На стенах висели картины и часы, судя по виду некоторых, изготовлены они были ещё в прошлом, а то и позапрошлом столетии. Игрушки мягкие, фарфоровые и даже целый набор марионеток с тянущимися от деревянных запястий и ступней лесками к крестовине. Были тут и распятия, католические, в том числе и деревянные, где уже ладони и ступни Иисуса были приколочены к крестовине. Такая вот неожиданная ассоциация у меня возникла с марионетками, прости Боже старого грешника! Тут даже иконы стояли, наши, православные.

А что, не молодого же! Душе моей сколько лет? Восьмой десяток идёт, так что уже не мальчик.

– Сеньор Браун! Добрый день! Давненько вас не было.

На звук дверного колокольчика появился хозяин лавки. Или наёмный продавец, могло быть и так. Невысокий толстячок с большой, обрамлённой чёрными, курчавыми волосами залысиной, выкатился откуда-то сбоку, из-за старинного антикварного шкафа, и мясистым носом.

– Здравствуйте, сеньор Фарина! – поприветствовал его Сэм. – Привёл своих русских друзей ознакомиться с вашим богатством. Может быть, что-то приобретут в качестве сувениров.

– О, вы из России! – сразу же оживился Фарина, переключая своё внимание на нас. – скажите им, мистер Браун, что я знаю нескольких русских из Маленькой Одессы[50]. Там есть и свои антикварные магазины, все владельцы – сбежавшие из Европы и России евреи – но многие любят захаживать ко мне, потому что у Джузеппе Фарина можно найти такие вещи, которые больше не найдёт ни один антиквар во всём Нью-Йорке, а может быть, и во всей стране.

Пока Сэм переводил, в основном для Радоняка и Бутова, я подумал, что, выходит, он и есть хозяин заведения, этот Джузеппе Фарина. Предположил, что выходец с Апеннин (или потомок выходцев в этого полуострова) на еврейский манер ещё долго будет лить нам в уши, но тот неожиданно перешёл сразу к делу.

– Что вас интересует? Может быть, я смогу быть чем-то полезен, что-то посоветовать?

– Пока мы и сами не знаем, что нас интересует, – ответил я на английском, чем слегка, кажется, удивил сеньора Фарину. – Давайте мы с вашего позволения осмотримся. У меня такое чувство, что я попал в музей.

Такое сравнение явно польстило хозяину магазина, он расплылся в добродушной улыбке.

– Конечно, сеньор… э-э-э…

– На английский манер я Юджин. Юджин Покроффски. Это сеньоры Радоняк и Бутов.

Те, услышав свои фамилии, часто закивали, при этом нацепив на физиономии самые добродушные улыбки из собственного арсенала. Дальше мы принялись знакомиться с экспонатами, а сеньор Фарина пояснял, если что-то привлекало наше внимание.

Моё внимание привлекла, например, латунная пепельница, где окурки нужно было гасить и складывать в чашечку у подножия статуи Свободы, высотой около пятнадцати сантиметров. Подарить бы её Брежневу, пусть о Статую Свободы бычки тушит. А что, самому вручить вряд ли получится, а попросить передать подарок… Да вон того же Козлова. Сам-то он тоже вряд ли имеет доступ к телу, но с его позиции через кого-то из высокопоставленных начальников может оказаться намного проще и короче.

Ценника на пепельнице, как и на остальных экспонатах, не было, поэтому я поинтересовался:

– Сколько это стоит?

– Тридцать долларов. Эксклюзивная вещь, середина прошлого века, мастерская Донатаса Фильгердауна. Вот, видите, на донышке статуи стоит его выгравированный экслибрис… Когда-то точно такая же принадлежала самому генералу Ли[51] – он гасил в ней свои сигары.

– Ну надо же, – покачал я головой с самым серьёзным видом, – статуя Свободы была установлена через 16 лет после смерти генерала, но он всё равно гасил в ней окурки.

Антиквар покраснел, смущённо засопев своим выдающимся носом, но уже в следующее мгновение улыбнулся:

– М-да, тут вы меня подловили, не знал, что русский так хорошо знает историю Соединённых Штатов. Так уж и быть, за вашу эрудицию отдам вполцены.

Мы ударили по рукам.

