– Совершенно верно! – громко выдал Василий Никанорович. Его это устраивало.

– Зато праздничные дни разрешают поставить эту самую бешеную жизнь на паузу (типа нон-стоп), очистить свой разум от всего навалившегося, от скверны, от безумия и с огромной беззаботностью погрузиться в наше милое детство, в воспоминания…

– Вот-вот! Именно так… В сладкие воспоминания… – снова поддакнули мужики. На этот раз в унисон. Как сговорились. Оба. Враз. Одинаково.

– А я про что… Так и есть. Они дают добро на это. Как та таможня. Помните?..

– Ну да. Помним. Как же это не запомнить… Раньше честные таможенники были. Им стыдно было взятки брать. И обидно… за державу… Не то, что теперь творится…

– Вот поэтому праздничные дни очень даже важны. – Дама была непреклонна.

– Вот-вот. Важны. И нужны, – поддакнул Кульков и продолжил. – Несомненно нужны. Как пить дать. К маме не ходи. А какие, на ваш взгляд, в первую очередь?

– Любые. Будь то национальные, религиозные, профессиональные или семейные. Или ещё какие-нибудь. Всегда можно посмотреть в своём личном календаре или в своей записной книжке какой сегодня наступает праздник (или событие) и пригласить к себе всех своих родственников, верных друзей, коллег, товарищей и приятелей.

– Вот-вот. Это хорошо. Друзья и товарищи должны у людей быть. Обязательно.

– Да, господа! Это же здорово! Это же приятно! И вам! И вашим ненаглядным!

– Так точно!! – вновь согласился с дамой Кульков.

– Если, к примеру, не получается сделать это или ваш напоминальник утерян, то можно заглянуть в обычный календарь! Что на стенке висит.

– Ваша правда. У меня тоже он висит, – поддакнул воодушевлённый разговором по насущной теме Василий Никанорович. Это ему нравилось. Очень и очень.

– И уже по нему запланировать приятное событие заранее. На любой день. На сегодня или на завтра. Просто. Научно. И практично. Ваше времяпровождение славным окажется. Вот как-то так, – закончила своё короткое эссе милая женщина.

– Времяпрепровождение! Так будет правильнее, – выказал свои знания старший охранник. Он следил за произнесёнными фразами и старался поправить. Некоторые слова ему явно по ушам ударяли, и он тут же их исправлял. Вася хорошо знал русский язык.

– Можно и так, и так, – возразила дама. – Как вам угодно… Лишь бы встреча состоялась. Встреча на многое располагает.

– Да! Это так. Вы правы. Я, например, согласен, – мужчина слева, высовываясь на полтуловища из-за сидящего посредине Кулькова, с большим одобрением посмотрел на привлекательную женщину, говорившую такие красивые и правильные слова. – Я тоже такого принципа всё время придерживаюсь. Дисциплинирует. Когда я просматриваю свой календарь на вновь наступивший год, то всегда прикидываю, на какие дни выпадает тот или иной праздник, праздничное событие или день рождения. Мой. Или жены. Или наших любимых детишек. Или друзей близких. Родственников. Ведь каждому хочется, чтобы его день рожденья лучше был бы в пятницу или субботу.

– Для чего? Не поняла… Расшифруйте…

– Да-да! Именно так!! Вы не поняли для чего? Чтобы именинником подольше себя чувствовать. Не один, а дня два… три… – учёного человека понесло.

– Как это? – враз спросили Кульков и мадам.

– Да-да! Так! Именно!! А то и все четыре!! Или пять!! Благодать!.. Без конца тебя поздравляют! И подарки дарят, дарят и дарят!! Супер!! Клёво!! Круто!!

– Ну, тут-то вы, милок, загнули… честно говоря… мягко выражаясь… – осадила учёного мужика женщина. – Какие ещё подарки?.. На второй-то день празднования… Вы чего загибаете?? Врёте безбожно!! Креста на вас нет. Да-да! Нет! Так не бывает. Не лгите, пожалуйста. Богом вас прошу. Умоляю.

– Мне, например, дарят! Это точно! Я вам правду говорю. И даже на третий. Иногда и на четвёртый. И не спорьте со мной, мадам…

– Ну вы гляньте на него… Врёт и не краснеет…

– Господа! Не ссорьтесь. Не надо. Это же неприлично. Неэтично. Прекратите спор. Будьте так добры. Прошу вас. Умоляю. Богом заклинаю! Господом! – Кульков Василий Никанорович попытался осадить спорщиков и перехватить инициативу в свои руки. Стал их стыдить. И мирить. – Чего из-за пустяков шум-гам поднимать. Ну, дарят… – и дарят… Пусть дарят. Это их право. Личное. Может, они его так сильно любят. – Сарказм и ирония так и брызгали из него, так и брызгали.

