Гамзатов захрапел практически моментально. Тоже, что ли, поспать… Несмотря на выпитое, в сон не клонило, наверное, потому что ещё и в самолёте выспался, да и не привык я днём дрыхнуть. Телевизор не включишь, соседа могу разбудить, разве что свежую прессу, которой закупился в фойе, почитать… Собственно, советские СМИ при всей моей любви к Родине навевают смертную тоску. Интервью с дояркой, очерк о сталеварах, целые полосы отводятся под решения партии и правительства… Единственная отдушина из этой пачки газет – свежий номер «Советского спорта». В разгаре чемпионат СССР по футболу во всех лигах, в освещении, конечно, предпочтение отдаётся Высшей лиге. Московское «Динамо», за которое я болею с детства, пока выступает относительно неплохо, но я помнил, что в этом сезоне динамовцы до медалей не доберутся, а чемпионами станут их киевские одноклубники.
Нет, при таком храпе ни о каком отдыхе не может идти и речи! Я даже на газетных строках не мог сконцентрироваться. Я к старости, знаю, тоже начал подхрапывать, но, как мне говорили, терпимо, а знаменитый дагестанский поэт просто какие-то рулады выводит.
Прогуляться, что ли… Оставив ключи от номера на столе в пепельнице (мы оказались в «вагоне для некурящих»), спустился на первый этаж. Побродил по холлу, исподволь всматриваясь в мелькающие мимо лица, но знакомых по фото в газетах/журналах и прочим СМИ не увидел. Зато немало было явно крестьянских и пролетарских лиц, так же, как и я, во всей видимости, удостоившихся приглашения на праздничный концерт. И не только славянских. Какой-то высокий, говорящий с акцентом прибалт, доходчиво объяснял невысокому представителю узбеку или таджику в тюбетейке, что во Дворец Съездов пешком идти не надо, туда от гостиницы будут ходить специальные автобусы. И об этом его должны были предупредить заранее. На что узбек/таджик отмахивался, мол, ему директор колхоза ничего про это не говорил. Ну да, и мне придётся поспешать от Александровского сада, чтобы в 18.00 вместе со всеми уехать на одном из «Икарусов» на торжественное мероприятие. Предупредили, что посадка будет проходить по спискам начиная с 17.30 до 18.00, и при себе необходимо иметь паспорт. Может, на первый «Икарус» я и не успею, но на последний обязательно нужно попасть.
Нагулявшись по фойе и убедившись, что меня, звезду бокса и музыки, так никто и не узнал, я вышел на улицу. Оглядев себя со стороны, понял, что в «адидасовском», купленным у фарцовщика белом костюме и кроссовках похожу на спортсмена. И меня тут же потянуло пробежаться, растрясти немного осевшие в желудке дагестанские яства. Ну и алкоголь разогнать. Однако я себя оборвал. Какая на фиг пробежка после еды и спиртного?! Никакой пользы для организма, один вред, в преддверии сборов так рисковать… Оно мне надо?
Но чем сидеть в номере возле живописно храпящего народного поэта Дагестана, уж лучше просто прогуляться по центру Москвы. Миновал улицу Разина (будущая Варварка), свернул на Куйбышева (будущая Ильинка) до Ильинских ворот, то есть до метро «Площадь Ногина». Впереди чуть левее Политехнический музей, правее – памятник Героям Плевны. Братушки, мать их… Предатели первостатейные, а мы им всё попу лижем.
Здесь я свернул в старые дворики. На память пришла сцена из ещё не снятого фильма «По семейным обстоятельствам», где Изольда Тихоновна рассказывала гостям домашней выставки, как уговаривает сына-художника (его прекрасно сыграл Евгений Евстигнеев) срочно писать виды старой Москвы, потому что она якобы знает о планах сноса исторического центра, и годы спустя эти картины исчезнувшей Москвы будут иметь большую ценность.
Ну а я, недаром захватив камеру, решил эти самые виды запечатлеть на фотоплёнку. Причём специально на чёрно-белую, в отношении старинных построек мне это казалось более предпочтительным. В отличие от «точно знавшей» Изольды Тихоновны я мог только догадываться, какие дома попадут под снос. В эти годы, изредка попадая в столицу, я старой застройкой не интересовался. А вот сейчас, с памятью и превалирующим сознанием пенсионера, которому по приходи судьбы досталось его молодое тело, я как-то проникся идеей запечатлеть для истории старую Москвы. Возможно, и правда годы спустя эти снимки станут раритетом, каждый негатив будет стоить больших денег. Правда, сейчас меня больше волновала творческая сторона вопроса, а не какие-то виртуальные деньги в будущем. Дожить бы ещё до этого будущего, кто знает, как в этой реальности всё сложится.
