М-да, хрень какая-то. А ведь пройдёт меньше полувека, и белые американцы будут неграм мыть ноги. Тьфу, мерзость! Надеюсь, не в этой истории… А мелодия пусть пока в загашнике полежит, может, со временем и пригодится.

Кстати, перед выпиской Роман Борисович посоветовал Полине взять отпуск за свой счёт и по профсоюзной линии съездить на какой-нибудь лечебный курорт, например, на Кавказские Минеральные воды. Он выпишет рекомендацию, но путёвку, сказал, нам достать будет всё равно не так просто.

Да, такие направления на отдых и поправку здоровья в это время распределяют профсоюзы, и не факт, что профсоюз работников культуры расщедрится на путёвку для моей жены. Достать можно было попробовать через Ельцина. Тем более что после моего возвращения он звонил, поздравлял с успехом, а когда узнал, что жена в больнице, тут же спросил, чем может помочь. Особо редких и дорогих лекарств не требовалось, уход за Полиной в отделении тоже был неплохой, поэтому я просто поблагодарил его за предложение. Но он заверил, что ситуация с моей женой находится под контролем облздрава и обкома. А теперь вот подумал, что можно и попросить не последнего человека в области помочь с путёвкой. Правда, надо было сначала обговорить этот вопрос с самой Полиной.

– Одна не поеду, – решительно заявила она.

– Так у меня ж институт, – начал было оправдываться я.

И вспомнил свою идею о переводе на заочное. И в самом деле, ежедневные посещения учебного заведения, просиживание часами на лекциях, где я слышал то, что и сам прекрасно знал – всё это я считал пустой тратой времени.

– Ладно, если удастся достать путёвку, то буду брать на двоих, – сказал я Полине. – А завтра же иду в институт переводиться на заочное обучение. Ты же перевелась.

Жена предприняла слабую попытку меня переубедить, мол, к чему такие жертвы, но я заявил, что жертвую учёбой во имя любви, вернее, во имя любимой, чтобы больше находиться рядом с ней. И вообще какая это жертва… Диплом-то получу такой же, и вообще не факт, что буду работать по специальности. Я так-то член Союза композиторов, могу вообще балду пинать хоть до конца жизни, выдавая раз в год по песенке. Полина помолчала, обдумывая услышанное, и вздохнула:

– Ты мальчик большой, поступай, как считаешь нужным. А ты уверен, что удастся достать путёвку, да ещё и на двоих?

– Решим, – уверенно заявил я.

Хотя, честно говоря, в глубине души такой уверенности не испытывал. Но для начала пришлось выдержать натиск декана и ректора, которые совместными усилиями пытались отговорить меня от перехода на заочную форму обучения. Однако я оставался непреклонным, и Заостровскому не оставалось ничего другого, как поставить свою подпись под моим заявлением.

Вадим тоже не был в восторге от этого моего решения, но понимал, что семья для меня сейчас на первом месте.

– А кстати, что у вас со свадьбой? Полина говорила, вы чуть ли не этой осенью играть собирались.

– Была такая мысль, – отмахнулся Вадик. – Но Настины родители хотят, чтобы она сначала закончила училище, а потом пусть делает, что хочет. Так что придётся подождать как минимум полтора года. Ну и я как раз закончу институт. Другое дело, что неизвестно, куда кого распределят, вдруг её отправят преподавать сольфеджио в её родной Камышлов…

– Не боись, решим вопрос, – самоуверенно заявил я.

А дальше я вечером набрал номер домашнего телефона Ельцина.

– Кавказские Минеральные воды? – переспросил Борис Николаевич. – На двоих? Куда именно хотите? Пятигорск, Кисловодск, Ессентуки, Железноводск? Без разницы? А на какие числа ориентировочно? Чем раньше – тем лучше? Ясно… В принципе, нет ничего невозможного… Завтра сможешь так же вечером перезвонить?

Путёвку на двоих Ельцин достал, была она от того самого профсоюза работников культуры, в котором числилась моя жена. В Пятигорск, в «Санаторий имени М. Ю. Лермонтова», на 10 дней, с 12 по 22 октября. То есть время в запасе ещё имелось, так как чествование олимпийцев в Кремле должно было состояться 5 октября. А 29 октября снова в Москву ехать – на вручение премии Ленинского комсомола. Из оргкомитета на днях звонили, просили всенепременно быть.

