Впрочем, мы и вправду загуляли, пора было закругляться: ребятам, может, оставалось пару часов на сон. Томми выделил мне спальный мешок, так что я переночевал в их казарме. Мне, однако, показалось, что едва я сомкнул глаза, как уже услышал побудку.
Утром я сказал:
– Ладно, Томми, пора мне отчаливать. Нужно навестить Рика Даггана на севере.
Однако все, что я знал о Рике, – это то, что он обретался где-то в Анкхе[35], в Центральном нагорье.
– И как ты, черт тебя возьми, собираешься туда добираться?
– Об этом не беспокойся, – махнул я рукой.
Томми не знал, что вчера в баре я познакомился с одним техасцем и кое о чем с ним договорился.
– Кстати, не хочешь со мной?
– Э, приятель, я-то только за! – сказал Томми и поволок меня к старшине, который держал свою контору в здоровенном сборном ангаре из гофрированного железа.
– Сэр, – сказал я старшине, – я тут собираюсь навестить Центральное нагорье, чтобы поискать сводного брата, для которого у меня срочные новости из дома. Томас Коллинз предложил сопровождать меня на правах старого друга семьи.
Старшина окинул эдаким сердитым взглядом с ног до головы сначала меня, затем Томми и снова меня – и прорычал:
– Единственное, что Коллинз будет куда-нибудь сопровождать, – так это собственную задницу обратно в порт, в караул. А вы катитесь-ка отсюда подобру-поздорову, не знаю уж куда вас там черти занесут в этой вашей увеселительной прогулке. Вы вообще в курсе, что здесь по стране никто никуда без предписания не шляется? Вот вам пропуск с базы, и благодарите бога за это. Свободны!
Мы вышли оттуда в расстроенных чувствах, особенно Томми, которому было обидно, что он пропустит вечеринку с Риком на севере. Но вскоре к нему, как обычно, вернулось веселое настроение:
– Эй, ну мы хотя бы попытались, а, Чики?
– Ну! Тем более мы ж не хотим, чтобы эти вьетконговские подрывники узнали, что лучший военный полицейский Куинёна – в увольнении.
Это заставило его улыбнуться. Я крепко обнял его и зашагал к шоссе, где голоснул одному из проезжавших мимо грузовиков компании «Ханджинские перевозки», которая таскала боеприпасы в расположение частей по контракту с Армией США. Водители там были гражданские, корейцы – отчаянно смелые ребята.
– Пока, Чики! – заорал Томми, и другие парни, с которыми мы всю ночь тусовались, замахали руками.
– Увидимся дома, Томми! – крикнул я в ответ.
Я молился, чтобы так оно и было. И в то же время чувствовал оптимизм, потому что нашел Томми мгновенно, на что уж никак не надеялся. Было ли это удачей или божественным промыслом, не берусь сказать, но какой-то добрый свет пролился тогда на нас.
Глава 7
Техасец, которому наплевать на предписания
Прошлой ночью в баре мы с Томми выпивали со здоровенным сержантом из Техаса, мундир которого был украшен нашивкой с черной лошадиной головой на желтом фоне – эмблемой 1-й кавалерийской дивизии. Рикки Дагган служил именно в ней, в роте «Браво». Эта дивизия и в самом деле была конной – где-то до середины Второй мировой войны, но в наше время кавалеристы уже пересели на вертолеты – 600 машин. Самое большое вертолетное подразделение в мире.
Я тогда поинтересовался у сержанта:
– Случайно не знаешь, где сейчас рота «Браво»?
– Да-апустим, знаю, – ответил тот. – В горах, а что?
– Ну, там мой сводный братишка, вот я и пытаюсь до него добраться.
Тут этот техасец и выдает этим своим тягучим южным акцентом:
– Ну, так впере-ед, двигай с на-ами. У нас свой самолет.
В 1-й кавалерийской были собственные транспортники, так что они не особо зависели от центрального командования. Нетрудно догадаться. Сержант как раз был старшим механиком. Я заявил, что мне уже приходилось летать на огромных четырехмоторных C-130 «Геркулес», способных поднять до 20 тонн груза, – когда я сам служил морпехом. Но сейчас я никто, и предписания у меня нет.
