Какой же мишенью для вражеских диверсантов-саперов, подплывавших под корпус со взрывчаткой, были эти корабли! И работа Томми Коллинза как военного полицейского была в том, чтобы охранять их. Груз наш перемещался судовыми кранами в гавани на баржи, а нам, морякам, запрещалось сходить на берег. Я, однако, надеялся, что мой план сработает и что капитан сделает исключение персонально для меня.

Я не очень-то жалую капитанов. Вообще не люблю авторитеты, но капитанов – особенно. Я бы и словом с ними не перекинулся, не будь в том необходимости. Те, под чьим началом я служил, обычно больше напоминали деспотичного капитана Мортона, которого сыграл Джеймс Кэгни в фильме «Мистер Робертс»[25], чем благородного Ричарда Филлипса в исполнении Тома Хэнкса[26].

Как-то раз мы выгружались в бухте Камрань[27], когда один из наших подхватил желтуху. Этого парня в береговой госпиталь капитан не отпустил. Зато пару часов спустя, когда капитанский доберман-пинчер поранил лапку, провалившись в люк, он же скомандовал спустить на воду шлюпку с парой матросов, чтобы доставить пса к ветеринару.

Собираясь навестить свою животину, он собрал нас на палубе.

– Вперед, за работу! Выгружайте всю древесину, что мы приволокли, вон в те военные грузовики на другом конце пирса, – распорядился кэп, мрачный как туча. – И если вы думаете, что после этого можете расслабиться, то черта с два. Как опустошите трюм, вылижите мне его до блеска!

И был таков.

Конечно, первое, чем мы занялись, – это отправили нашего больного парня на госпитальный причал, на береговую базу.

Затем мы выгрузили пятьдесят лишних матрасов, что нашлись на нашей здоровенной посудине. Я тут узнал, что мальчишки-летчики дрыхнут на своей базе на раскладных койках и, поди, ерзают там и ворочаются в духоте. Мы с ребятами потолковали об этом и решили, что раз команда у нас сокращенная, то вроде как эти запасные матрасы нам ни к чему, и лучше спрячем-ка мы их, прямо в упаковке, под досками на тех самых военных грузовиках, которые нам велено нагружать. Покуда мы не вернемся домой, сам капитан пропажу не обнаружит, зато уж судовладелец в порту приписки – наверняка. Но мы-то к тому моменту все уже спишемся на берег, вот пускай и отдувается.

Справедливости ради, я тоже не всегда был пай-мальчиком для своих капитанов. Была у меня привычка хорошенько оттянуться, когда мы заходили в порт, и насладиться всем, что предлагал незнакомый город. В конце концов, не в этом ли главная прелесть путешествий по миру? И случалось, признаюсь, что меня доставляли на корабль с полицейским эскортом. Как тогда, в Дурбане, в ЮАР, когда шестеро копов защелкнули на мне наручники за то, что я выпивал в негритянском баре. Ну так я вам скажу, что и танцевать в том кабаке было куда веселее, чем в каком-нибудь их апартеидовском ночном клубе «только для белых».

На этот раз я не был даже уверен, что нам, матросам, разрешат сойти на берег в обычное увольнение. Это был военный порт, я уже бывал в таких и видел, как разгружают опасные грузы – кранами на баржи, посередине гавани, пока ты тоскливо таращишься на берег. Если и сегодня будет так, я хотя бы надеялся, что, раз уж я избранный председатель судовой профсоюзной ячейки, капитан, может, и согласится смотреть в другую сторону. Мне кровь из носу надо было высадиться во Вьетнаме.

Что я еще приметил – так это то, что капитанам обычно наплевать на все, кроме рейсового задания, и необходимости сделать все как надо. И они терпеть не могут, когда во время работы кто-то дергает их по всяким пустякам.

Так что, едва мы бросили якорь, я сразу направился к кэпу. Встретил он меня настороженно: за все плавание мы ни с ним двух слов друг другу не сказали.

– Капитан?

– Чего тебе, Донохью? Я тут немного занят, если ты не заметил.

