Папина кресло-качалка останавливается, а Джастис поворачивает голову в мою сторону.

— Что она помнит?

«Он… он делал мне больно, Брэкстен. Он делал мне очень-очень больно».

Сжимаю кулаки до боли, испытывая жажду выплеснуть с их помощью всю накопившуюся ярость. Мне удается ее подавить, прежде чем отвести взгляд и посмотреть на брата.

— Ничего, что помогло бы.

С очевидным разочарованием он качает головой.

— И я хочу, чтобы так и оставалось.

Он напрягается, оглядываясь на меня.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Я не хочу, чтобы она вспоминала. Не после того, через что она прошла на моих глазах прошлой ночью. Мы должны разобраться с этим сами, понятно?

Джастис не отрывает от меня пристального взгляда, он хочет вступить со мной в спор, но то, что он видит во мне, заставляет его отступить.

Желваки на его челюсти ходят ходуном, а потом он с кивком сдается.

Отец вступает в разговор, беря его под свой контроль.

— Я взял на себя смелость отправить по факсу копию письма агенту Джеймсону. Он попросит криминалиста взглянуть на него. Посмотрим, посчитает ли он, что в той загадке есть доля правды, и, надеюсь, мы даже получим представление о том, с каким человеком имеем дело.

— Мы имеем дело с гребаным мертвецом, — скрежещу я зубами, зная, что это почти правда.

После прошлой ночи моя жажда мести лишь усилилась. Вспоминая испуганные крики Алисы, страх в ее глазах, когда она рассказывала мне, как этот ублюдок делал ей больно, моя жажда пролить кровь готова извергнуться, как вулкан.

Отец наклоняется с кресла-качалки, крепко сжимая мое плечо.

— Сынок, я знаю, ты злишься, и не виню тебя, но мы должны держать себя в руках. Ненависть — враг во всем, мы не должны позволять ей отравлять наши сердца. Нам нужно оставаться сильными и непоколебимо следовать плану.

— И каков план, папа? — Я с трудом сохраняю спокойствие. — Я не могу просто, бл*ть, сидеть здесь и ждать, пока Крейг и Райдер найдут ответы. Больше нет. Не после вчерашнего.

— Он прав, — вмешивается Джастис. — Этот мудак постучался в нашу дверь, и пришло время нам открыть ее… с заряженными стволами.

Мой отец поднимает руку.

— А ну-ка, подождите минутку. Я не предлагаю сидеть сложа руки. Сегодня утром я обсудил с Крейгом одну идею, которая у меня появилась, и он считает ее хорошей.

— Какая идея? — спрашиваю я.

— Завтра мы все, включая и Алису, отправимся на пикник в Оук-парк.

Я таращусь на отца с отвисшей челюстью.

— Ни хрена подобного. Это место будет битком набито людьми.

— В том-то и дело. Если этот ублюдок следит за нами, как я предполагаю, это будет хорошей возможностью поймать его. Крейг расставит людей по периметру парка. С ними и нами, глаз более чем достаточно, чтобы заметить кого-то или что-то необычное.

Обдумывая его слова, понимаю, что если бы целью был кто-то другой, я бы решил, что это хороший план, но речь идет не о ком-то, а об Алисе. Девушке, которую я поклялся защищать любой ценой.

Я качаю головой.

— Я не хочу, чтобы она вот так выставлялась на всеобщее обозрение. Я не могу так рисковать.

— Самое безопасное для нее, кроме пребывания здесь, — это быть на публике, — мягко возражает отец.

Джастис бросает на меня взгляд, и я могу сказать, что он перешел на другую сторону еще до того, как произнес это вслух.

— Он прав, Брэкс. Шансы на то, что этот засранец что-нибудь устроит, когда вокруг так много людей, невелики.

Потому что он — гребаный трус.

Иначе сам бы доставил то письмо. А также не причинил бы вреда такому хрупкому созданию, как Алиса.

— Как ты и сказал, мы больше не можем сидеть сложа руки. Пришло время сделать шаг, и, возможно, это он и есть.

Из меня вырывается резкий выдох, прежде чем я неохотно соглашаюсь.

— Тогда, решено, — провозглашает отец, вставая с кресла. — Мы идем на это с открытыми глазами и ясными головами.

Мы оба киваем.

