Прежде всего, нужно было продумать программу научной деятельности. Она была составлена после ряда консультаций с научными учреждениями Москвы, Ленинграда и Томска.

Главной задачей экспедиции был забор проб почв из района центра катастрофы и с периферии в радиусе до 50 километров. Вне зависимости от того, какой природы взрыв произошел 30 июня 1908 года, исследование этих проб может дать очень многое. Если это был железный метеорит, то спектроскопия почвенных образцов покажет повышенный процент содержания никеля и кобальта в центре взрыва. Если это был космический корабль, то те химические элементы, из которых состояла его оболочка, должны в наибольших количествах сохраниться также в центральных образцах. Если это было любое другое космическое тело, то все равно анализ химического состава проб центра и сравнение его с периферией может дать многое. Для того, чтобы получить этот ответ, нужно произвести спектральный анализ проб на содержание тридцати — сорока элементов таблицы Менделеева.

Второй задачей, поставленной перед экспедицией, являлась радиометрия. Необходимо было буквально обшарить радиометрами центр катастрофы (Большую котловину), а также изучить радиоактивность всего окружающего района в радиусе километров на сорок. Число необходимых замеров исчислялось тысячами. Для этого нужны были точные и портативные радиометры с большим запасом питания.

Однако сама по себе полевая радиометрия не могла дать ответ на вопрос о характере катастрофы. Даже в том случае, если радиоактивность в центре катастрофы действительно повышена, это еще не дает оснований говорить о ядерной природе взрыва, так как это повышение может быть связано с выходами радиоактивных руд или с выпадением радиоактивных осадков после испытаний ядерного оружия.

Полевые измерения радиоактивности могли дать ответ только о ее величине, оставляя открытым вопрос о ее причине. Только точное установление изотопного состава элементов могло выявить причину повышения радиоактивности. Если, например, в растительности или в верхних слоях почвы было бы повышено содержание радиоактивного калия или углерода, это свидетельствовало бы о том, что в этом районе когда-то был взрыв типа взрыва водородной бомбы; если обнаруживается радиоактивный иод, это говорит о выпадении в этом районе осадков, связанных с испытаниями ядерных бомб. Для этих исследований нужно было взять достаточное количестве образцов с целью их лабораторного исследования.

Еще в годы первых экспедиций Л. А. Кулика эвенки рассказывали, что будто бы в первое время после катастрофы охотники находили в Южной котловине куски белого серебристого металла, цветом светлее ножа. Ни один из этих кусков, которые, возможно, были обломками метеорита, не попал в руки экспедиций. Поиски с помощью магнитных приборов, проведенные экспедициями Академии наук СССР, также не дали положительных результатов. Однако нельзя исключить мысль о том, что упавшее космическое тело могло состоять из немагнитного материала, поэтому в программу работы была включена индуктометрия — поиски металлических обломков приборами типа миноискателей. Эти приборы нужно было доставать или конструировать самим.

Были и другие трудности. Нужны были подробные карты. Их у нас не было. Нужны были палатки, компасы обычные и горные, болотные буры, саперные лопаты. Наконец, нужны были средства. С самого начала стало ясно, что осуществить программу экспедиции можно лишь при широкой поддержке общественности.

Скажем прямо: общественная поддержка явилась главным условием, благодаря которому состоялась КСЭ. В нескольких словах трудно перечислить все организации и всех людей, к которым члены КСЭ обращались за помощью, и не было случая, чтобы им не было оказано содействие, если только это находилось в пределах возможного. У тех товарищей, к кому мы обращались, были свои дела, свои ответственные и сложные обязанности; помощь, оказываемая ими была не от избытка доступных средств и свободного времени, и все же они шли на определенные жертвы, потому что тунгусская проблема волнует всех.

Проще всего решили вопрос с радиометрами: часть из них предоставил медицинский, часть — политехнический институты, кое-что достал в Сталинске Юра Кандыба. Томский и Новосибирский областные комитеты комсомола помогли обеспечить радиометры питанием. Удалось получить, хотя и с некоторыми приключениями, и индуктометры.

Г. Ф. Плеханов, избранный начальником самодеятельной экспедиции, только покряхтывал, подписывая то один, то другой грозный финансовый документ с обязательством «возместить стоимость означенных приборов в случае их потери или поломки». С картами дело обстояло скверно. К концу июня в распоряжении экспедиции была лишь карта-десятиверстка да примитивно выполненный аэрофотоснимок эпицентра катастрофы. Отсутствие надежной карты явилось причиной многих мучительных раздумий в тайге.

Финансирование экспедиции шло главным образом за счет средств ее участников в период их летних отпусков. Однако это не столь уж важно, так как помощь в обеспечении экспедиции приборами, оборудованием, энергопитанием позволила при сравнительно ограниченной смете запланировать большой объем исследований.

Параллельно с подготовкой материальной части экспедиции отбирался ее личный состав. Каждую пятницу рабочая комната Г. Ф. Плеханова превращалась в своеобразный штаб, где собирались все, кого волновала проблема метеорита. Кого здесь только не бывало, в этой маленькой квадратной комнатушке на втором этаже Анатомического корпуса! Далеко не все из них приняли в дальнейшем участие в экспедиции. Некоторым не позволили вырваться на Подкаменную Тунгуску дела, связанные с их непосредственной работой, попадались среди посетителей и фигуры, которые, помахав руками и поговорив о Космосе денек — другой, бесследно исчезали с горизонта.

К концу апреля состав экспедиции определился. Кроме врача-инженера Г. Ф. Плеханова, в нее вошли ассистент Томского медицинскою института Н. В. Васильев, аспирант Томского университета В. К. Журавлев, конструктор В. Кувшинников, лаборант Томского политехнического института В. П. Краснов, инженер-электрик Л. Шикалов, географ Г. Колобкова, студентка географического факультета университета Р Журавлева и студент металлургического института в Сталинске Юра Кандыба. Впоследствии, уже когда экспедиция была в пути, ее нагнали физик Д. Демин и студент университета Володя Матушевский. Кроме того, в Красноярске к экспедиции присоединился молодой журналист Саша Ероховец.

Еженедельно устраивались тренировочные выходы за город. Тренировки дали многое, хотя и нельзя сказать, чтобы они были очень насыщенным.

Каждому предполагаемому участнику работы предъявлялись два условия: «не пищать» ни при каких обстоятельствах и не нарушать дисциплину в походе.

В подготовительной работе каждый из нас имел определенный круг обязанностей. На совести Валерия Кувшинникова лежала подготовка приборов. Галя Колобкова и Руфа Журавлева шили мешки для образцов почв и марлевые пологи к палаткам. Леня Шикалов доставал индуктометры. На Николая Васильева, как на человека «писучего»; была возложена деловая переписка, «дипломатические» визиты в различные организации, а также подготовка походной аптечки. Виктор Краснов был избран завхозом экспедиции. Каждый день приносил новые заботы: нужно было доставать тюль для накомарников и лопаты для забора проб, походные топоры и ремонтный набор, готовить неприкосновенный запас и градуировать приборы.

Лопатки достал Виктор Журавлев на одной из кафедр университета. Дали их ему со строжайшим наказом не потерять, и все время работы в экспедиции Виктор их оберегал так, как будто они были сделаны из чистого золота.

Лейб-егерем экспедиции считался Леня Шикалов. На вооружении у него был огромный «Зауэр». Леня рассчитывал на встречу с медведем. К медведям вообще члены экспедиции относились по-разному. Одни считали, что с медведями лучше не встречаться, другие отрицали самую возможность встречи. Леня жаждал медведей: он набивал патроны, лил пули и оттачивал самодельный охотничий кинжал.