Они обошли вокруг, и Галя гостеприимно распахнула ближайшую к ним дверь.

– О, свободно! Заходим? – и, получив безмолвное одобрение новой подруги, швырнула свою сумку в проем, словно метатель гирь в старом цирке. Наташин же чемодан внесла бережно, как хрустальную вазу.

Перешагнув порог, Наташа с брезгливостью оглядела квадратную комнату и пять пустующих кроватей. Еще одна была уже занята какой-то рыжеволосой девчонкой. Первый взгляд на огонь ее волос больно царапнул сердце – точь-в-точь Ленкина шевелюра, буйная и непокорная. Но две толстые косы, спускающиеся на грудь, аккуратные бежевые брючки и светло—зеленая кофточка, застегнутая на все пуговицы, выдавали в ней послушную мамину дочку. Ленка такой не была, иначе вряд ли поступила бы так, как поступила!

– Привет, – бросила ей Галя с видом человека бывалого, вернувшегося домой после длительной отлучки.

– Я буду спать тут, – Наташа указала на койку у самого окна.

– Можно я рядом? – Галя просительно заглянула ей в глаза.

Наташа милостиво махнула рукой и снова перевела взгляд соседку.

Рыженькая потупилась и продолжила застилать постельное белье. Наблюдая за ней, Наташа завалилась на свою кровать. А одеяло в руках у рыжей никак не хотело расправляться. Оно норовило свернуться в трубку, скрутиться в комок или уползти зловредной змеюкой. Смотреть на это было невыносимо – будто Ленка рядом, мучается, а она – Наташа – равнодушно наблюдает за ней.

– Какая— то ты безрукая! – наконец проворчала Наташа и вскочила с кровати.

Рыженькая испуганно сжалась.

– Так и быть, помогу, – взявшись за углы пододеяльника, Наташа скомандовала: – Хватайся там!

Они потрясли одеяло и, ровно заправленное, положили на кровать.

– Впервые в лагере? – спросила Наташа, с ног до головы разглядывая хрупкую фигурку.

– Да, – тихо ответила рыженькая.

Наташа оглянулась на Галю, которая уже справилась со своей постелью, и крикнула:

– Галка! Мою заправь!

– Но…

– А у меня маникюр! – оборвала Наташа и снова повернулась к соседке:

– Значит, впервые и одним колхозом жить будешь?

– Да, – кивнула рыженькая. – Бабушка в том году умерла, а я всегда у нее лето проводила.

– Как зовут?

– Елизавета Андреевна, – чуть слышно прошептала девчонка.

– Чего—о?! Тебя как зовут, спрашиваю!

– Анюта, то есть Аня, – поправилась та, и ее миловидное веснушчатое личико порозовело от смущения.

– Держись меня, Анюта, – посоветовала Наташа. – Тогда не пропадешь!

Не удостоив Галю благодарностью за работу, Наташа снова плюхнулась поверх синего с коричневой полосой шерстяного одеяла, которое заменяло покрывало. Она сцепила руки на затылке и рассматривала все, куда дотягивался ленивый взгляд: потолок, простые светлые занавески на окошке, узкий деревянный подоконник – простой интерьер загородного домишки.

– Галка, смотри, на что похоже? – Наташа указала на облупившийся кусок краски на потолке.

Перед началом сезона потолок был тщательно покрашен, но контуры прежних повреждений проступали сквозь свежую штукатурку.

– На сердце, – сказала Галя, перестав на секунду копошиться в своей сумке.

– А по-моему, на задницу. На большую жизненную задницу, – философски изрекла Наташа и ткнула кулаком под подушку, где черным комком затаилась сумка с медведем.

Рыжая Анюта хихикнула.

– Ну, а ты как думаешь? На что похоже? – покосилась в ее сторону Наташа.

– На орех, – Анюта разглядывала потолок и наматывала на палец огненную прядь у виска. – «Коко—де—мер» называется. У нас дома есть такой. Растет только на Сейшельских островах.

– Ого! Ты бывала на островах? – Наташа даже приподнялась от удивления, а Галя отложила в сторону косметичку, чтобы посмотреть на человека, гостившего в экзотической стране.

– Нет, конечно, – опять покраснела Анюта. – Читала только. А такой орех нам брат двоюродный привез. Он моряк.