Выяснилось, что этому техасцу на предписания наплевать.
– Ска-азал же, валяй с нами, завтра мы везем почту. Встретимся на ВПП, и я тебя па-адброшу. Ноль-восемьсот, не опоздай!
Это означало быть на аэродроме в восемь утра. Не так-то просто после сумасшедшей ночки с Томми Коллинзом и остальными. К счастью, тот шофер из «Ханджинских перевозок» торопился со своим грузом туда же и всю дорогу только и делал, что жал на газ.
Мы были на ВПП ровно в восемь. Там, однако, не на что было смотреть, кроме нескольких деревянных времянок с гофрированными крышами, укрытий из мешков с песком и палаток. Скромные декорации для величаво сверкавшего на солнце «Грумман Альбатрос». Самолет-амфибия – испытанная рабочая лошадка ВВС, армии, флота и береговой охраны в их поисковых и спасательных операциях. Рядом с фюзеляжем, на бетонной полосе, уже ждал техасец. В утреннем свете он показался мне даже крупнее, чем вчера за барным столиком.
– Гляди-ка, мать твою! – воскликнул он. – Не опоздал! Ра-аз так, приятель, давай на борт!
С ним отправлялись еще несколько парней, и я среди них. Поразительная удача! «Альбатрос» оторвался от взлетной полосы. Это был первый раз, когда я наблюдал Вьетнам с воздуха. Поодаль от Куинёна возвышалась исполинская статуя Будды, созерцавшего свою беспокойную землю. Отсюда эти холмы под лесным одеялом казались такими безмятежными! Но я знал, сколько бед прячется внизу, в спутанных зарослях. Бао Нинь[36], вьетнамский романист, сражавшийся в рядах северных повстанцев, позднее напишет в своей «Скорби войны»: люди верили, что джунгли кишат призраками всех погибших там, под кронами, – вьетнамцев ли, американцев – всех.
Мы пролетели около сорока миль на северо-запад, в направлении Центрального нагорья, и вскоре приземлились в Анкхе, провинция Зялай. Спустившись по трапу, я от души поблагодарил техасца. Экипаж побросал на бетон мешки с почтой, и машина снова взмыла в воздух.
Я осмотрелся и увидел вокруг до смешного мало людей. Роты «Браво» здесь уже не было. Пара ребят, собиравших почтовые мешки, пояснили мне, что ее перебросили еще спозаранку – поближе к демилитаризованной зоне на границе с Северным Вьетнамом. Бойцы 1-й кавалерийской мотались туда и сюда на своих вертолетах, так что у меня не было ни одного шанса нагнать их даже на джипе, не то что на своих двоих. Демилитаризованная зона – это примерно 200 миль на север, на 17-й параллели, парни уже могли быть где угодно. Впрочем, как мне сказали, сержант интендантского отделения и еще несколько человек все еще пакуют какие-то ротные пожитки примерно в миле вверх по дороге. Я поднялся туда и нашел этого сержанта, похоже, кадровика, лет сорока.
– Не знаете Рика Даггана?
– А кто спрашивает? – буркнул он.
– Я его сводный брат, – заявил я, что было почти правдой, если широко смотреть на братские узы. – Мне надо его найти. Знаете, где он?
– Типа того.
– Он ведь был здесь?
– Типа того.
Создавалось впечатление, что этот мужик еще в раннем детстве успел повидать все, что нужно повидать. И почти ничего из увиденного ему не понравилось.
– А сейчас где, не подскажете?
– На севере, с остальной ротой.
– А конкретнее?
– Знать не знаю. Просто на севере.
Тут он, видимо, заметил, что я совсем пал духом, и смягчился:
– Лан, черт с тобой. Черкни своему братцу письмо – и днем он его прочтет.
– Вы только что сами сказали, что понятия не имеете, где он, а теперь – что днем он прочтет мое письмо?
– Ясен пень, прочтет! – рявкнул сержант с таким возмущением, будто я сморозил полную чушь. – Раз есть почтовый рейс в «тыща-триста».
– Э-э… – осторожно поинтересовался я. – А сам я не могу попасть на этот самый «тыща-триста»?
Он уставился на меня с каменной физиономией и сказал: