Казалось, Даун был поражен этим пожаром и послал коменданту вопрос: по приказанию ли короля совершен им этот до сих пор неслыханный в христианском мире поступок, пригрозив ему ответственностью за него. Шметтау сослался на свою обязанность защищать вверенный ему город до последнего человека и на известные ему военные принципы. Как и прежде, он уверял фельдмаршала, что будет защищаться по всем улицам против всей его армии и погребет себя в развалинах королевского дворца. Тогда Даун приготовился к настоящей осаде Дрездена; но тут пришли серьезные известия из Силезии об освобождении Нейсе, об отступлении императорской армии в Моравию и о новом походе Фридриха в Саксонию; таким образом планы австрийского полководца были снова разрушены. Он ушел, уверяя при этом по придворному обычаю, что уходит, желая этим оказать уважение королевской семье. В австрийском же военном рапорте значилось, что одно важное обстоятельство было причиной отступления. Этим важным обстоятельством являлось не что иное, как приближение короля. Планы относительно Лейпцига и Торгау окончились так же неудачно, так как оба эти города были почти одновременно освобождены прусскими генералами Дона и Веделем. Императорским и имперским войскам оставалось лишь уйти в Богемию; даже завоеванный форт Зонненштейн был вновь покинут ими. Подобно тому, как принц Субизский велел отслужить благодарственное молебствие после Луттербергской битвы и тогда отступил за Рейн, так и австрийцы вернулись в свои земли после Гохкирхской победы, не завоевав в этой кампании ни одной пяди земли. Даун постарался разместить свои войска на зимних квартирах таким образом, чтобы они составили громадную военную цепь, которой никогда не видала не только Германия, но и вся Европа. 300 000 солдат с лишним составляли этот огромнейший кордон, простиравшийся от Исполинских гор до Альп. Вдоль границ Силезии и Саксонии его составляли австрийцы, продолжали его через Тюрингию и Франконию имперские войска, к которым вдоль Майна и Рейна присоединились французы, растянувшись до самых границ Швейцарии.

Удаление короля после Цорндорфской битвы дало возможность русским продолжать свои военные действия, и они решили осадить Кольберг, чтобы овладеть военным складочным пунктом и главным магазином среди прусских областей. Гавань этого города представляла им большие удобства для подвоза, а слабый гарнизон обещал легкое завоевание. Итак, судьба Померании зависела теперь от 700 человек земской милиции, нескольких инвалидов и пятнадцати артиллеристов, составлявших гарнизон Кольберга под начальством майора-инвалида. Но комендант этот, по имени Гейден, был далеко недюжинный воин. Он прекрасно приготовился к защите, обнаружил большую неустрашимость, много военных знаний и редкую решительность. Генерал Пальменбах осадил крепость с 10 000 русских, овладел гаванью, а через пять дней и укрепленной дорогой, ведущей в город[147] . Казалось, что крепость должна быть непременно взята, но неустрашимость коменданта, его солдат и вооружившихся храбрых граждан, сражавшихся подобно опытным воинам, положили предел дальнейшим успехам неприятеля. Сильно мешали осажденным предместья, дома которых служили защитой для русских; Гейден не хотел их жечь, чтобы пощадить граждан, на помощь которых он преимущественно должен был рассчитывать при малочисленности своего гарнизона. Эти послед ние, ловко умевшие стрелять в цель, не покидали валов и убивали всех, в кого только попали. Генерал Пальменбах был возмущен, узнав о защите города жителями его, но он успокоился, когда ему объяснили, что каждый из граждан обязался в гражданской присяге защищать крепость.

Во время этой осады произошел весьма странный случай. На шестой день Пальменбах получил неожиданное приказание снять осаду. Он тотчас же повиновался, но едва отошел он мили полторы, как отдан был новый приказ вернуться и энергично продолжать осаду. Гейден, которому это отступление показалось весьма сомнительным, из осторожности не спешил отворять ворота крепости и засыпать крепостные рвы, на что всегда нашлось бы время в случае действительного отступления, поэтому русские, возвратившись на следующий день, нашли все по-прежнему. Требование о сдаче было возобновлено. Комендант ответил, что у него нет никаких причин сдаваться, так как укрепления совсем не пострадали, и прибавил, что эту крепость не удастся взять с помощью огня, точно так же, как Кюстрин. Чтобы доказать хорошее состояние крепости, Гейден велел обвести посланного сюда офицера с незавязанными глазами по всем укреплениям. После этого он стал делать самые удачные распоряжения для дальнейшей защиты. Для замены артиллеристов день и ночь производилось ученье 120 человек милиции, упражнявшихся в стрельбе из орудий; уход за ними был самый добросовестный: ежедневно варились для них кушанья и приносились в батарею. Да и весь гарнизон получал, кроме хлеба и мяса, еще сало и овощи, так как сделаны были большие запасы; это обстоятельство немало способствовало бодрому настроению солдат: все были здоровы и охотно работали.

Осаждающие постоянно получали подкрепления из главной армии и возобновляли свои атаки со свежими войсками. На 15-й день осады вновь было послано требование о сдаче, в котором было сказано, чтобы комендант подумал о бедствии, ожидающем жителей, если город придется брать приступом. А благодаря своему положению и храброй защите при столь слабом гарнизоне, не имея никакой надежды на освобождение, он вполне будет прав перед Богом, перед королем и перед людьми, если согласится на сдачу. Гейден отвечал: если бы это от него зависело, то он бы по возможности старался щадить кровь; но в качестве офицера он обязан ждать до самой крайности. Однако приступа не было, но зато бомбардировка продолжалась; бросали бомбы и гранаты в город, а когда запас их истощился, то даже камни. Наконец получено было известие о приближении прусского корпуса, после чего осада, продолжавшаяся 29 дней, тотчас же была снята[148] . После этой неудачной попытки русские очистили всю Померанию и Бранденбург, а сами ушли частью в Польшу, частью в Пруссию на зимние квартиры. Благодаря этому прусский генерал Дона получил возможность пойти со своей армией в Саксонию, чтобы освободить Лейпциг, который осадил герцог Цвейбрюккенский с имперскими войсками. Осада была тотчас же снята, и герцог отправился домой. Император ский генерал Гаддик тоже ушел поспешно в имперские земли, как только шедший из Померании генерал Ведель приобрел те же преимущества над ним. Король, вернувшийся в Саксонию после освобождения Нейсе, усилив укрепления Зонненштейна, опять ушел в Силезию, где расположил свою главную армию на зимних квартирах. Сам же он поселился в Бреславле.