- Я не верю, что свыкнусь с этим до конца. С тем, что никогда не вернусь на Галактион. Хотя и там меня ничего уже и не держит: царство пало, родных нет, друзей тоже – всех перебили, а народ во власти оккупантов. Я, может, и сумел бы встать во главе колонны, которая будет биться против врага во имя павших близких. Если бы мог вернуться. Но изменил бы ситуацию в корне? Вдруг уже поздно: народ смирился с поражением, у него нет лидера, который поведет в атаку... Пути назад отрезаны. Я и сам понимаю. Жалею ли? Жалеть бы мог, если знал, что есть шанс вернуться. А поскольку шансов нет, то и жалости тоже. Злюсь ли? Конечно. На себя. Что, возможно, мало сделал или не сделал ничего, что мог бы в какой-то конкретный момент. Но вопреки ситуации почему-то сам до этого мозгами не допёр. Ненавижу. Гневаюсь. Вот на мат бы ваш русский перешел, но… – Яго вздохнул и косо посмотрел в зеркальную стену. – Но что я этим изменю. Только самому чуть полегчает. А там, в моем мире, где-то за триллионы расстояний отсюда, ничего не поменяется.
Некоторое время все молчали: и Сезонов, глядя на пришельца; и хмурый Ягосор; и Калдыш в наушнике. Разводить сантименты наказа не было. Следует двигаться дальше. Тут не тургеневская повесть про кисейных барышень, чтоб сопереживать, с одной стороны. Идет допрос инопланетянина, который потенциально представляет опасность для окружающих. Полковник осторожно переключил внимание Яго на себя и продолжил задавать вопросы, порой сводя монолог галактионца на формат беседы, когда сам разбавлял речь пришельца своими уточнениями.
В этот раз продолжительность беседы в каждом из трех состоявшихся раундов была увеличена до астрономического часа. Возвращаясь в перерывах в кабинет, Сезонов замечал медленное, но оттаивание Владыкиной и Калдыша. Их, как и вчера, захватывала история Ягосора, и оба, развесив уши, постепенно забывали о нетипичном и не вполне нормальном поведении подполковника вчерашним днем.
Само же продолжение восстановленных из памяти Яго прошедших недель и месяцев было не менее интересным, чем сутками ранее. По его же словам, он помнит лишь несколько первых секунд, как оказался на Земле: река, лес, затянутое облаками небо, двое людей. После последующего тяжелого мысленного провала галактионец фокусируется на больничной палате и десятках врачей. Едва ему становится лучше и он в состоянии не просто стоять на ногах, но и ходить, брать предметы в руки, эти врачи отправляют его на непрекращающиеся скрининги и периодические анализы. При этом все эти долгие недели его держат в одном здании, не выводят на улицу ни под каким предлогом и всеми силами стараются, чтобы ни одна живая душа (за исключением пары-тройки уведомленных силовиков) за пределами стационара о нем не узнала. Но вот подворачивается Его Величество Случай– и Ягосор сбегает, следуя по наитию: мимо городов, по автотрассам, ночуя при заправочных станциях и придорожных мини-отелях за работу, которую в состоянии выполнить, дабы получить порцию пищи и койко-место для нескольких часов сна. Дни спустя накатывает осознание, что это не жизнь, как он существует сейчас, хоть даже и прячась от людей в белых халатах из Новосибирска. Яго приходит к мысли, что скрываться надо не тайком, а быть на виду у всех. Сходство с проживающими в стране гражданами идет на пользу, тем более никто не знает о пришельце, неотличимом от обычного здесь мужчины. Потому решено слиться с горожанами – именно в это время Яго следует мимо Омска.
Далее он пытается стать частью общества и начать жить как все: ходить на работу, зарабатывать деньги и на полученный доход покупать еду и одежду. Первый день галактионец не знает, куда податься и с чего начать, но на утро второго дня пребывания в городе читает объявление о наборе водителей в транспортное управление. Веря, что слово «транспорт» на Земле означает то же, что и на его планете (а водить он умел), Ягосор обращается напрямую к начальнику депо. Не имеющего документов, удостоверяющих личность, без водительских прав, подтверждающих стаж вождения в России или ином государстве, Яго принимают за апатрида и всё же берут в учебный центр, оформляя временные справки и ставя на учет. С собственной придуманной биографией и личностью галактионец приступает к обучению, а недели спустя уже выходит в свой первый внутримуниципальный рейс.
