что он ее стал игнорировать. Но невыносимо больно было от осознания, что вся ее жизнь полетела крахом из-за того, что она умудрилась влюбиться в психопата. А теперь оказалось, что все было совершенно иначе. Ле́рон сделал одну из тех ошибок, которую может совершить совершенно любой человек. Он думал, что его жизнь полностью зависит от его контроля, так же, как об этом думала и Алиса. И они оба в этом ошиблись. Наконец, она действительно поняла, что хотел донести до нее Ле́рон. Он оказался не таким совершенным, каким казался даже самому себе. Но, от осознания того, что даже такой высокоразвитый и успешный среди своих вампир, может совершать обычные человеческие ошибки, а главное, не стыдиться в них признаваться, невзирая на собственное эго, Алиса почувствовала мощный прилив благодарности и необъяснимой нежности к нему. Увидев резкое изменение в ее лице и расслабившемся теле, Ле́рон с облегчением улыбнулся.

– Спасибо.., – произнес он так, словно она только что спасла ему жизнь.

Алиса тут же снова покраснела и, робко улыбнувшись, ответила:

– Наверное, у меня все-таки нет выбора. Я не могу… точнее, не хочу испытывать к тебе ненависти. Я правда очень хочу стереть из памяти все это сумасшествие… И буду рада, если это получится сделать. Но что ты предлагаешь теперь делать?

– Как минимум, мы можем продолжать общаться, как раньше. Как общались бы после вашего праздника. После моего объяснения у тебя будет возникать еще множество вопросов, совершенно разных. Я буду готов на все ответить, если ты захочешь. В рамках разумного, конечно. Хоть сегодня, хоть завтра или в любой другой день. Мне больше нет необходимости делать вид, что я сильно занят и у меня нет времени. Есть, тем более для тебя. Не бесконечное, но месяца три точно.

– Три месяца? – спросила она, почувствовав, как что-то внутри противно сжалось. – А что будет потом?

– Думаю, я скоро завершу свое дело, но месяца через три. Может, четыре. А потом я сразу вернусь к себе.

– А когда ты уедешь, мы уже не сможем общаться?

– Мы бы могли, но не думаю, что это будет для нас полезно, – его ответ прозвучал как приговор. – По-хорошему, надо бы закончить общение уже сейчас, но… Мне кажется, мы можем себе позволить немного утешения в качестве наших бесед, как прежде. Чтобы компенсировать все, что произошло. Я уже рассказал тебе, кто я, поэтому мы даже можем разговаривать более открыто. Когда я уеду, у нас останется хотя бы часть хороших воспоминаний. По крайней мере, мне бы хотелось на это рассчитывать.

– Понятно…

Алиса судорожно вздохнула. От этой информации у нее болезненно сжалось сердце. Только разобравшись в том, что на самом деле было между ними, она не хотела его снова терять. Но, похоже, Ле́рон никакого выбора ей не предоставлял, и ей оставалось лишь смириться с неизбежной скорой разлукой с ним. Но хотя бы немного времени было лучше, чем ничего.

– Что ж, – решительно произнесла она и заставила себя улыбнуться. – Три месяца, так три месяца… Но… ты не боишься, что это может усугубить положение? Я хочу сказать, мы можем привыкнуть к этому, и… лучше срывать пластырь резким движением, знаешь?

– Да, понимаю, о чем ты. Организм хитрая штука. Если сейчас я оставлю тебя в таком состоянии, есть риск, что он запомнит его. Поэтому моя задача перестроить его на позитивный лад.

– А как же ты?

– Со мной все будет в порядке, за это точно можешь не переживать, – улыбнулся Ле́рон. Он все еще держал руки Алисы в своих.

– Тебя тоже вылечит время?

– Не совсем. С нами это все иначе работает. Как бы тебе проще объяснить... Все наши спектры чувств сильно обострены, если сравнивать с человеком. Мы видим лучше, слышим лучше, у нас более активный мозг, более расширенное сознание. Вкусы, запахи мы тоже ощущаем гораздо глубже, резче. Наше тело быстрее регенерирует и так далее. Так же и с чувствами, эмоциями. Они более яркие, глубокие и осознанные. Если мы что-то чувствуем, это гораздо сильнее, чем у людей. И намного серьезней. Так что время мне не помощник. Однако я могу с этим жить, не испытывая таких мук, как люди.

– Не очень понятно, если честно, – Алиса недоверчиво смотрела на Ле́рона.

– Представь, если бы ты смогла полностью осознать все свои эмоции и чувства по отношению к своим близким. У тебя не было бы никакой зависимости, привязанности, но при этом ты бы могла в полной мере наслаждаться теми моментами, когда находишься рядом с ними и совершенно не страдать, когда их нет рядом. Не скучать, не переживать, не испытывать никаких негативных эмоций.

– В теории могу представить. К этому сейчас стремится каждый человек, кто проходит психотерапию, но честно, звучит нереалистично. Не могу представить, каким бы стал мир, если бы все стали такими осознанными. И что, хочешь сказать, вы все такие?

– По большей части, да. Мы не сразу становимся такими, но со временем приходим к этому. Но я и здесь выделился. Я совершенно не нуждаюсь в близких людях, я об этом уже говорил тебе и совершенно не преувеличивал. С тобой вышел казус, да. Но я смогу жить без тебя, как бы это холодно ни звучало. Но я такой. Я остаюсь таким же равнодушным ко всем остальным, использующим людей в своих целях, потому что, как и для всех вампиров, люди не представляют для меня совершенно никакой ценности. Это просто инструмент для закрытия моих задач. К большинству я даже не испытываю никакой эмпатии. Но с тобой все стало иначе. Ты ценна для меня несмотря на то, что остаешься всего лишь человеком. И несмотря на то, что я скоро перестану существовать для тебя, ты все равно будешь для меня ценна.