Мои друзья тем временем ходили по магазинчику, рассматривали ценные экспонаты на стеллажах под стеклом, прикидывали, что сколько может стоить. А мой взгляд упал на серебряный портсигар, также лежавший под стеклом. На его верхней крышке была изображена карта Соединённых Штатов, правда, без Аляски.

– Можно посмотреть?

Портсигар оказался помоложе пепельницы, оказался произведён в начале 20 века. И стоил всего-то 15 долларов. А что, в комплекте с пепельницей – самое то. Думаю, Леонид Ильич от такого презента точно не откажется.

– Давайте!

Больше я здесь ничего не брал, хотя было желание потратиться кое на что. Но у моих спутников – я имею ввиду Радоняка с Бутовым – наверняка возникли бы вопросы относительно происхождения этих денег. Особенно если я выйду за рамки ста долларов. Решил, что не нужно дразнить гусей.

Сами же они ничего так и не купили, объяснив мне уже в машине, что лучше зайдут в какой-нибудь супермаркет, где может повезёт попасть ан рождественские скидки. Знаем мы эти скидки… Сначала задерут цены за месяц до Рождества, а накануне праздника вернут на прежний уровень. Вот тебе и вся скидка. С другой стороны, некоторые скидки, как я помнил из всяких интернет-блогов, достигали 90 %. Но за такими товарами, думаю, очереди почище, чем в каком-нибудь свердловском ЦУМе за финскими сапогами.

В зале на Черч-стрит мы появились в начале седьмого. Обещанный спарринг-партнёр уже успел размяться, и ему пришлось ждать, пока я приведу себя в тонус. Соперник был темнокожим, аж лоснился от пота, и выше меня на полголовы. Когда мы знакомились, он сказал, что его зовут Ларри, а местный тренер Майк отметил, что Ларри проходил отбор на Олимпийское Игры, но малость не повезло.

– А как твоя фамилия? – спросил я, начиная кое о чём догадываться.

– Холмс. Как тот сыщик из книг Конан-Дойля, – хмыкнул он.

Ну теперь всё встало на свои места. Будущий чемпион мира среди профессионалов Ларри Холмс, и в 1980 году он будет драться с постаревшим и потяжелевшим Мухаммедом Али, и секундант Али остановит бой во избежание серьёзных травм своего подопечного. А в 2002 году 53-летний Холмс выйдет в своём последнем бою против какого-то тоже бывшего чемпиона, победит по очкам и окончательно оставит бокс. Если в этом варианте истории в жизни Холмса ничего особо не изменится, то, можно сказать, я спаррингую с живой легендой бокса. Вернее, с будущей легендой.

И в ринге этот улыбчивый парень был хорош, не сравнить со вчерашним соперником. Отработали сначала три раунда, затем сделали небольшой перерыв, потом ещё три, снова перерыв, и финальные три раунда, с полной выкладкой. Вот тут я реально взмок, но оно того стоило.

Хороший мне достался спарринг-партнёр, думал я, благодаря Холмса за тренинг. И он выглядел довольным, видимо, у него тоже со спарринг-партнёрами не всегда ладится. Договорились, что завтра, 22-го декабря, мы снова встретимся на спарринге здесь же в это же время, а вот 23-го у меня будет обычная тренировка, организму, невзирая на мою выносливость, перед таким важным боем нужно дать небольшую передышку. 24-го с утра только пробежка, а уже перед боем в «Мэдисон-сквер-гарден» разомнусь. Постучу по «лапам», попрыгаю со скакалками, поработаю «бой с тенью»… В общем, всё, как обычно.

Сэм высадил Радоняка с Бутовым у их отеля, а потом отвёз меня. По пути я признался, что поделил деньги со своим боссом, на что Сэм всего лишь чуть повернул голову в мою сторону, слегка приподняв левую бровь.

– Это дело ваше, – пожал он плечами.

– Сэм, а смогли бы вы завтра прокатить меня и мистера Козлова по городу, чтобы мы затарились подарками для родных?

– Без проблем, – заявил Сэм. – Все эти дни я ваш с утра до вечера… И даже ночью, если вдруг вам куда-то захочется съездить, например, поглядеть стриптиз.

– Руссо туристо – облико морале, – сделал я морду кирпичом, на что Браун ответил ухмылкой.

– Скажите, Сэм, а на наш бой с Али букмекерские конторы принимают ставки?