Тем более дома было чем заняться. Встреча с родными, друзьями, с моим первым наставником, который даже в воскресенье тренировал ребят – всё это растянулось почти до самого вечера, когда нам уже нужно было отправляться в обратный путь. Правда, я всё же как бы между делом поинтересовался у мамы, не крестили ли меня случаем в детстве. Та замялась, потом, пряча глаза, сказала, что, когда мне было три годика, бабушка тайком водила меня в храм, где меня и окрестили. И даже крестик остался, маленький, серебряный, на простом витом шнурочке.

– А где он? – спросил я.

Вздохнув, она пошла рыться в своих сундуках, и вскоре вернулась, сунув украдкой мне в ладонь этот самый крестик. Простенький, но почему-то мне сразу показалось, что в нём заключена часть моей души. Нашею не надел, но в карман спрятал, пусть всё равно будет при мне.

Перед отъездом родители нагрузили багажник «Волги» банками с соленьями и вареньями, туда же отправился завёрнутый в вощёную бумагу шматок сала весом чуть ли не на килограмм. Хотели ещё мешок картошки сунуть, но я воспротивился. Нечего машину перегружать, картошку мы на базаре покупаем, денег покамест хватает.

На обратном пути я опять не спешил, даже ещё медленнее ехал. Нечего в таких потёмках гнать по заснеженной трассе. Да ещё и небольшая метель разыгралась. Так что дорога заняла больше двух часов. Я примерно помнил, где стояла церквушка, и когда проезжали это место, пытался высмотреть силуэт Собора Богоявления Господня, но тщетно. Я даже поворот с противоположной стороны трассы не смог разглядеть. Уставшая от поездки в гости Полина снова клевала носом, и я не стал её тревожить, чтобы поделиться своим недоумением по поводу исчезнувшей церкви.

«Волгу» снова загнал во двор, Полина отправилась принять душ перед сном, а я перетаскал в погреб из багажника банки. Не утерпел, отхватил от шмата сала несколько ломтиков, положил на кусок чёрного хлеба, и с наслаждением схомячил. Тут и душ освободился.

Несмотря на утомительную поездку, у нас с женой хватило сил на бурное выражение своих чувств, всё-таки какие наши годы?! Так что потом снова пришлось двигать в душ, причём принимали мы его на этот раз вместе. Окончательно легли чуть ли не в полночь, встали по будильнику ровно в 6, не совсем выспавшиеся, но полные надежд на новые свершения. Полина репетировала со своим коллективом песни для нового альбома, которые я им сочинил сразу по возвращении из Америки, и на днях предполагалась запись в студии – они уже успели забронировать её на всю среду. В альбом помимо исполненной на «Голубом огоньке» песни «Мне нравится, что вы больны не мной» вошли ещё семь песен: «Когда цвели сады» из репертуара Анны Герман, «Старинные часы» и «Паромщик» из репертуара Пугачёвой, «Лаванда», которую уже не суждено исполнить Ротару, «Мама», которую в моей истории пела Светлана Лазарева, «О нём» Ирины Дубцовой, «Не плачь» и «Колыбельная» Татьяны Булановой. То есть альбом получился таким грустно-романтичным. А «Колыбельную» Полина исполняла так трогательно, что даже у меня ком подступал к горлу. Да и у неё на глазах блестели слёзы. Мы оба, думаю, вспоминали в этот момент нашего неродившегося малыша.

Итак, первый рабочий день! Без четверти девять я переступил порог своего нового кабинета. Думал, буду первым, но как бы нет! Оба стола были заняты молодыми мужчинами, которые при моём появлении дружно встали и расплылись в улыбках.

– Здравствуйте, Евгений Платонович! – приветствовал меня тот, что был повыше и чернявым.

– Здравствуйте! – повторил тот, что был пониже и светло-русым.

– Привет! – я пожал им поочерёдно руки. – Я так понимаю, один из вас Геннадий Куропаткин, а второй Валентин Новицкий?

– Точно, я Куропаткин, – снова расплылся в улыбке чернявый.

– А я Новицкий, – представится второй.

– Давайте договоримся так… При других можно на «вы», а наедине будем общаться на «ты». Не против?

Коллеги были не против.

