На каникулах перед девятым классом, как-то раз, вернувшись домой с плавания, я застала тетю Рут посреди гостиной. Она стояла спиной ко мне и что-то мурлыкала себе под нос, то ли Лесли Гор, то ли еще какую-то песенку времен своей молодости, а вокруг все было розовым: розовые коробки на полу, на столе, вся комната усыпана розовыми шариками пенопласта.

Я с шумом бросила рюкзак на пол, так как знала, что это ее напугает. До старшей школы оставалось всего-то пятьдесят дней с небольшим, а я еще дурачилась, словно ребенок.

Тетя Рут не подвела: подскочила с видом «ну-нельзя-же-так-пугать», а потом повернулась ко мне. В руке у нее был молоток с розовой рукояткой.

– Кэмерон, ты меня до смерти напугала, – сказала она. Вид у нее был как у героини мыльной оперы, которую только что застукали копающейся в чужом столе.

Я кивком указала на инструмент:

– Это что, розовый молоток?

В ее глазах блеснул огонь – так бывает, когда подожжешь дымовую бомбу. Сначала все заволочет туманом, а потом ка-а-ак полыхнет.

– Это молоток из набора инструментов «Салли-Кью: активная домохозяйка». Познакомься с первым официальным представителем «Инструментов Салли-Кью» в Майлс-сити.

Рут игриво улыбнулась этой своей улыбочкой подиумной красотки, точно она была ведущей «магазина на диване», а я – ее зрительницей. Она подлетела к ближайшей коробке и, роняя розовые шарики пенопласта на пол, извлекла из нее маленькую розовую дрель на батарейках. Тетя Рут нажала на кнопку «Вкл», и дрель зажужжала, как ей и полагалось. Ни дать ни взять механический пересмешник: совсем крошка, а шуму-то…

– По правде говоря, я единственный торговый представитель «Салли-Кью» во всей восточной Монтане. База, так сказать. – Дрель пожужжала еще несколько секунд, и тетя Рут ее выключила.

Я тут же представила себе встречи «Салли-Кью» в нашей гостиной: пирог со шпинатом, лимонад с веточками мяты и рекламный слоган – «Два в одном: практичный и симпатичный. Теперь и у женщин есть свой инструмент».

Она протянула мне дрель, чтобы я могла ею полюбоваться.

– Сделано в Огайо, – сказала она, – все по науке: сначала проводились исследования, потом испытания опытных образцов. Эти инструменты созданы специально для женщин. – Рут, видимо, заметила, что я поморщилась с видом «а-я-и-не-знала-что-другие-инструменты-предназначены-исключительно-для-мужчин», потому что тут же быстро добавила: – У них рукоятки короче и кнопка переключения ближе. Даже у тебя маленькие руки, Кэмми. Пальцы длинные, но руки изящные.

– Скорее костлявые, – заметила я и вернула дрель.

– Точно такие же, как у меня, – сказала Рут. Я даже не успела ухмыльнуться, глядя на ее безупречный маникюр, как она добавила: – И у твоей мамы.

Я вспомнила, что с мамой у нас и впрямь были одинаковые руки. Раньше я прижимала свои ладошки к ее, гадая, когда же мои пальцы вырастут и догонят ее, а она обеими руками втирала мне в кожу вишнево-миндальный лосьон, который казался совсем холодным по сравнению с теплотой ее прикосновений.

– Да, – согласилась я. Было приятно разделить это воспоминание о маме с ее сестрой, однако вокруг нас повсюду валялись розовые коробки и дурацкое конфетти из розового пенопласта, а потому я не позволила себе грустить слишком долго.

Я пошла на кухню за батончиком мюслей. Рут продолжила распаковывать и сверять товар с накладной, напевая себе под нос ту же песню, что и раньше (или очень похожую). Я стояла в дверях, жевала свой батончик и разглядывала инструменты, все это розовое море. Дурацкие? Ну и пусть. Меня радовало, что тетя нашла себе занятие, – по крайней мере, теперь ей будет не до меня, а это мне только на руку. У меня свои планы на каникулы (во всяком случае, так я тогда думала), так что, если Рут будет работать, я только за – мои намерения она определенно не одобрила бы.

