В ноябре 1938 года Ежова убедили отказаться от должности Народного комиссара НКВД. Точно неизвестно, как именно все происходило. По некоторым свидетельствам, Ежов и его подручные планировали последнюю отчаянную попытку захвата власти, убив Сталина и его соратников в ноябре 1938 года во время празднования годовщины большевистской революции, но тому помешали своевременные аресты^[178]. Юрий Жуков сообщает, что ему довелось видеть подлинник заявления Ежова об отставке, подчеркивая, что писалось оно впопыхах, на первых подвернувшихся листках бумаги. Из чего Жуков приходит к выводу, что Ежова с трудом уговорили оставить свой пост^[179].

Сразу после отстранения Ежова и замены его на Берию были отданы приказы немедленно остановить репрессии, отменить все лежащие в их основе директивы и распоряжения НКВД, прекратить работу «троек» и восстановить законодательный контроль прокуратуры за всеми случаями арестов^[180].

Следом пошел поток докладов к Берии и центральному руководству партии касательно массовых незаконных репрессий и расстрелов по вине местных органов внутренних дел. В нашем распоряжении есть многие из тех документов, и, несомненно, написано их было гораздо больше. Центральное руководство партии инициировало начало следствия.

29 января 1939 года Берия, Андреев и Маленков подготовили доклад о массовых злоупотреблениях во время пребывания Ежова в должности наркома внутренних дел^[181]. Доклад начинался так:

«Одновременно считаем необходимым сообщить Вам следующие выводы о состоянии дел НКВД СССР:

1. За время руководства тов. Ежова Наркомвнудел СССР вплоть до момента его освобождения от обязанностей Наркома большинство руководящих должностей в НКВД СССР и в подведомственных ему органах (НКВД союзных и автономных республик, УНКВД краев и областей) занимали враги народа, заговорщики, шпионы.

2. Враги народа, пробравшиеся в органы НКВД, сознательно искажали карательную политику Советской власти, производили массовые необоснованные аресты ни в чем не повинных людей, в то же время укрывая действительных врагов народа.

3. Грубейшим образом извращались методы ведения следствия, применялись без разбора массовые избиения заключенных для вымогательства ложных показаний и “признаний”. Заранее определялось количество признаний, которых должен был добиться в течение суток каждый следователь от арестованных, причем нормы часто доходили до нескольких десятков “признаний”.

Следователями широко применялась практика полного взаимного информирования о содержании полученных показаний. Это давало возможность следователям при допросах “своих” арестованных подсказывать им тем или иным способом факты, обстоятельства, фамилии лиц, о которых были раньше даны показания другими арестованными. В результате очень часто такого рода следствие приводило к организованным оговорам ни в чем не повинных людей.

Для того чтобы получить большее количество признаний, в ряде органов НКВД прибегали к прямой провокации: уговаривали заключенных дать показания об их якобы шпионской работе в пользу иностранных разведок, объясняя при этом, что такого рода вымышленные показания нужны партии и правительству для дискредитации иностранных государств. При этом обещали заключенным освободить их после дачи подобного рода “признаний”.

Руководство НКВД в лице тов. Ежова не только не пресекало такого рода произвол и перегибы в арестах и в ведении следствия, но иногда само способствовало этому.

Малейшие попытки со стороны чекистов-партийцев противодействовать такому произволу глушились…

Тов. Ежов всячески скрывал от Центрального Комитета ВКП(б) состояние работы в органах НКВД. Кроме того, он скрывал от ЦК ВКП(б) компрометирующие материалы на руководящих работников НКВД.

Вместе с тем считаем необходимым отметить, что все указанные выше безобразия, извращения и перегибы <в деле арестов и ведения следствия> проводились с санкции и ведома органов Прокуратуры СССР <т.т. Вышинский и Рогинский>. В особенности в этом деле усердствовал зам. прокурора СССР Рогинский. Практика работы Рогинского вызывает серьезное сомнение в его политической честности <и благонадежности>»^[182]

В том же духе доклад написан и далее. Вскоре появились другие доклады и последовали следственные действия по злоупотреблениям НКВД.

В апреле 1939 года бывший заместитель Ежова по НКВД Михаил Фриновский и сам Ежов были взяты под стражу. Сразу после ареста они стали давать признательные показания. Все признания, которые на сегодняшний день опубликованы, доступны онлайн^[183]. Они демонстрируют крупномасштабность заговора Ежова и обман советского руководства и Сталина. В течение следующих нескольких лет, вплоть до начала войны проводились расследования и привлечение к ответственности виновных сотрудников НКВД. После пересмотра дел невинно осужденных из лагерей и тюрем освобождено было свыше 100 000 человек^[184].

«Польская операция» НКВД проводилась в соответствии с оперативным приказом НКВД № 00485 от 11 августа 1937 года. Приказ многократно публиковался на русском языке, есть он и в интернете^[185].

Ниже перечислены основные научные работы о «польской операции». На вторую и четвертую из них ссылается Снайдер.

• James Morris. The Polish Terror: Spy Mania and Ethnic Cleansing in the Great Terror // Europe-Asia Studies, 56, 5 (July 2004), p. 751–766.

• Гурьянов А.Э. Обзор советских репрессивных кампаний против поляков и польских граждан // Поляки и русские: взаимопонимание и взаимонепонимание / сост. Липатов А.В., Шайтанов И.О. М.: Индрик, 2000. С. 199207.

• Гурьянов А.Э. Обзор советских репрессивных кампаний против поляков и польских граждан // Массовые репрессии против поляков / Общество «Мемориал», см. http://www.memo.ru/history/polacy/vved/index.htm. (Это короткий пересказ указанной выше статьи Гурьянова.)

• Петров Н.В., Рогинский А.Б. «Польская операция» НКВД 1937–1938 гг // Исторические сборники «Мемориала». Вып. 1: Репрессии против поляков и польских граждан. М.: Звенья, 1997. С. 22–43.

Все указанные работы сходятся в следующем:

«Польская операция» нацеливалась на изобличение польских шпионов, а не против поляков как таковых. Что, конечно, видно, если обратиться к тексту самого оперативного приказа № 00485.

«Намерением режима было не терроризировать или уничтожать национальные меньшинства.» (Моррис, с. 759).

«Речь там [в приказе НКВД № 00485 о «польской операции»] велась не о поляках как таковых, а о польских шпионах.

Меньше всего массовость репрессий по “польской линии” определялась какой-то специальной личной нелюбовью Сталина к полякам. Дело было не в поляках как таковых, а в Польше.

Не национальность в них была критерием “преступности”.

Отождествлять понятия “поляки” и “польская операция” было бы ошибочно» (Петров и Рогинский [186]).

• Многие арестованные и даже казненные или заключенные не были поляками или не имели польских корней.

«Эти цифры показывают, что многие из жертв не были этническими поляками» (Моррис, р. 762).

• Петров и Рогинский неоднократно подчеркивают, что национальность не становилась критерием для ареста или вынесения смертного приговора. Центральный аппарат НКВД не отслеживал национальность арестованных.