– Ну, сэр, я не знаю, в курсе ли вы, но у меня здесь, в Наме, служит сводный брат…

– С какой стати мне это знать?

– Ну да, вообще-то так, конечно, сэр, но как бы там ни было, у меня тут скверные семейные новости, которые я бы хотел сообщить ему лично, раз уж он тут в такой обстановке, и…

– Что ты мне голову морочишь, Донохью! Скажи прямо – намылился в бордель, разве нет?

– Не-не-не, капитан! Дела дома на самом деле невеселые, и мне нужно лично увидеться с братом, с глазу на глаз, пока не стало слишком поздно.

Я не хотел углубляться в это вранье и рассказывать историю о больной матери или еще что-нибудь в таком роде, чтобы ненароком не накаркать настоящую беду. И сводного брата я тоже выдумал – на случай, если капитан вздумает искать кого-нибудь с моей фамилией.

Но, конечно же, все, что его заботило, – это дело.

– А как быть с машинным отделением? – набычился он.

Машинное отделение нуждалось в лишних руках, хоть мы и стояли на якоре. Но я уже обменялся девятью вахтами, чтобы меня подменили во время отлучки.

– Без проблем, капитан! Я договорился с парнями на следующие три дня.

Я думал, что именно столько времени займет все дело. Наивно…

Он молчал, казалось, целую вечность. Наконец выдавил:

– Ладно, Донохью. Но для тебя же лучше быть здесь, на палубе, к 8 утра в понедельник, понял?

– Да, сэр! Спасибо, сэр!

– И кстати, не дай себя подстрелить, Донохью. Не хочу потом всей этой бумажной волокиты.

Верно, если бы меня ухлопали на берегу, капитану пришлось бы многое объяснять. Но я уже дважды бывал во Вьетнаме, и в те времена там было примерно так же опасно, как в Бронксе, – если не совать нос куда не следует. Я прикидывал, что на все про все уйдет два-три дня.

Спустившись к огромному рефрижератору, я покопался глубоко в его недрах. Там было припрятано пиво, которое я привез из Нью-Йорка. Почти ящик старых добрых американских сортов – отличный старт! Я переложил все в рюкзак вместе с бритвой и парой носков. Лодка-такси перевезла меня через гавань.

Эта же лодка высадила несколько человек из военной полиции для охраны «Дрейк Виктори» и теперь переправляла второй отряд на следующее грузовое судно в гавани. Военные полицейские в Куинёне патрулировали город и стерегли лагеря для пленных на суше. Но они также охраняли грузовые суда от абордажных сампанов – небольших крытых плоскодонных лодок, набитых парнями с автоматами. Или от таких инцидентов, как со старым «Кардом»[28] – охотником, потопившим одиннадцать нацистских подлодок во время Второй мировой, – который и сам сел на дно в гавани Сайгона в 1964 году, получив тридцатифутовую пробоину после взрыва магнитной мины и потеряв при этом погибшими пять человек экипажа.

На касках у этих ребят я приметил узнаваемую желто-зеленую эмблему с мечом и топориками – 127-й полк военной полиции. Такая же должна быть и у нашего Томми Коллинза.

Как только мы устроились в лодке, я спросил:

– Кто-нибудь из вас, парни, знает Коллинза? – тут я подумал, что это слишком распространенная фамилия, и добавил: – Тома Коллинза из Нью-Йорка?

– Ясно, знаем, – откликнулся один из них. – Тем более что мы его смена. Он на вон том корабле, прямо по курсу.

Мне показали на еще один сухогруз под нашим флагом.

Вот так удача! Может, потянуть ее за хвост еще разок?

– Эй, а мне с вами можно?

– Да без проблем.

Подплываем мы к тому сухогрузу, и, как сказано у поэта[29], «вдруг вижу я, вижу: ну точно как в сказке» – на палубе стоит и ждет смены Томми Коллинз собственной персоной.

– Эй, Коллинз! – заорал я снизу. – Томми!

Томми вытаращил глаза, глядя на нашу лодку.

– Чики?! – Он слетел вниз по трапу и схватил меня за плечи, словно не веря, что я – это я.