– Зачем он мне?

– Ну, если всерьез попрут, будет хоть шанс завалить врага. Или себя – это уж тебе решать.

Ага, спасибо! Мне решать. Я вернул ему пушку. Я уже четыре года как снял форму и больше боялся подстрелить кого-нибудь из них. Со мной такое уже случалось, когда мы с Фокси Мораном были подростками и палили шутки ради из ружья в парке. Никому не пожелаешь.

Этот разговор тем не менее вернул меня в реальность, и, пока они между собой решали, кому дежурить в ближайшие пару часов, а кому спать, я вообще не мог сомкнуть глаз. Рику выпало отдыхать, и я спросил его:

– Как тут вообще на хрен можно уснуть?

– Ну, когда твоя очередь, ты просто спишь – и точка. Встал в семь, потом топаешь восемь миль по гребаным джунглям, потом роешь себе окоп, и когда приходит ночь – спишь как миленький. Нужно давать себе отдых. Потому что тут между тобой и врагом нет ничего, кроме москитов. И пиявок. И дождя.

Остальные захихикали, но через пару минут Рик действительно дрых без задних ног. Я же моргал и таращился в темноту, как сова.

Где-то в середине ночи один из парней подполз к Рику и потряс его за плечо, шепча:

– Сержант Дагган! Сержант! Где прицел «Старлайт»?

Это был ночной прицел, который усиливал лунный и звездный свет и даже тусклое мерцание неба в тридцать тысяч раз. Жутко дорогой – думаю, каждый обходился войскам в пару тысяч долларов и поэтому на отделение в лучшем случае приходился в единственном экземпляре. Рик что-то пробормотал, но парень настойчиво шептал ему:

– Сержант Дагган, просыпайтесь. Нам нужен «Старлайт»!

– Вечно вам что-то мерещится, – сонно откликнулся Рик, поворачиваясь на другой бок. – Дай-мн-пс-спт…

– Да вы поймите, сэр! – уже почти в полной голос убеждал солдат. – У нас тут движение по периметру!

Рик встрепенулся, как по щелчку, и мгновенно извлек откуда-то прицел. Парень повесил его себе на плечо – чересчур громоздкая штука, чтобы сержант сам таскался с ним туда-сюда, – и принялся изучать джунгли через объектив.

Дагган прошептал мне:

– Северовьетнамцы, понимаешь, зашевелились. Там где-то.

Он вроде как пытался ободрить меня: типа без проблем, ерунда какая, такое тут каждую ночь.

– Скорее всего, они просто проползут себе мимо. Но если атакуют и мы начнем отступать, то вихляй отсюда, – он ткнул пальцем в темноту за нашими спинами. – Вихляй в том направлении. Не волнуйся, я тебе скажу, если что. Да, и возьми-ка вот это.

С этими словами он вручил мне M79, ручной гранатомет – единственное, что сейчас было у него под рукой, кроме винтовки. Итак, северовьетнамцы или проходят мимо, или, что хуже, идут прямо на нас. Хорошенькое дело! Кого-кого, а этих ребят в моем пивном списке точно не было. Я еще раз задумался, не сглупил ли, вообще подписавшись на все это.

Парень с прицелом сосредоточился на том участке джунглей, где, как ему казалось, он видел движение.

– Да, это они, – подтвердил он.

Рик велел радисту связаться с тылом и запросить освещение.

Не прошло и минуты – бабах, вж-ж-ж-ж-ж! Мы услышали, как минометы выплюнули в небо осветительные снаряды. Но вместо того чтобы пролететь над нашим окопом и залить светом джунгли впереди, один из них упал прямо рядом с нами. Бум! Спасибо, Господи, что хоть не взорвался и не выдал наше расположение.

Следующий сработал как положено, разгоревшись ярким факелом над верхушками деревьев. В его свете мы разглядели минимум четырех вражеских солдат в плоских тропических шлемах на самом краю рощи.

– Ага, вот и они, – сказал Рик.

Северовьетнамцы открыли автоматный огонь, наши ответили. Я вжался в землю в своем окопе и внутренне приготовился бежать в тыл через поле, как заяц. Перестрелка все не прекращалась.

Наконец воцарилась тишина. Парень со «Старлайтом» еще раз оглядел через него опушку:

– Движения нет.

– Ты как, приятель? – заботливо спросил меня Рик.

– Да вроде ничего. Спасибо.

Но, должен сознаться, меня хорошо так потряхивало.

