Снайдер не знает, о чем говорит. У Сталина не было никакой «интерпретации». Приказ НКВД искать убийц среди зиновьевцев в Ленинграде он отдал только после того, как в ходе следствия раскрылась связь убийцы Леонида Николаева с подпольным движением зиновьевцев, о чем свидетельствуют записи в дневниках Николаева и его собственные показания.

Значительное число свидетельств по делу об убийстве Кирова сейчас доступно общественности. Большая их часть находится в открытом доступе уже более десяти лет. Все они подтверждают официальную позицию советского правительства 1930-х годов: Киров убит в результате заговора зиновьевской оппозиции, что Зиновьев и Каменев руководили убийством и что Троцкий и его последователи, по крайней мере, знали о готовящемся заговоре. Но очень немногие читатели Снайдера узнают об этом.

Книга автора об убийстве Кирова опубликована на английском и русском языках. Очень многие документальные доказательства — не только из бывших советских архивов, но из несоветских источников — свидетельствует о справедливости обвинений, выдвинутых на суде по делу об убийстве Кирова в декабре 1934 года, а также на первом, втором и третьем «показательных» московских процессах в августе 1936, январе 1937 и марте 1938 годов, а также на закрытом суде по «делу Тухачевского» в июне 1937 года^[79].

По утверждению Снайдера:

«Начиная с августа 1936 года Ежов во время публичных показательных процессов предъявлял бывшим политическим оппонентам Сталина фантастические обвинения» (с. 108).

Снайдер снова блефует. Он пишет о «фантастических обвинениях», желая запутать читателей и тем самым уклониться от обязанности ученого представить имеющиеся в его распоряжении доказательства.

В действительности очень многие свидетельства говорят об истинности обвинений, выдвинутых на Московских процессах в августе 1936, январе 1937 и марте 1938 годов. Как и другие писатели-антикоммунисты, Снайдер предпочитает сделать вид, будто таковых не существует вовсе. Возможно, он намеренно скрывает их и, таким образом, лжет; возможно, он о них вообще не знает, но тогда он не имеет права писать на историческую тему, с которой незнаком.

В обвинениях на Московских процессах нет ничего «фантастического». Так их назвал Лев Троцкий, который втайне действовал заодно с некоторыми из подсудимых, о чем ученым известно более 30 лет благодаря записям самого Троцкого, сохранившимся в Архивах Троцкого в Гарварде и в Гуверовском институте.

Такие слова, как «фантастический», ничего не говорят по существу — в нашем случае по существу обвинений против подсудимых московских процессов. Сказать, что «подсудимым предъявлены “фантастические обвинения”», на деле означает, что «обвинения мне представляются фантастическими»; аналогично тому сказать, что «фисташковое мороженое вкусное» по смыслу равнозначно «я думаю, что фисташковое мороженое вкусное». В каждом случае такие утверждения говорят нам что-то о самом говорящем. Но в них ничего не говорится о том, что произошло на самом деле.

Снайдер утверждает, что «старые большевики были запуганы и избиты и не делали ничего, лишь бормотали заученные фразы» (с. 108). И снова Снайдер, намеренно или нет, обманывает читателей. У него нет доказательств «избиения» подсудимых, потому что их нет и никогда не было. В 2003 году Стивен Коэн, крупнейший в мире специалист по Бухарину, писал, что последний определенно не подвергался пыткам. Нет доказательств истязаний и других подсудимых. Аналогично нет никаких свидетельств существования каких-либо «заранее написанных признаний» или некоего «сценария» будущего процесса.

Таким образом, Снайдер не просто лжет, но и «блефует». Возможно, кое-кто из читателей Снайдера подумает: «Такой профессор, как Снайдер, должен располагать данными, подтверждающими, что подсудимых “запугивали” и “избивали” и поэтому они давали ложные показания». Но ни Снайдер, ни кто бы то ни было не обладает такой информацией. Напротив, сейчас доступно множество материалов, показывающих, что во время Московских процессов подсудимые давали показания вполне добровольно. Что, конечно, не значит, что они всегда говорили правду, но когда они лгали, они лгали по собственной инициативе.