— А теперь, если вы меня извините, я отправлюсь на поиски вашего брата и выясню, почему он не присоединился к нам за завтраком.

Упоминание о Ноксе отправляет мои и без того бурлящие эмоции в водоворот.

— Встретимся позже. — Похлопав каждого из нас по плечу, отец направляется к оружейному сараю. Там мой брат обычно прячется, особенно когда ему нужно выпустить пар.

— Я задавался тем же вопросом, — говорит Джастис, вытаскивая сигарету и закуривая. — Есть идеи, почему Нокс не явился к завтраку?

— Да, — отвечаю я, но больше ничего ему не даю.

Он приподнимает бровь, ожидая продолжения.

Решаю рассказать ему, зная, что он не отступит, и передаю события этого утра в сокращенной версии.

По лицу брата скользит хмурое выражение.

— Нокс так поступил?

Я киваю.

Нокс может быть мудаком, мы оба это знаем, но чтобы перейти черту, как сегодня со мной... это не просто необычно, это совершенно неслыханно. Возможно, именно поэтому это так чертовски больно.

— Он напуган. — Джастис выпускает струйку дыма. — Он не говорил серьезно.

— Я это знаю, а вот Алиса — нет. Ей незачем иметь дело с последствиями его поступка. Наша связь совершенно ее не касается.

— Ты прав.

Мой взгляд возвращается к нашей земле, я ищу ответы в единственном месте, которое когда-либо называл домом.

— Я больше не знаю, что делать, — признаюсь я. — Наша связь перестала быть прежней с тех пор, как ты ушел, но мы все равно были друг у друга. Я был у него.

— Теперь тебя у него нет? — Он произносит это скорее как вопрос, чем как утверждение.

Глядя на брата, подбираю слова к признанию, которое мне еще предстоит озвучить вслух.

— Теперь меня у него нет.

Правда заключается в том, что его поступок этим утром, укрепил то, о чем мы с Ноксом уже знали, но пока не были готовы признать. Мне ненавистно чувство, что я подвел его, что нарушаю обещание, которое никогда бы не нарушил, но я также никогда не ожидал встретить Алису.

Проснуться с ней в моих объятиях этим утром было лучшим гребаным чувством в мире. Ощущение ее теплой кожи, ее аромата... это заставило меня хотеть того, чего я никогда раньше не хотел.

Это также вызвало у меня самый сильный гребаный стояк, вот почему я сразу же метнулся в душ. Последнее, чего мне хотелось, чтобы она проснулась от того, что мой нетерпеливый член прижимается к ней, умоляя о вещах, к которым, я знаю, она не готова. Или то, к чему я думал, она не готова, но после сегодняшнего утра я уже не так уверен.

В сознании вспыхивает воспоминание о ее невинных голубых глазах, наблюдавших за мной, когда я дрочил в душе. Я услышал ее сразу, как только она вошла, и понял, что отступать некуда. Я ожидал, что она убежит, как испуганная лань, когда поймет, что я делаю, но она этого не сделала. Она осталась и наблюдала, и я устроил ей шоу, достойное гребаного Оскара.

Ее прелестные розовые губки были слегка приоткрыты, щеки пылали от желания, в то время как ее милые сосочки натягивали тонкий шелк ночной рубашки, просто умоляя о моем рте…

Мне потребовалось все мужество, чтобы не затащить ее к себе в этот чертов душ и не воспроизвести с ней вживую каждую порочную мысль, промелькнувшую у меня в голове.

— Ты на самом деле серьезно относишься к этой девушке, да? — Джастис почти удивлен.

— Да.

С каждым днем притяжение только усиливается, жажда превращается в нечто, чего нельзя отрицать. Я люблю трахаться так же сильно, как и стрелять, но могу с уверенностью сказать, что никогда никого не хотел так, как хочу Алису. И не только ее тело, но и всю ее.

— Слушай, я понимаю тебя. — Джастис выдыхает последнюю струйку дыма и тушит сигарету. — Несколько месяцев назад я был на твоем месте. И до сих пор борюсь с чувством вины из-за того, что ушел. Иногда по ночам это до дыр разъедает мою гребаную душу.

Его признание застает меня врасплох. Я знал, что поначалу ему было тяжело разрывать десятилетнюю связь, но и не думал, что он все еще корит себя за это.