— Надо же, какой он милый, когда не пытается нас выгнать, — сказал Ренар, тоже не оставивший эту сцену без внимания. — Вот так посмотришь — такой добрый дядя. А Корона обмануть пытался.

— Как ни посмотри, мы тут чужаки, — ответил Корон, — и последствия нашего тут пребывания трудно пока представить.

— Впустить нас — значит впустить в свою жизнь перемены, — сказала Наяна, — а счастливые люди хотят перемен меньше всего.

— Э! — возмутился Дон. — Вот я сейчас думаю, ты кем меня считаешь — несчастным нытиком или плесневелым консерватором? Даже и не знаю, что обиднее.

— А что, ты многое хотел бы изменить в своей жизни? — улыбка Наяны исчезла, она снова стала скрытницей.

— С полсотни вещей наберётся сходу! — бодро ответил Дон. Глаза его блестели азартом.

— Например?

Дон открыл было рот, чтобы начать перечисялть, но Наяна его перебила.

— Таких вещей, которые не были бы связаны с едой и одеждой, а то знаю я тебя.

Дон захлопнул рот, но сдаваться явно не собирался, потому что через пару мгновений открыл его снова.

— Мне бы хотелось, чтобы на облаках можно было летать. А ещё чтобы города были соединены друг с другом подземными тоннелями, по которым бегали бы самоходные телеги. И чтобы имена у людей были более разнообразные. А то я знаю восемь разных Талешей и сам чёрт ногу сломит каждый раз объяснять, кого я имею в виду…

— Кто такой чёрт? — наконец, задала Наяна вопрос, который волновал Искру уже давно.

— И чтобы я мог прямо сейчас дать тебе ответ на этот вопрос! — на ходу сориентировался Дон. — И чтобы каждое утро меня будила толпа прекрасных девушек, которые приносили бы мне чай и пирожные на завтрак, где бы я ни находился!

— Тшшшш! — зашипели на Дона соседи, напоминая, что праздник-то продолжается и их разговоры мешают.

Дон что-то пробурчал в ответ и замолк, но выглядел он скорее довольным, чем расстроенным.

***

Дон полулежал, опершись на локоть и смотрел представление. Это, вроде бы, был отдых, но благодаря многолетней привычке к внимательному наблюдению, он подмечал множество мелких деталей. Например, то, что взрослые, хотя и были очень рады, получив бусину, никогда не показывали свое расстройство, если бусина им не доставалась. "А что, отличная позиция — не ожидать бусину, но радоваться ей" — одобрил такую стратегию огородник. Ещё к интересным наблюдениям можно было отнести то, что на четвертом бубне, выбивавшем самый сложный ритм, играл все время близкий человек выступающего. "Все разумно", — решил Дон, — "этот бубнист должен хорошо подстраиваться под выступающего и поддержать его, если вдруг что". И все же праздник Дону быстро наскучил. По сравнению с буйными играми Ре-Дон-Гонской молодежи, все было каким-то слишком уж безопасным. К тому же, вопреки ожиданиям, никто из выступающих ни разу не использовал магию. Они бегали наперегонки по кругу, изрытому ямами, влезали на столбы, метали копья, боролись друг с другом… На развлечения подобного рода Дон вдоволь насмотрелся ещё в детстве, когда его отец-кузнец брал его с собой на ярмарки. Что-то более-менее интересное происходило только на противоположной стороне, там где было вкопано в землю горизонтальное бревно с пеньками. Местные поэтично называли это место “Тропой Ветра”. Проведя в уме нехитрые вычисления, Дон понял, что самый высокий процент получивших бусины как раз среди выступавших на Тропе. Но, во-первых, даже там порой происходило что-то банальное, вроде попыток двух парней сбросить друг друга с бревна, а, во-вторых, свет костра мешал хорошо разглядеть происходящее. И когда очередной выступающий начал выплясывать на Тропе что-то похожее на открывающий Праздник танец Русого Лиса, Дон решил переползти дальше влево. А потом ещё немного. И ещё немного. Пока, наконец, не устроился рядом с парнем, который сидел там в гордом одиночестве, с хорошим видом на Тропу и совсем близко от арены. Парень оглянулся на Дона, но ничего не сказал и снова уставился на представление.