– Так, мне на планёрку сейчас идти, – посмотрел я на часы, – а как вернусь – познакомимся поближе и обсудим план действий на сегодня. Или у вас какие-то свои идеи есть?

Коллеги переглянулись и со слегка виноватым видом синхронно пожали плечами.

– Понятно… Ладно, я найду, чем вас занять.

Пока же поставил пустой портфель (нечего мне пока было в него класть) на сейф и выложил в верхний ящик стола три шариковых ручки. На столе помимо прочего стоял перекидной календарь. Завхоз, похоже, постарался.

Ну а мне пора шлёпать на планёрку. В прошлой жизни, случалось, сам проводил, будучи директором своей компьютерной фирмы. А теперь вот меня приглашают.

По прибытии в кабинет первого секретаря обкома мне пришлось довольствоваться местом не за столом, а на одном из выстроенных вдоль стены стульев, как и ещё десятку чиновников. За моей спиной аккурат оказалась батарея отопления, топили хорошо, спине сразу же стало тепло даже через спинку стула. Увидев входившего в помещение Ельцина, невольно начал приподниматься, но затем осадил себя и принялся сидеть дальше с невозмутимым видом. А вот Борис Николаевич меня заметил и двинулся навстречу с радушной улыбкой. Пришлось вставать, обмениваться рукопожатием.

– Первый день сегодня? – спросил он.

– Первый, – кивнул я.

– Ну, надеюсь, первый блин не будет комом, – гыкнул он и отправился на своё место.

А тут и все остальные участники планёрки подтянулись, включая Рябова. Тот ограничился кивком в мою сторону, когда шёл к своему месту во главе стола. Зато планёрку начал с моего представления.

– Доброе утро, товарищи! Прежде чем приступить к обсуждению текущих вопросов, хотел бы представить нашего нового сотрудника. Многие уже его знают, как автора гремящих на всю страну песен, и как знаменитого боксёра, олимпийского чемпиона Мюнхена. Где он к тому же отличился, помогая обезвреживать террористов. Итак, прошу любить и жаловать – Евгений Платонович Покровский.

Пришлось вставать, и стоять, словно истукан, на виду у всех.

– Евгений Платонович возглавил новый отдел, будет курировать молодёжную политику. Как планируете строить работу?

Вот предупреждать вообще-то надо о таких вещах, Яков Петрович! Впрочем, врасплох он меня не застал.

– Как я вам и говорил при нашей личной встрече, для начала необходимо разработать структуру организации. То есть выстроить цепочку: обком, горком, райкомы. И познакомиться с людьми, которые в низовых организациях будут решать поставленные перед ними задачи. Когда станет понятно, сколько у меня подчинённых (не считая двух уже прикреплённых), то можно будет здесь, в обкоме, провести своего рода совещание на предмет планирования работы.

– Согласен, – кивнул Рябов. – Заодно уж поделитесь с собравшимися товарищами своей задумкой с Днём города.

Пока я вещал заученный текст, сидевшие за столом время от времени переглядывались, мимикой выражая свои мысли. Когда я закончил, Рябов благосклонно разрешил мне сесть.

– Как, товарищи, вам такая идея? Вы что скажете, Геннадий Васильевич? – обратился он ко второму секретарю обкома Колбину.

Тот с важным видом откашлялся, сдвинув брови, изрёк:

– Задумка в целом неплохая, интересная. И, как мне кажется, эта традиция укоренится в нашей области. Да и остальные регионы страны примут на вооружение.

– Все согласны с мнением Геннадия Васильевича?

Рябов обвёл взглядом собравшихся. Естественно, никто не высказался против, да и если бы предложили проголосовать, думаю, и воздержавшихся не было бы. Было принято решение в конце недели провести заседание совместно с горкомом и формировать штаб проведения мероприятия. После чего ещё сорок минут слушал обсуждение текущих вопросов, с трудом сдерживая зевоту. Всё-таки выспаться после бурной ночи – вернее, позднего вечера – толком так и не удалось, и теперь хоть спички в глаза вставляй.

По пути из кабинета меня нагнал Ельцин.

– Проставляться будешь? – негромко спросил он.

Хм, а вот этот момент я как-то не продумал. А ведь и правда, надо бы проставиться.