Снайдер пишет:

«Партийная газета “Правда” ясно указывала на связь между ними в заглавии от 22 августа 1936 года: “Троцкий — Зиновьев — Каменев — гестапо”. Могли ли эти трое большевиков, люди, построившие Советский Союз, действительно быть платными агентами капиталистических держав? Были ли трое коммунистов еврейского происхождения агентами тайной полиции нацистской Германии? Не были, но обвинениям серьезно поверили даже за пределами Советского Союза»³³ (с. 108).

Эта ложь — плод больного воображения. В показаниях на Московском процессе в августе 1936 года ни один из подсудимых не указывал на Зиновьева и Каменева как на «платных агентов капиталистических держав» или как на «агентов тайной полиции нацистской Германии», как делает Снайдер. В доказательство можно привести обширные выдержки из стенограммы процесса, которые доступны в интернете.

Показания свидетелей на Московских процессах в августе 1936 года подтверждают: Зиновьев, Каменев и их последователи поддерживали контакты с троцкистами, а те, в свою очередь, имели связь с Троцким, причем некоторые из них сотрудничали с германскими спецслужбами. Заявление, что московские процессы «сфабрикованы», стало негласной данью приличия, требованием этикета в определенных кругах ученых-антикоммунистов. Но доказательства фабрикации отсутствуют, наоборот, множество показаний самых значимых подсудимых на московских процессах подтверждает обратное.

Удивляет вера Снайдера, что с помощью простых логических манипуляций можно определить, были ли обвинения и показания подсудимых на Московских процессах августа 1936 года правдой или ложью. Перед нами — заблуждение, основанное на неверии, логическая ошибка вследствие «неверно заданного вопроса»: «Я не верю сказанному, поэтому это неправда». Но, как известно всем компетентным историкам, такой подход помогает вынести суждение о сам0 м говорящем, но не о предмете разговора.

Снайдер заявляет:

«Он [Сталин] считал испанское правительство слабым, так как оно не сумело найти и уничтожить достаточное количество шпионов и предателей..»[80] (с. 109).

Утверждение ошибочно. Ниже следует оценка источников, послуживших для него основой.

В книге Верта (p. 282) нет доказательств, подтверждающих заявление Снайдера. Верт ссылается только на презентацию конференции Олега Хлевнюка, где тот «показал», что причиной поражения Испанской республики стала неспособность ее руководства искоренить шпионов в своих рядах. Автору не удалось отыскать стенографическую запись выступлений на той конференции. В любом случае, Снайдер не читал ее материалы, иначе он бы сослался прямо на них. Таким образом, Снайдеру не ведомо, что в действительности говорил Хлевнюк, он лишь воспроизводит слова Верта.

Куромия в своей работе (p. 121) также приводит выдержки из работ Хлевнюка за 1995 и 1998 годы. Возможно, уже тогда Хлевнюк говорил то же самое, что написано в неопубликованной статье, на которую ссылается Верт. Вот выдержка из работы Куромия:

«Как убедительно показал Олег Хлевнюк, Гражданская война в Испании (за которой пристально наблюдал Сталин) показала ему, что “сама по себе ситуация в Испании, жесткие противоречия между различными политическими силами, включая разногласия между коммунистами и сторонниками Троцкого, убедили Сталина в необходимости ведения политики репрессий как средства укрепления способности СССР к защите”».

Часть приведенной выше цитаты, очевидно, принадлежит Хлевнюку. Однако даже Куромия не приводит доводов в поддержку точки зрения Хлевнюка.

Куромия продолжает (с. 121):

«С выводом советских войск из Испании в 1936 и 1937 годах стало ясно, что война характеризовалась “анархией, партизанскими, подрывными и саботажными [то есть диверсантскими] движениями, относительным стиранием границ между фронтом и тылом, предательствами”. Для Сталина события в Испании стали прямым доказательством совершенно очевидного существования внутренней угрозы».