Вдруг дверь распахнулась и вошла девчонка. На ней были узкие джинсы, сплошь усеянные металлическими заклепками, черная рубашка навыпуск и такая же мрачная куртка. Короткие русые волосы по—мальчишечьи растрепаны, взъерошенная челка топорщилась. Светлые глаза в густой черной подводке выделялись на неестественно бледном лице.

Наташа решила, что столь агрессивная наружность нужна для компенсации маленького роста. Уж больно мелковата показалась ей новая соседка – не выше среднеразвитого пятиклассника.

Новенькая метнула исподлобья взгляд на профиль Виктора Цоя на Наташиной футболке и направилась к кровати в противоположном углу.

– Светик, приветик, – пропела Галя в черную спину с кроваво—красной надписью «Алиса». – Решила с нами жить?

– Мест больше не осталось,– бросила неприветливая Светик и шмякнула чемодан на пол. – Три комнаты парни заняли, а та девчачья битком забита. Ну, а мне по фигу с кем жить!

Она щелкнула замками чемодана и вытащила плакат с изображением любимой группы, а следом за ним обшарпанный магнитофон «Весна».

– А Егоров, наверное, в одной из тех трех комнат поселился? – сладко промурлыкала Галка.

Светка не удостоила ее ответом, вскарабкалась на кровать и прикрепила плакат к стене. Спрыгнув, отступила на шаг и с чувством выполненного долга полюбовалась на дело своих рук. Затем порылась в полиэтиленовом пакете и вытащила аудиокассету. Через мгновение комната огласилась бодрыми всплесками барабанной дроби и гитарным ревом.

Галя скривилась, закатила глаза и, завалившись на кровать, довольно натурально изобразила преждевременную смерть. Наташа одобрительно расхохоталась.

Но тут дверь снова распахнулась и впустила двух хрупких и похожих меж собой будто сестры, темноволосых девушек. Обе были одеты в светлые брючки—бананы и полупрозрачные блузки. Одна в желтую, другая в розовую. У одной на голове был ободок с крупным черным цветком, у другой вместо ободка узкие темно—синие солнечные очки.

– Маша, Таня, – представились они и немедленно принялись сдвигать две оставшиеся кровати.

– Вы что, двойняшки? – воскреснув, удивилась Галя.

– Нет! – Девчонки переглянулись и счастливо захихикали.

Светка прибавила громкость, Галя снова забилась в конвульсиях, рыженькая Анюта зажала уши, а подружки—двойняшки тряхнули одинаковыми темными головами и захлопали в ладоши.

И вот в этом сумасшедшем доме ей придется провести остаток лета! Наташа обреченно прикрыла глаза. Из мрачной задумчивости ее вывел рев громкоговорителя.

«Объявляется общий сбор! Построение перед столовой!» – прохрипел мужским голосом репродуктор за окном.

Наташа вопросительно взглянула на Галю:

– Матюгальник все время так орет?

– Ну да.

Галя села, оправила блузку и принялась загибать пухлые пальчики:

– Подъем, завтрак, обед, ужин, полдник, отбой. Ну, и мероприятия, какие будут. И обязательно общее построение.

– Это еще зачем? – удивилась Наташа.

И тут в разговор встряла Светка:

– Перекличка. Ты совсем тупая что ли?

Светка воткнула штекер в магнитофон, и рок, гремящий на всю комнату, мгновенно замолк, а она нацепила на голову огромные наушники и закрыла глаза. Хамство в свой адрес, да еще в первый день, Наташа терпеть не собиралась. Она медленно поднялась со своей кровати и угрожающе двинулась к Светке.

– Построение – это проверка, все ли на месте, – поспешила объяснить Галя и повисла у Наташи на руке. – Идем скорее!

Она поспешно потащила новую подружку на улицу.

– Не обращай на Светика внимание. Собака лает, ветер носит!

– Ага, конечно, – недобро пообещала Наташа, – будет еще всякая мелочь на меня гавкать.

– Плюнь! – посоветовала Галя. – Она такая мелкая, что связываться с ней – позор на весь курятник! Вот она и пользуется! – Галя захихикала.

– Но поставить на место нахалку не мешает, – задумчиво проговорила Наташа.

– Не драться же с ней! – Галя заговорщецки подалась к Наташе. – Мы ее потом поставим на место! Обещаю!

– Какие еще «мы»? – Наташа брезгливо стряхнула Галину руку.