Гибель Фридриха была бы неизбежна, если бы один саксонский секретарь канцелярии не выдал ему тайны столь опасного для него союза. Человек этот, по имени Ментцель, доставил прусскому послу в Дрездене, Мальцану, оригиналы самых тайных депеш для того, чтобы тот снял с них копии. Они сохранялись в шкафу, к которому посол велел изготовить в Берлине поддельные ключи. Никогда измена не оказывалась более благодетельной для целого государства; мудрый правитель его не предчувствовал даже, что едва народившаяся прусская монархия была так близка к гибели. Разрозненные владения его, открытые почти со всех сторон, и его беспечность побуждали союзников начать кампанию, которая вместо тягостной войны обещала ряд легких побед. Но вовремя открытые замыслы союзников значительно уменьшили опасность, грозившую Фридриху; он и в самое мирное время всегда был готов к войне – чего до него не делал ни один государь в Европе. Кроме того, он в высокой степени обладал талантами полководца, имел в своем распоряжении богатую сокровищницу и 160 000 человек самого отборного войска. Его могучий гений сумел воспользоваться этими преимуществами, и, так как венский двор несколько раз уклонялся от подтверждения требуемых им миролюбивых договоров, и даже когда прусский посол Клинггреф заявил, что тайна заговора известна, возобновил свой отказ, отрицая все, – Фридрих решился предупредить своих врагов и первый взялся за оружие. В этом случае война была как нельзя более справедливой: у него не было иного средства для избежания опасности или ослабления ее, как только самому идти ей навстречу.
Союзники к тому времени едва только начали свои приготовления; во всем недоставало им денег, а войска, предназначенные для войны, были рассеяны гарнизонами от Пиренеев до Каспийского моря, когда король прусский в августе 1756 года, подобно исполину, двинулся с 60-тысячной армией на Саксонию[12] . Ему необходимо было занять эту область, чтобы после проникнуть в Богемию и завладеть Эльбой. Обстоятельство это давало ему большие преимущества: все вооруженные отряды противника быстро отступили назад, а значительные города Виттенберг, Торгау и Лейпциг были взяты без сопротивления.
Важный этот шаг Фридриха сопровождался манифестом, изданным им собственноручно для своего оправдания, и мирным заявлением его посла при саксонском дворе о необходимости похода в Богемию. У него не было другого союзника, кроме короля английского, Георга II: тот, опасаясь за свое Ганноверское курфюршество, заключил с ним союз, пользы от которого можно было ожидать лишь в далеком будущем[13] . Итак, спасение прусского монарха зависело всецело от быстроты и энергии его военных действий. Вступление в Саксонию, мастерски проведенное, благодаря соблюдению дисциплины и мудрым распоряжениям относительно прохода войск, совершено было тремя колоннами, предводителями которых были король, герцог Фердинанд Брауншвейгский и герцог Бевернский; они долж ны были соединиться под Дрезденом.
При первом известии о выступлении Фридриха к Дрездену двор был страшно поражен. Не медленно составились тайные совещания под пред седательством графа Брюля; министр этот просла вился не глубокой политикой, а своим безумным мотовством и умением неограниченно управлять своим ленивым государем. Этим искусством он владел настолько, что был любимцем двух королей, отца и сына, отличавшихся совершенно различными характерами и склонностями; это, может быть, единственный пример такого рода в истории[14] . Носил он многозначащий титул первого министра и ненавидел прусского короля за то, что тот, по вступлении своем на престол, стал стремиться приобрести его благосклонность, – но тщетно. Фридрих желал добыть для этого министра весьма желанный им княжеский титул от императора Карла VII; но Брюль не хотел при этом посредничества Пруссии. Таким образом возникла взаимная ненависть; с одной стороны, она сопровождалась бессилием и интригами, с другой – силою, мудростью и приближавшимся войском, привыкшим к победам.
Саксония была настолько мало подготовлена к войне, что Брюль не подумал даже вызвать войска, находившиеся в Польше; напротив, он незадолго до этого сократил постоянные войска, чтобы удовлетворить свою жажду роскоши. Не позаботились ни о продовольственных складах, ни о многочисленных нуждах войск для похода. В таком критическом положении решились на самую безрассудную меру: саксонские войска были поспешно собраны, что составило армию в 17 000 человек, и расположены лагерем на границе Богемии, недалеко от Пирны. Местность эта, с одной стороны, примыкала к Эльбе, круто поворачивавшей здесь и бурно протекавшей между утесами, с других сторон окружена она была почти сплошь горами и цепью крутых скал, к тому же поблизости находились крепость Кениг штейн и форт Зонненштейн. Местоположение по природе было удивительно крепко, а благодаря искусным сооружениям стало неприступным, и выбор лагеря был бы весьма удачен, если бы надо было отрезать австрийцев от Саксонии, но об этом не подумали относительно пруссаков, которые завладели Дрезденом и целым курфюршеством. Однако пространство, занимаемое саксонским лагерем, было слишком велико для армии, потому удовольствовались тем, что укрепили и без того недоступные проходы засеками, редутами и частоколами, для чего воспользовались лесами, покрывавшими площадь лагеря. Но, думая лишь о том, как защитить себя от прусского оружия, забыли о гораздо более страшном неприятеле, который издавна побеждал целые армии, обращал в бегство стольких великих полководцев, делал бесполезными самые замечательные победы и прекращал мгновенно самые продолжительные войны. Слово «голод» и страшные действия его были неизвестны министру, привыкшему к азиатской роскоши и не умевшему предусматривать никакого недостатка. Он принял самые незначительные меры для обеспечения продовольствием своих храбрых войск и во время самого бедственного положения их имел у себя постоянно роскошный стол. Провианта в лагере было запасено всего на две недели; все заботились о частоколах, а не о хлебе, и рассчитывали на императорские войска, которые поспешно были собраны в Богемии под начальством фельдмаршала графа Броуна.
