И была у Сахо любимица — четвёртая его дочь. Самая младшая, самая вздорная, самая избалованная. Звали её Птина. Не было у неё ни терпения, ни осмотрительности. Ничего толкового не могла создать младшая дочь Сахо. Зато умела она проникать в миры, созданные отцом и сёстрами. И чудила там, и куражилась. Что могла — портила, что не портила — разрушала.

И не было на неё никакой управы. Сердце отца таяло при виде младшенькой, всё ей прощалось, всё оправдывалось. Старшим сёстрам только и оставалось, что сжимать кулаки в бессильной злобе да скрипеть зубами, мечтая, наконец, задать трёпку распоясавшейся Птине.

***

— Однажды наша сестрица запустила в заготовку нового мира налепленных ею чудовищ, — голос Рийин был мягким, журчащим. — Думала, что пакостит нам, а разозлила самого Сахо. Это была идея совершенно нового мира, каких он ещё не создавал — такая изящная и тонкая работа, что даже мне не позволено было к нему прикасаться.

Старщая из Сестёр была такой высокой, что Шо-Рэю пришлось поднять голову, чтобы взглянуть ей в лицо. Один глаз Рийин отливал серебром, другой — золотом. Только сейчас он был воспаленным, красным, с обожжёнными ресницами и бровью. Светлые волосы были гладко зачёсаны и заплетены в тугую косу, чтобы ни волоска не попало в мир, за которым приглядывает старшая дочь Сахо.

Близнецам Шо-Рэй мог заглянуть в глаза почти на равных. Как похожи были они между собой, как различны. Сложная причёска Альез против небрежной косы Викейру. Гордый, воинственный взгляд против задумчивого взора. Пылающий красный против умиротворяющего синего. Одно лицо — и бездна различий.

Альез держала за руку насупившуюся Птину — младшее лицо Доопти — девочку в том возрасте, когда она становится девушкой. У ног Викейру лежала другая — девушка постарше, возрастом то ли как Янкель, то ли чуть старше.

— Этого отец снести не смог, — продолжала Рийин. — Наказание было строгим. Но обидеться сестрица решила не на отца, а на нас. И выбрала для мести самый первый созданный нами мир, самый дорогой нам.

Птина нашла девочку-сиротку, чтобы поселиться в её теле. Прятаться от старших сестёр так было проще и веселее. И всё сначала было хорошо. Нашла недовольных Сёстрами-покровительницами, посвящённых ссорить между собой начала. Там шепнула, здесь письмецо подбросила. Кто подумает на бедную сиротку? Дальше — хуже. Подумала Птина, что прибрать к рукам весь мир, так любимый сёстрами, будет куда лучшей и болезненной местью, чем просто в нём покуражиться.

Для начала хитрая девчонка стёрла все упоминания о себе. Где сама, где чужими руками. Придумала Госпожу, кому надо подсказала — а уж обиженных, готовых поверить, что обидчикам воздастся свыше, всегда найдётся достаточно. Собирала их Птина по всему свету, а с веками они все перемешались и стали одним народом — пти-хаш, дети Госпожи. А там и среди посвящённых нашлись помощники. Кого с короной обошли, кому меч не тот достался, а кому заклинания не давались или звёзды за облака прятались.

Вот только постоянно быть в мире у Птины не получалось: сестрицы-то начеку. Рийин глаз не сводит, близнецы по очереди заглядывают, посвящёнными своими любуются. Да и отец поглядывать начал: где это доченька его любимая пропадает? Не начала ли снова пакостить?

Приходилось Птине подружку свою бросать, домой возвращаться, хоть на время. А когда возвращалась — люди видели, как зелёная звёздочка падает за горизонт. Так и появилась у пти-хаш, ждущих возвращения Госпожи, легенда о Зелёной искре.

Что видели пти-хаш, видели и другие. А звездочёты ещё в книги вносили, что для Птины было совершенно лишним. Истребили верные люди звездочётов. Только одному удалось спастись после крушения Мир-Махема и знание, хоть и тайно и неполное, потомкам передать. Но и это Птине показалось лишним: где один, там и другие появиться могут. Один увидит, другой поймёт, третий догадается. И все старания зря.

А что Викейру не увидела, как половина её посвящённых исчезла, а другая ненавидеть и бояться её начала, так это от того, что Сёстры, оберегая своих подопечных, старались не приближаться особо. А с высоты не всё разглядеть получается. Рийин же и вовсе не до них — ей за всем миром целиком смотреть надо.