На сцене вновь появляется Его Величество Случай. Офицер местной военной части, оставив свой личный автомобиль в сервисе на ТО, следовал к своему месту службы на троллейбусе, которым управлял Яго. К этому времени все войсковые части Дальнего Востока и Сибири, под подпись ознакомленные с приметами сбежавшего из Новосибирска инопланетянина, вели пока еще безуспешные его поиски. Военный офицер узнал Яго в отражении, случайно взглянув в салонное зеркало заднего вида, когда дверь в водительский отсек была открыта. Прибыв на место службы, офицер тотчас же связался с компетентными людьми. Спустя пять часов в депо тихо пришли сотрудники управления ФСБ, тихо скрутили Яго, дождавшись его возвращения со смены, и тихо в темном микроавтобусе с тонированными стеклами увезли, как сказали бы, «в неизвестном направлении». С тех пор и поныне галактионец живет – существует – в Омске на том же положении, что и в Новосибирске: никуда не ходи, нигде не светись, куча исследований и поиск правды – кто он такой. Если с работниками транспортного депо Яго хоть немного разговаривал, то с омскими силовиками продолжил молчать так же, как и с новосибирскими, стоило медикам или военным обратиться к нему с любым вопросом. И не выдавливал он из себя фраз длиннее пяти слов до тех пор, пока вчера не увиделся с ним – подполковником Сезоновым.
- Товарищ полковник, разрешите?
- Заходите, Валерий Игоревич. Заходите…
- Мне нужно личное досье на советника Владыкину и старшего лейтенанта Калдыша. Хочу знать конкретнее и полнее, с кем в связке работаю. Они дали мне информацию о жизни и физическом здоровье пришельца, а я про них сам ничего не знаю.
Селиванов молча кивнул, приглашающе указав ладонью в сторону кресла, прошел к стационарному телефону на своем столе и, набрав короткий внутренний номер, поднял трубку с аппарата. Ему ответили быстро.
- Светлана Павловна? Полковник Селиванов. Есть возможность поднять дела на Владыкину и Калдыша?.. Оригиналы… Сейчас… Для ознакомления… В течение часа, думаю… Да… Хорошо, спасибо. – Селиванов положил трубку и посмотрел на Сезонова: – Когда поднимут, наберут, я вам сообщу. Несколько минут.
- Спасибо, – Сезонов кивнул из кресла.
- Как успехи? – оправив китель, полковник опустился на свое место за столом.
- В целом всё хорошо. На вопросы отвечает, последовательно и ясно. Достаточно распространённо, чтобы можно сделать вывод о его жизни среди людей.
- Он не позволяет себе ничего нового из «шуток»? Вы не ведётесь?
- Никак нет, всё штатно. Но я к вам еще по одному вопросу, Владимир Дмитриевич.
- Слушаю, – удобнее сев, полковник обратился в слух.
- Буду говорить как есть.
- Пожалуйста.
- Вопрос касается, конечно, пришельца. Я понимаю, что и в Новосибирске, и здесь у вас за короткое время знакомства с новоприбывшим из другой вселенной было налажено и на практике отточено взаимодействие. Какое никакое, оглядываясь на нежелание сотрудничать со стороны галактионца, но хотя бы между службами и управлениями, врачами и военными друг с другом. Ну, в каком смысле «взаимодействие»: выстроены, насколько понял, линии поведения, зависящие от совершаемого объектом. И эта схема, эта цепь проявила себя очень хорошо, и доказательство тому следующее: никто из гражданских не знает о существовании инопланетянина, схожего с человеком, и те первые свидетели появления пришельца у нас не вынесли всё в народ. Даже высшее командование еще не знает о всех событиях с точностью до знака.
- Что, кстати, не есть хорошо, считаю, – перебил Селиванов, – но при этом я до сих пор, спустя уже столько недель, пока не настроен обращаться к Москве, открываться перед ней и открывать всё. Поэтому вышел только на одного вас пока что. Ну и генерала Фамилина. Если бы сразу сообщили о произошедшем – что Новосиб, что мы, едва типчик попал к нам, – еще можно было залатать все дыры непонимания и заручиться более высокой поддержкой по всем пунктам. А вышло так, что и соседи наши умолчали, и мы вслед за ними. Сами разгребали и разгребаем до сих пор наше общее «дело». Ошибка? Не знаю, возможно, но не великая. Было бы ошибкой, случилось что страшное, непоправимое. Пока у нас, в Сибири, всё под контролем, волноваться не о чем. И при этом не может и не должно так продолжаться – открыто действовать на своей территории, но не пускать на нее Москву. В одной ведь песочнице! Только мы, сибиряки, играем, повернувшись спиной, в то время как остальные показывают друг дружке, какие фигурки слепили.