За фотоаппаратом пришлось вернуться в номер. Гамзатов успел за это время повернуться на бок, отчего рулады казались не такими мощными. Взяв камеру, снова тихо прикрыл за собой дверь (надеюсь, воры в наш номер, воспользовавшись сладким сном поэта, не полезут) и спустился вниз.
Не успел отойти от гостиницы на полсотни метров, как услышал:
– Серёжа, смотри, это же Покровский!
– Где?
– Да вон, в белом спортивном костюме.
М-да, всё-таки узнали… Внимание на меня обратила парочка, вернее, слабая половинка этой парочки, – женщина бальзаковского возраста. Интересно, она меня узнала как спортсмена, чьё фото однажды попало на страницы центрально прессы, или как автора песен, чья физиономия пару раз мелькнула по ТВ? Скорее второе, вряд ли она большая поклонница спорта, тем более бокса.
Они смотрели на меня, мужчина с каким-то сомнением вол взгляде, а женщина глуповато улыбалась, и я ободряюще улыбнулся ей в ответ. Это придало ей уверенности, она отделилась от спутника и приблизилась ко мне.
– Ой, вы ведь правда Евгений Покровский, – сложила она руки на груди, не переставая улыбаться. – Вот никогда бы не подумала, что мы с Серёжей вот так, средь бела дня, встретим на улице самого Евгения Покровского. Скажите, а вы ведь наверняка что-нибудь сочинили для завтрашнего концерта?
– Сегодняшнего, – поправил я. – Завтра его будут в записи показывать с 19.30 до 22.00. И да, сочинил, но что именно – это пока секрет. Завтра всё и узнаете.
И пошёл, провожаемый восторженным взглядом женщины и немного ревнивым – её спутника, скорее всего, супруга. Впрочем, через пять минут я уже забыл об этой встрече, так как, избрав маршрут дворами, вскоре наткнулся на вполне симпатичный, похожий на тот, что снял Михалков в своём фильме «Родня». А может, это даже и был тот самый дворик, где героиня Мордюковой нашла своего бывшего, придурковатого мужа, которого классно сыграл Иван Бортник. Бортнику вообще шли такие роли, достаточно вспомнить приблатнённого Промокашку. В общем, я из этого дворика сделал целый фоторепортаж, включая молодку, развешивающую бельё на верёвке. Когда она спросила, кто я такой, ответил с акцентом, что я иностранный фотокорреспондент. Молодка с улыбкой махнула рукой:
– Ну ладно, снимайте, мне чё, жалко что ли… Только вы там ничего лишнего не печатайте.
Я заверил, что «лишнего» точно не напечатаем.
Хорошо, что запасся плёнкой. Но всё равно в дальнейшем решил расходовать её более экономно. По пути может и не встретиться магазин фотопринадлежностей, а тащиться в ЦУМ или ГУМ не хотелось.
Вскоре попался ещё один симпатичный дворик, где пенсионеры за столиком стучали костяшками домино. Представляться иностранным корреспондентом мне понравилось, и когда один из стариков спросил, кто я такой и зачем их фотографирую, повторил озвученную в предыдущем дворе версию.
– Американец, что ли? – уточнил один из игроков.
– О, есс, журнал «Тайм».
– А может, ты в шпионских целях нас фотографируешь?! – заявил недоверчивый дед.
– Да ладно тебе, Кузьмич, – хмыкнул игрок, на вид чуть помоложе. – Сейчас не 37-й, и ты уже не в НКВД служишь.
– Вот и плохо, что не 37-й, – нахмурился дедок. – При Иосифе Виссарионовиче и Лаврентии Палыче порядок был, а Хрущ всё под откос пустил. Распустился народ при нём, свободу почуяли. Да и Лёнька…
Он шмыгнул носом.
– Ладно, чего там… Чья очередь ходить?
Я сделал ещё несколько снимков и попрощался с мужиками, один из которых велел передавать привет Никсону. Этот дом я решил сфотографировать и с другого ракурса, очень уж аутентично выглядели крошившаяся кладка красного кирпича и росшая на крыше тонкая берёзка. Куда она только корни-то пустила…