Было у Птины местечко одно, куда сестрицы её заглянуть не могли. Решила она там всех посвящённых собрать и себе подчинить.

А потом начались неудачи. Сначала сиротка подросла и свободы захотела. Пришлось Птине её давить нещадно. Теперь уж какие дела: с виду девчушка совсем безумная стала — без присмотра не оставить. Потом пришла весть, будто кто-то заинтересовался и искрой Зелёной, и книгами старыми. Хорошо, что верных людей у Госпожи было много. Только вот сестрицы заподозрили что-то. Даже посвящённых не пощадили, так хотели во всём разобраться.

И Птине стало скучно. Наигралась. Тут ещё хозяйка тела парня рыжего разглядела, влюбилась… Так просила свою подружку, так умоляла, чтобы та ей помогла. Ну и помогла Птина, ох, как помогла… заодно и вспомнила, зачем вообще в этот мир полезла. Не очень-то он ей и нужен оказался. Разрушать и портить куда веселее.

***

— И это всё? — задохнулась Сольге. — Целый мир погиб просто потому, что какой-то вздорной девчонке было обидно и скучно?

— Увы, — виновато улыбнулась Рийин, — однажды мы увидели всё, но ничего не могли поделать. Теперь же нужно решить, что делать с вами, уцелевшие люди разрушенного мира.

В этот миг Альез вскрикнула и схватилась за укушенную руку. Птина вырвалась и помчалась прочь. Вскоре она исчезла в молочно-белом ничто, только сгустившаяся пустота напоминала, что она только что была здесь.

— Я найду её, — сказала Викейру, и пустота расступилась перед ней, открывая взгляду маленькую фигурку далеко впереди.

Янкель опустился на колени перед бесчувственной девушкой и легонько погладил её волосы:

— Какая красивая… И как ей досталось.

Та, словно ощутив его прикосновение, открыла глаза, огляделась и заплакала:

— Она всё-таки притащила меня сюда.

Девушку звали Доника. Когда-то Птина обещала ей свободу — сразу, как только сотворит задуманное. Но каждый раз девчонка придумывала что-то новое. Она заставила подчиниться тело Доники — и оно не росло, не взрослело долгие, долгие годы. Она уходила, иногда надолго, порой Донике казалось, что навсегда, но каждый раз возвращалась и лишала хозяйку тела того, к чему та успевала привыкнуть, привязаться, а то и полюбить. Она обещала любовь Хендрика, но убила его, наигравшись. Она обещала целый мир, но лишила всего.

Тем временем вернулась Викейру.

— Она спряталась в одном из миров Создателя. Там мы почти бессильны, — голос её был холодным и прозрачным, как зимние звёзды, тихим, как самые тайные заклинания.

Сёстры склонили друг к другу головы. Если они и шептали, то так тихо, что подслушать их было невозможно.

— Что ж, Птина, сама не желая того, помогла нам принять решение. Мы просим вас о помощи, о уцелевшие. Мир, в котором прячется наша сестра, нам неподвластен. Но мы можем отправить туда вас. С нашими благословениями и судьбой, которую вы себе выберете. Вы найдёте там Птину и вернёте её нам, а мы создадим ваш мир заново. Точно таким, каким он был, со всеми дорогими вам людьми и местами, мы повторим всё, до мелочей и с того момента, который вы выберете для себя. Это будет нашим даром вам, нашей благодарностью за помощь. Мы даём вам время подумать.

Какой выбор сделать, когда его, в общем-то, нет? Вечные скитания в мутном, молочно-белом ничто или почти безнадёжный поиск, но в живом, настоящем мире, пусть и чужом? Сольге только кивнула, когда её плечо сжала рука Шо-Рэя. Янкель, не оборачиваясь, сделал то же самое. И даже Доника, кажется, была согласна.

Что ответил Сёстрам за всех Шо-Рэй, Сольге уже не услышала: она вдруг пошатнулась и тяжело осела на сгустившуюся пустоту.

***

Здесь её тоже окружило молочно-белое ничто. Только было оно немного другое — плотнее и чище. Оно не сгущалось под ногами, превращаясь в тропу, оно сразу было тропой. А в его глубине пылало зелёное пламя с голубыми всполохами.