Остаток ночи все провели без сна, на ногах, молясь, я думаю, о рассвете. Который и пришел в свой час. Тогда Рик поднял отделение и прочесал опушку, держа на прицеле каждый куст. Через какое-то время они вернулись к окопам, чтобы подобрать меня. Не знаю, что они там нашли, в джунглях, но назад, в расположение роты, мы шли молча. Ребята просто шагали, погруженные в себя. Без драм и лишних разговоров. Они уже навидались тут всякого, а Рик, пожалуй, больше всех. За месяц до этого он попал в окружение в Центральном нагорье, бой длился шесть дней, и драться пришлось с целым полком. У врага были русские и китайские автоматы, частота стрельбы – тысяча выстрелов в минуту. Рота Даггана из сотни человек потеряла двадцать пять, включая командира его взвода. Он и сам получил осколочное ранение, которое залечил, не вылезая из окопов. А вскоре ему с парнями предстояло идти еще дальше – на реку Бан-Хай, что прямо у границы с Северным Вьетнамом.

Я пытался держать хвост пистолетом и спросил как ни в чем ни бывало:

– Ну, что у нас на завтрак?

Увы, это был всего лишь полевой рацион: одна банка бобов и другая – фрикаделек. Еще мне вручили открывашку P-38, которую называли так потому, что требовалось ровно 38 оборотов, чтобы вскрыть эти консервы. Рик поделился со мной кружкой и пакетиком растворимого кофе. Просто добавь воды, ага. Отличный завтрак. По-вьетнамски.

Пока я жевал, меня облаяла пара собак – немецкая овчарка и доберман. Псы во Вьетнаме никогда не давали мне прохода, но я на них не злился. Их ведь натаскивали на чужаков, а я таким и был.

Рюкзак Рика весил, должно быть, уже фунтов 60, но он все равно таскал с собой все письма, написанные ему матерью и бабушкой, и каждый выпуск «Инвудского вестника», который ежемесячно рассылали всем нашим ребятам семь соседских девушек. Там было все о доме: кто с кем обручился, какая команда по софтболу заняла первое место, поэмы типа «Я люблю солдата», местные конкурсы ресторанных вывесок или сочинений на такие темы, как «Все дороги ведут в Инвуд». Плюс разные новости – вроде того, что наш квартал выставил аж шестьсот человек на ежегодный первомайский парад в честь Дня верности на Пятой авеню. Пробежав глазами один выпуск, я увидел, что и Полковник тут как тут, причем себе он явно не изменяет. Если верить сопроводительному письму, он честно хотел послать каждому по бутылке скотча, да вот беда – те не влезли в конверты. Поэтому что он делает? Правильно, вымачивает в виски десятки картонных подставок под пиво и рассылает их с инструкциями «прикладывать к языку каждые два часа».

За ограждениями мне стало попадаться все больше офицеров. То и дело приходилось останавливаться и объяснять им, какого черта я тут делаю. Я, как обычно, честно говорил, что просто привез соседским мальчишкам пиво, а они бросали на меня сердитые взгляды и отмахивались: «Ага, конечно!» И шагали себе дальше: еще один агент под прикрытием вертится на передовой, большая новость! Им сейчас было явно не до того, чтобы теребить Сайгон и проверять каждого встречного. Они объявили бойцам, что роту перебрасывают в долину Ашау, в провинцию Тхыатхьен-Хюэ в Южном Вьетнаме. Это стратегический пункт на самой границе с Лаосом. Там, рядом, пролегает Тропа Хо Ши Мина[49], по которой в страну контрабандой перебрасывают артиллерию и боеприпасы для Вьетконга. С севера на юг, отделяя одну страну от другой, тянется 1300-километровая горная гряда. Граница – хуже чем рыхлая. Как и та, что на юге, с Камбоджей.

Наши войска не забирались в Ашау с 1966-го, когда 4 батальона северян, по меньшей мере две тысячи солдат, окружили и уничтожили лагерь спецназа, весь гарнизон которого состоял из семнадцати зеленых беретов, пары сотен южновьетнамских добровольцев и горстки монтаньяр. Пятеро спецназовцев в тот день погибли и двенадцать были ранены, включая будущего кавалера медали Почета старшину Бенни Эдкинса, которому в какой-то чертов момент пришлось вести бой чуть ли не в одиночку, прикрывая нашу эвакуацию[50]. То еще местечко!