4 октября наш самолёт приземлился в ставшим уже почти родным «Домодедово». Хоть убей – не помню, случались ли в прежней реальности встречи генсеков с олимпийцами, что впоследствии вошло в норму при том же Путине. Может, это я так на ход истории повлиял?

Из аэропорта я сразу поехал в уже знакомую гостиницу «Россия», где проходила регистрация участников мероприятия. Сам же приём будет проходить завтра в 11 часов в Георгиевском зале Большого Кремлёвского дворца. То есть две ночи мне предстояло провести в «России», причём вторую не полностью, так как в 5 утра я уже должен был на такси отправиться в аэропорт.

– Ваш номер одна тысяча сто восемнадцатый, на шестом этаже, – сказал администратор за стойкой, протягивая брелок с ключом. – Лифт направо.

– Спасибо, знаю.

Не успел заселиться в номер на двоих, как принесли тот самый костюм, в котором я шёл на церемонии открытия Олимпийских Игр. Отглаженный, на вешалке, ещё и полуботинки те же самые. Надо же…

Раскидал вещички, принял душ… Интересно, кого ко мне подселят, думал я, сидя перед телевизором. Шла какая-то образовательная программа. На остальных трёх каналах вообще показывали тоскливую ересь. С одной стороны, унылое всё-таки телевидение, а с другой – время-то рабочее, да и дети ещё в школе, а у кого-то вообще вторая смена. Другое дело, что и вечером особо смотреть нечего. Впору стучаться к Лапину и требовать запуска новых программ. Пусть даже не ток-шоу типа «Взгляда», рано пока ещё вольнодумствовать, но развлекательные программы очень бы скрасили досуг советских граждан. Да и сериалы пора уже самим снимать, пусть не мыльные оперы, раз уж они не несут никакой идеологической нагрузки, а хотя бы патриотические, типа ещё не снятых «Семнадцать мгновений весны» или «Рождённая революцией». Ну или «Следствие ведут ЗнаТоКи», которые уже идут, но редко.

В этот момент раздался деликатный стук в дверь.

– Да, входите.

Дверь распахнулась и на пороге возникла фигура улыбавшегося Бори Кузнецова.

– Ну здорово, что ли!

Мы обнялись, причём, учитывая Борькины габариты, я старался не слишком сильно сжимать его в своих объятиях.

– А я гадаю, кого ко мне подселят…

– А мне ещё администратор сказала, что боксёр какой-то, здоровый, в 108-м заселился, – всё ещё улыбался Боря. – Славка-то москвич, ясно, что из дома на награждение поедет, ну я сразу понял, что она про тебя говорила. Будешь?

Он поставил на стол бутылку без опознавательных знаков.

– Тесть гонит, чистейший самогон, как слеза.

– Давай лучше завтра после награждения.

– Ну смотри.

Боря не без сожаления убрал бутылку обратно в «дипломат», такой же, как у меня, только чёрный. Я с собой много вещей не брал, командировка короткая, всего на пару дней. Запасные трусы, носки, рыльно-мыльные принадлежности, включая одеколон… У Кузи, как мы промеж себя звали Бориса, имелся примерно такой же набор, так что наличие «дипломатов» было вполне объяснимо.

После ужина всех олимпийцев собрали в актовом зале гостиницы. Подтянулся и Слава Лемешев. Причём глаза его подозрительно блестели, и попахивало винцом. Эх, Славка, Славка… Вскоре появился некий Юрий Павлович из Общего отдела ЦК КПСС, который провёл с нами инструктаж.

– Завтра в 9.30 все собираемся в холле и вместе со мной ждём, когда ко входу в гостиницу подадут три автобуса. В первый автобус садятся баскетболисты и ватерполисты…

Слушая говорившего, я одновременно прикинул количество собравшихся. М-да, человек сто будет. Правда, немалую часть составляли представители командных видов спорта. 12 баскетболистов, 12 волейболисток, 11 ватерполистов… Плюс победители командного первенства в женской спортивной гимнастике, женской рапире, шоссейники-велосипедисты… Да это дорогой Леонид Ильич награждать упарится. Если действительно каждому на грудь что-то вешать будут. А может, этим другие займутся, а Брежнев только поздравлением ограничится.