– Да! Меня любят. И обожают.

– И это замечательно. Мы рады за вас. Да же, мадам?

– Ну и пусть дарят. Мне фиолетово. Мне, например, бывший муж не дарил.

– Почему?

– Скряга он потому что. Вот кто он. Все прокуроры скряги.

– К-к-к-ка-а-ак… это… с-с-с-с-скряги…

– Обыкновенно. Скряги! Скряги и ещё раз скряги! Авторитетно вам заявляю.

– Ну вы… ну вы… ну вы, блин, даёте… Ну вы… Ну вы… Ну вы… м-м-матушка… неправы… – резко отреагировал учёный человек.

– Какая я вам матушка!? Вы чего это себе позволяете?

– Ой! П-п-простите! Н-н-не хотел вас обидеть. Это я так… шутя… Ой! Не шутя… Не так выразился. Это я так л-л-любя… П-п-простите меня, д-д-дурака, великодушно.

– Хорошо. Прощаю. Если вы и правда любя…

– К-к-конечно. Ч-ч-честное слово.

– Ну вы, блин, даёте… – нагло встрял в их разговор встревоженный услышанным Кульков. Он даже подпрыгнул, когда услышал такие откровения. Ему ни сиделось… у него руки чесались… и в одном неприличном месте свербело…

– О как! И вы туда же… Блин… блин… блин…

– Извините меня мадам. Это я так… не со зла…

– Хорошо. Извиняю. Если вы не со зла…

***

– Ладно, люди хорошие, – засуетился заика. Правда, заикание у него мгновенно прошло. Как будто по мановению волшебной палочки. – Хватит об этом, мои дорогие и уважаемые собеседники. Перерывчик надо сделать небольшой. Малюсенький. Пар мне выпустить необходимо. Ноги, так сказать, размять. Отдохнуть. Притомился я тут с вами. Я быстро. Я скоренько. Скажете, что это место занято… – с такими словами научного работника сдуло с дивана.

– Мне тоже носик необходимо припудрить… Я тоже быстренько вернусь. И моё местечко, пожалуйста, покараульте, гражданин хороший. Будьте так любезны, товарищ вы наш дорогой. Не откажите в моей просьбе. Вы так милы… так добры… А то займут, чертяки этакие. Вон их сколько вокруг стоит. Стоят, караулят. Так и ждут… так и ждут… когда кто-нибудь освободит кусочек драгоценного дивана. Ну, я побежала… некогда мне. Я быстро! Да-да. Скоренько я. Быстренько. Дождитесь, пожалуйста, меня обязательно. Ладно? Не уходите! Будьте так добры… Я надеюсь, что мои вещи целы будут… – с такими нежными словами упорхнула и дама.

Василий Никанорович как цербер настоящий охранял вверенное ему имущество и окружающую территорию, а также личное пространство, пока соседи ходили по своей надобности. По нужде, если честно сказать.

Отчаянно он защищал. На всех он кидался. На всех он бросался. Как пёс цепной! Не лаял только. Руками ещё махал отчаянно. И ногами топал грозно и гневно.

За время отсутствия мужчины и женщины он отверженно, грудью своею вставал на защиту чужих вещей, с великой честью отваживал желающих присесть на свободные места, которые соседи поручили ему посторожить.

Кульков действовал как настоящий старший охранник, каким он и был на работе своей. Он твёрдо знал, как надо караулить, как сторожить, как охранять. Школу прошёл.

И жизнь длинная помогала ему на каждом ответственном шагу, каким и сейчас был… шаг этот.

Кульков Василий Никанорович действовал и по инструкции, и по совести, и по зову сердца. Душевно и прилежно. Красиво и достойно. Как и всегда.

Он старался. Как мог… как умел, как знал, как хотел.

Порученное дело исполнял как подобает. Чтоб потом стыдно не было ни перед кем. Перед соседями в первую очередь. Чтоб о нём плохо они не подумали. Ведь они скоро придут и спросят, каков результат… Чтоб по справедливости всё происходило тут. И по честности. Чтобы потом никто пальцем на него указать не мог. Мол, вот этот пройдоха чёртов ведёт себя непристойно. Дескать, хамло этот свои законы тут устанавливает. Ну и чтобы он потом мог смело отрапортовать о проделанной работе. Результаты труда своего показать. Тем, кто его попросил об этом. Мужчине из учёного мира и женщине славной, бывший муж у которой в прокуратуре главной трудится.