К Тропе подошла девочка лет четырнадцати. Она заметно прихрамывала, и Дону даже не нужны были пояснения Ависар, чтобы опознать в криво стоящей левой ступне неправильно сросшийся перелом. Девочка заметно волновалась, теребя руками край рубахи. Но вот вступили бубны — и она тут же выпрямилась, приосанилась и её лицо приобрело такое характерное для всех выступающих выражение. Дону было очень хорошо знакомо то состояние, в котором они пребывали. Именно в таком состоянии можно, например, “нырнуть”, или приземлиться при падении с обрыва каменоломни без вреда для здоровья. Если ты маг Земли, конечно.

Выступающая взяла протянутую ей другой девушкой глиняную миску с водой и шагнула вперёд. Её хромота вдруг исчезла. Теперь она спокойно наступала на левую ногу, хотя чаще всё-таки замирала на правой. Она тоже изображала зверей в танце, но как-то не настолько явно, как прочие. Будто это были не звери, а лишь их тени на стене. Видимо, для неё было важнее не пролить воду. Отсюда Дону было хорошо видно каждое её движение — плавное и изящное. Она могла бы составить конкуренцию танцовщицам Кирфая. Вот только кто же наряжает танцовщицу в такую одежду — рубаха чуть ли не по колено, будто с чужого плеча, да мешковатые штаны? Это же преступление!

Левая нога девочка всё же её подвела. Вскрикнув, она упала на колено и закачалась, пытаясь сохранить равновесие. “Тьфу, чёрт, сглазил!” — обругал себя Дон и сосредоточился на том, чтобы мысленно поддержать девчонку. Она, наконец обрела равновесие, но не поднималась, а сидела на колене, широко раскинув руки и опустив голову. Намокший от плеснувшей воды рукав предательски темнел в свете костра. “А ну не сметь мне тут сдаваться!” — с неожиданной яростью подумал Дон, — “ты не для этого сегодня ступила на Тропу, чтобы вот так просто отступить!”. Три бубна продолжали свой монотонный бой, сливаясь со стуком сердца в ушах. Четвёртый бубен молчал в руках молодого парня.

Девочка подняла голову. В тот же момент четвёртый бубен запел вновь. Дон выдохнул (оказывается, он совсем забыл дышать). Рядом с ним раздался такой же вздох облегчения. Дон снова переглянулся со своим соседом, но они вновь промолчали.

Девочка продолжила путь по Тропе и остаток её прошла безукоризненно. Спустилась с последнего столбика, передала миску подошедшей к ней девушке и направилась к вождю и Белым — медленно, неохотно, ссутулившись и подволакивая ногу. Из толпы зрителей раздалась мелодичная трель. За ней ещё одна. Дон обзавидовался — в юности он уделил немало времени, чтобы выучиться искусству свистеть на разный лад, но на такие рулады он был по сей день неспособен. Услышав посвист, девочка взяла себя в руки и к Чёрному Волку подошла уже выпрямившаяся и гордая.

— Приветствую тебя, Бурая Кабарга! — произнёс вождь. — Благодарю тебя за этот путь по Тропе. Он был воистину прекрасен, — девочка явно уже собралась откланяться и уйти, но вождь её остановил. — Погоди. Где твоя нить?

Девочка радостно пискнула и достала нить о трёх бусинах.

— Кто среди нас умеет не отступать лучше тебя, Бурая Кабарга? — улыбнулся Чёрный Волк. — Сегодня ты вновь это доказала. Возьми же бусину и не отступай и впредь.

Прежде, чем Бурая Кабарга успела уйти, к ней подбежал парень, игравший на бубне и что-то ей протянул. Она негромко ему ответила, Дон не смог разобрать ни слова, как ни старался. Чёрный Волк расхохотался, а потом вновь громко обратился к людям.

— Пусть же все знают, что сегодня ночью Бурая Кабарга приняла от Русого Ежа берестяной браслет!

Толпа отозвалась радостным гудением и отдельными выкриками, похоже, на Древнем языке Кай-Дон-Мона.

— Эй, — Дон ткнул локтем соседа в бок, — что там произошло?

— Ёжик Кабаргу оберестил, — меланхолично отозвался сосед.

— Это Чёрный Волк сказал. Что это значит-то?

Сосед смерил Дона таким взглядом, будто сомневался в его умственных способностях, но всё же снизошёл до ответа.

— Теперь он — её жених, а она — его невеста.

— Ооо, — только и смог проговорить Дон.