Подводя итоги вышесказанному, необходимо остановиться на нескольких моментах, проясняющих общее состояние дел на Кавказе к середине 40-х гг. Следует констатировать, что российское военное командование вместе с главным военным ведомством упустили стратегическую инициативу Имамату. Влияние и авторитет имама Шамиля в горах достиг своего апогея. Период с 1842 по 1845 гг. ознаменовался крупными успехами мюридов, каких у них не было ни до, ни после указанного времени. Имам Шамиль перешел в наступление, в результате которого российская сторона утратила контроль почти над всем Дагестаном, а также вынуждена была перейти к обороне в районе Северо-Западного Кавказа после того, как черкесские общества решили открыть свою войну против русских. Основным условием, обеспечившим успех Шамилю, явилась способность имама укрепить солидарность среди многих горских обществ, призвав их под знамена мюридизма и газавата.

Европейские державы, прежде всего Британия, вместе с Оттоманской Портой расширяли проблемное поле для России, провоцировали черкесов вести против нее войну. Британская политическая элита поднимала вопрос о существовании некоей «свободной Черкесии», которой необходима была помощь цивилизованной Европы, способной защитить черкесов от притязаний «русского тирана».

Император Николай проявлял обеспокоенность. В Петербурге царило неудовольствие из-за того, что перманентные в горах волнения и поражения русских войск не получали должного и вразумительного объяснения. Все прежние меры силового и все средства иного воздействия на горские общества вдруг потеряли свою действенность. Появилась настоятельная потребность обобщить опыт всей военно-гражданской деятельности, внести коррективы в средства, чтобы найти верные способы и стратегию борьбы с наступающим мюридизмом и его воинствующими приверженцами. Кризисная ситуация вдруг выявила, что высшие политические круги и высшее военное командование не имели единых подходов в отношении реализации «русского дела» в Кавказском крае. Показателем данного положения были многочисленные проекты, планы и записки, исходившие от частных лиц или уполномоченных чинов, которые направлялись в военные штабы и высшие государственные канцелярии Петербурга.

Немало тревог принес Петербургу и Южный Кавказ, сохранявший в означенный период относительную видимость стабильности. Подспудная политическая борьба там не прекращалась. Из-за того, что политические элиты, просившие ранее Петербург о покровительстве, выказали желание сохранить не только свой социально-политический статус неизменным, но под протекторатом России желали восстановить свой политический суверенитет, российские власти не могли быть вполне уверенными в их лояльности и вынуждены были предпринимать предупредительные меры по закреплению своих позиций в регионе. В то же время Кавказ давал уроки всем, в том числе императору Николаю, который умел учиться вместе со всеми причастными к кавказским делам ответственными персонами. В конечном итоге обратились к проверенной временем системе руководства проблемными территориями – наместничеству.

Назначение наместником графа М. С. Воронцова совсем не означало, что император потерял решимость лично руководить из столицы ходом событий в Кавказском крае. Николай I по-прежнему считал, что война против горцев слишком затянулась. Император, хотя и был разочарован результатами 1844 г., «не видел причины менять свое мнение относительно того, что должно быть сделано с теми средствами, которые он отдал в распоряжение своих генералов на Кавказе»[170].

Он решительно был настроен покончить с этой проблемой в самые короткие сроки, а потому в приказе, адресованном графу М. С. Воронцову, потребовал: «Разбить буде можно, скопища Шамиля. Проникнуть в центр его владычества. В нем утвердиться»[171].

По мнению А. М. Дондукова-Корсакова, в Петербурге ошибались, и «Государь, при всей своей прозорливости и высоких дарованиях, имел тоже слабость думать, что раз окинув своим орлиным взором страну или какое-либо дело, он проникал во все подробности оного и лучшим был судьей при решении обсуждаемых вопросов: при характере Николая Павловича трудна была борьба с его убеждениями»[172].

Надежды разрешить кавказский вопрос одним ударом не оставляли Николая I с самого начала его вступления на престол[173].

И хотя армия уже прежде не раз рассеивала горские «скопища», брала штурмом, казалось бы, неприступные твердыни, желанного умиротворения в крае не наступало. Как свидетельствовал очевидец, «центры восстания менялись, войска наши, исполнив с огромными потерями предписанные программы, возвращались обратно с большим уроном, преследуемые неприятелем. Бежавшие, при наступлении наших войск, жители вновь возвращались на прежние места под власть того же Шамиля, которую он умел поддерживать возбуждением религиозного фанатизма и строгими наказаниями, а наши кратковременные движения вовнутрь страны никак не могли поколебать впечатления подобного действия имама»[174].

Между тем мюриды все более усиливали свою мощь, и каждая победа над ними давалась труднее предыдущей. Приходилось вести планомерную осаду их позиций в соответствии со всеми требованиями военной науки[175]. Тем не менее отказаться от заманчивой идеи – быстро и решительно преломить ситуацию в свою пользу – официальный Петербург не хотел.

К решительным действиям подталкивали чувствительные и дорогостоящие неудачи 1840-го, 1841-го и 1842-го годов, которые «разразились катастрофой 1843 года в Дагестане»[176]. Все эти события, как и «нелепая военная прогулка 1844 года <…> в глазах туземцев <…> являлись победами Шамиля»[177], что достаточно болезненно переживалось в кавказских войсках, ожидавших исправления сложившихся последствий[178].

Отвечая в какой-то мере таким ожиданиям, в 1845 г. император решил предпринять сильную экспедицию, которая бы устрашила и потрясла горы.

План экспедиции в сердце родины горцев – Дарго, бывшем резиденцией имама Шамиля, был составлен в Петербурге в начале 1844 г. и в готовом виде вручен М. С. Воронцову для исполнения.

С этой точки зрения начало деятельности нового корпусного командира и наместника ничем не отличалось от того, как начинали свою деятельность на Кавказе ближайшие его предместники – генералы Е. А. Головин и А. И. Нейдгардт. По мнению М. М. Блиева, «как и раньше, сценарий действий против Шамиля был предложен самим императором»[179]. М. С. Воронцову оставили право только уточнить детали и сроки начала похода в горы.

Императорский план предусматривал «…произвести наступательные движения в горы, для чего войска, собранные у Воздвиженской крепости, т. е. Чеченский отряд, двинуть к Маиортупу и в соединении у этого аула с войсками, имеющими прибыть с Кумыкской плоскости через Куринское укрепление, оба отряда сии направить в Дарго (столицу Шамиля), которое разорив, следовать в Андию; войскам же Дагестанского отряда в то же время произвести наступательное движение от Чиркея, через Салатау и Гумбет в Андию же. Сосредоточенные таким образом в Андии Чеченский, Кумыкский и Дагестанский отряды должны оставаться там такое время, какое нужно будет по соображению обстоятельств на месте, причем для вящего обеспечения Андии построить временное укрепление для 6-ти батальонного гарнизона»[180].