В мае на бывшем пастбище построили огромный медицинский центр, а здание старой больницы в центре города так и осталось стоять заброшенным. Почти все дети Майлс-сити там родились и лечились у педиатра доктора Дэвиса (каждому второму доводилось ставить здесь розовый или зеленый гипс на сломанную конечность, лечить простуженное ухо или накладывать швы), но несмотря на это опустевшая больница Святого Розария очень быстро приобрела обычную славу «дома с привидениями».

В здании были девять этажей бесхозных смотровых, операционных, физиотерапевтических кабинетов и приемных, а также кафетерий и кухня, где до сих пор блестела и переливалась безупречная сталь столов и полок. Все это соединялось лабиринтом бесконечных коридоров – что может быть лучше для компании подростков, не лишенных духа авантюризма?

Но конечной целью, настоящей миссией для храбрых духом, была старая часть больницы – постройка 1800-х годов, к которой позже, в 1920-х и в 1950-х, присоединили два крыла. Снаружи здание выглядело довольно жутко: темная кирпичная кладка фасада в испанском стиле осыпалась от времени, окна выбиты, а наверху – видавший виды каменный крест. Ну, знаете, такой черный-пречерный дом на черной-пречерной улице. Однако любой подросток вам скажет, что внутри все наверняка еще хуже, чем снаружи.

В первый раз попасть внутрь оказалось проще простого: Джейми Лори умудрился стащить болторез у школьного уборщика. Кроме того, он захватил с собой большую бутылку мятного шнапса «Доктор Макгилликади» и пальчиковый фонарик, которые закинул в свою спортивную сумку под пропитанные потом шорты и паховую ракушку. Поскольку, как обычно, других девчонок не позвали, я не стала говорить, что мятный шнапс и без того отвратителен и не стоит ему болтаться в чьих-то вонючих штанах.

Мы впятером (все бегуны) смылись с вечеринки по случаю окончания учебного года еще до того, как Хоббс проделал свой коронный трюк: сожрал остатки пиццы до последней крошки, включая недоеденные корочки, – в общем все, что грустило в лужицах оранжевого жира. Он запихивал в себя ломти и корки, заливая это «Маунтин Дью», а потом прыгал вразножку, пока его не затошнило. В любом случае я уже все это видела год назад.

Джейми как-то раз уже забирался в больницу Святого Розария вместе со старшим братом, так что это, плюс болторез, придавало ему некий вес в наших глазах, что ему очень нравилось.

– Далеко мы не заходили, – сказал он по дороге. – Там внутри мрак – хоть глаза выколи, а мы пришли почти затемно, солнце уже село. Но то, что мы успели увидеть, – просто улёт.

– И что там? – спросил его кто-то. Скорее всего, Майкл – он не горел желанием идти, но то и дело соглашался на подобные вылазки, лишь бы его не перестали звать совсем.

– Погоди, чувак, скоро сам все увидишь, – сказал Джейми. – Я не шучу. Это просто капец.

Джейми про все говорил «просто капец», от фильмов про зомби и родительских перепалок до новой энчилады с острой мясной начинкой в «Тако Джонс», так что это ничего не проясняло.

Подобравшись через тенистый двор, заросший виноградом, к зданию старой больницы, мы влили в себя столько шнапса, сколько смогли. Учитывая отвратительный вкус нагревшейся жидкости и количество съеденной за несколько часов до этого пиццы, вышло неплохо.

– Ну что, оторвемся по полной! – воскликнул Джейми, вытаскивая болторез. – Мы с братом разбили окно с другой стороны, но его уже заколотили. – Он подвел нас к люку в метре от земли. – Здесь раньше разгружали товары. Он ведет прямо в подвал.

Замок поддался на удивление легко, стоило лишь Джейми ухватиться за одну рукоятку, а Майклу поднажать на другую. Однако, когда за деревянной крышкой показались узкие ступеньки лестницы, Майкл струхнул и заторопился домой.

– Сраный трус, – фыркнул Джейми и отхлебнул шнапса с видом Джона Уэйна, словно выполняя неписаный закон Дикого Запада: после того как ругнешься, обязательно глотни из фляги. Впрочем, сказано это было лишь тогда, когда Майкл уже ушел. Джейми, наверное, чувствовал себя нереально крутым.