Проклятые посланники, проклятый правитель Тарандола, не сумевший нормально избавиться от этой проклятой девицы, проклятый Толфред, проклятый отец… Все, все, все прокляты!

Она, Байвин, всего лишь хотела получить своё по праву. Октльхейн. И получила. Почти. И снова споткнулась о Сольге, что может быть уже и не жива даже. А те, кто должен был смотреть на Байвин, не отводя взгляда, ловя каждое её мудрое слово, действительно, смотрят. Но не так. Не так! Не так! Ни восторженных криков, ни гула, ни шёпота, ни даже недовольного ропота. Они все, там, смотрели на неё, на Байвин, и молчали. Все. Даже те, кто клялся ей в верности, кто благоговел перед ней — благодетельницей и хранительницей Октльхейна. Все они сейчас были не с ней, а с мерзавкой Сольге. Ну ничего, ничего. Ничего…

Байвин ушла с площади гордо, по-королевски. За ней потянулась свита — её люди, новые и немного старых, то ли самых верных, то ли самых привычных. Она не видела, как южанин-палач разочарованно сплюнул и бросил кнут, так и не нанеся последнего удара. Как медленно и молча расходились с площади люди, стараясь не смотреть друг на друга, словно всем им разом стало стыдно. Не видела, как Янкель, смертельно бледный, с искусанной в кровь губой, трясущимися руками попытался отвязать Сольге. Верёвки пропитались кровью, тугие узлы не поддавались неслушающимся пальцам. Он плакал от бессилия и был готов уже зубами грызть эти путы, когда чья-то рука легла Янкелю на плечо. Пожилой пти-хаш покачал головой, подал ему знак держать Сольге и огромным острым ножом просто перерубил верёвки. Янкель едва устоял на ногах, когда бесчувственное тело Сольге обрушилось на него. Удержался. Непонятно как, может быть, даже южанин снова помог, но поднял на спину и понёс. Тяжело. Маленькими шагами, ничего не замечая вокруг, только прислушивался, даже не к дыханию — к биению сердца: хотя бы один стук, чтобы знать, что жива…

То ли пот, то ли слёзы слепили, но это было неважно. Сердце Сольге билось. Еле слышно и редко, но билось. Янкель чуть не закричал, когда даже не услышал, а почувствовал его удар. Жалко только сил у него самого было немного. Камни площади становились всё ближе и ближе. И вдруг стало легче. Конюх Мавель, такой же бледный, как сам Янкель, подхватил и его, и Сольге. Потом подошёл ещё кто-то, и ещё, и ещё…

И этого Байвин тоже не видела.

Никогда раньше Сольге не чувствовала себя такой счастливой и защищённой. А главное, это счастье было по-настоящему её. Не ворованным, не придуманным — живым, тёплым счастьем. Глядя, как Янкель выпытывает у Шо-Рэя подробности жизни Чьифа и магов вообще, ощущая заживающей спиной ласковые прикосновения рук Уллы, Сольге думала о том, что Байвин в своей злобе и ненависти, сама того не желая, подарила ей так много, как не могла бы дать, хотя бы просто оставив Сольге в покое.

Доопти больше не слонялась по коридору, пытаясь влезть в комнату к Хендрику, не ныла под дверью. Улла приставила к ней двух нянек, и девчонка проводила дни за вышиванием — присмотр теперь за ней был куда строже и бдительнее.

Янкель перетащил к дверям Шо-Рэя рабочий стол из своей комнаты вместе со всеми бумагами, документами и книгами, маг занялся изучением истории Октльхейна, и теперь Сольге слушала то диковинные истории, то споры, то тихий шорох страниц, скрип пера и скептическое хмыканье. Раз в день приходила Улла, разгоняла всю эту читальню, чтобы обработать раны Сольге. Новости не рассказывала — не было их, новостей. С тех пор, как закрылась дверь в покои Байвин, жизнь потекла ставшим уже привычным чередом. Во всяком случае, сама Улла никаких перемен не замечала. Впрочем, одной из них стала она сама.

— Вот что, девочка, — сказала Улла, когда спина Сольге почти зажила, — в этот раз Время Сестёр затронуло каждого и, думаю, Октльхейн не останется прежним. Не знаю, как наш король будет разбираться с принцессой Байвин и тем, что она натворила, не знаю, что будет думать мой муж и сыновья, когда сила вернётся к ним, как мы вообще будем жить дальше, когда Сёстры уйдут, но за тебя и твоё счастье с Хендриком я собираюсь побороться. Ты заслужила это.

— Но Хендрик… — попыталась, было, возразить Сольге.

— Хендрик ещё будет вымаливать твоё прощение, когда сможет подняться. Он такой глупый и горячий, мой сын, но он любит тебя, Сольге. Он зовёт тебя каждый день, — голос Уллы дрогнул.

— Но…

— А что до моего упрямого мужа, в которого пошли все мои сыновья, то только дурак откажется женить сына на девушке королевской крови, пусть даже только наполовину. Он всегда считался с моим мнением, посчитается и в этот, — Улла сказала это так, словно уже спорила с мужем, и, кажется, он начинал уступать.

***

— Так получается, что вы утаиваете от Викейру немного силы? — услышала Сольге сквозь дрёму голос Янкеля. — Только я не понимаю, как.

Шо-Рэй вздохнул:

— Я не смогу объяснить тому, кто магией не обладает, прости. Взамен мы отдаём немного жизненной силы, подобно тому, как это делают воины и правители. Самое сложное — удержаться и не пустить в ход эту каплю, пока Викейру не уйдёт. Это как не пользоваться руками, к примеру.

— А что будет с тем, кто не удержался? — не унимался Янкель.

— Он выгорает… Становится обычным человеком, невидимым для Викейру, — в голосе мага прозвучала странная, едва заметная отрешённость. Или Сольге это только показалось.

С тех пор, как Янкель со своим столом переселился в коридор, дверь в комнату Шо-Рэя не закрывалась. Сам он то беседовал с Янкелем, то читал, сидя на самой границе тени и света. Или уходил вглубь комнаты, туда, куда свет Сестёр не доставал, и молча замирал нахохлившейся синей птицей, размышляя о чём-то своём. Иногда, когда был в настроении, маг рассказывал Сольге о своей стране.

— Южнее Раймини, в далёком море есть архипелаг Ста островов, Мир-Махем. Когда-то давно, в то время, которое осталось только в сказках и легендах, Мир-Махем был одним большим островом и королевством мореходов, но однажды вздрогнуло морское дно и пришла большая волна. Она раскрошила Мир-Махем на множество островков, островов и отдельно стоящих скал, унесла с собой всё, что было создано жителями королевства и их самих. Но были и те, кому удалось спастись. А вскоре из дальнего плавания вернулись корабли, всего лишь два из нескольких десятков — их волна тоже не пощадила.

Погоревали, поплакали и стали отстраивать Мир-Махем заново. Сто новых семей родилось в те дни, на сто частей разделили они то, что осталось от острова. Самый большой взял себе двоюродный племянник погибшего короля, он и стал править новым Мир-Махемом со всеобщего согласия — королевская кровь ценилась высоко, да и сам по себе человек он был достойный. Только наследников не оставил. Его сменила внебрачная дочь его собственного погибшего брата. А уж сыновья новой королевы оставили после себя великое множество потомков, боялись, что род прервётся. С тех пор и повелось, что любой, в ком есть хоть капля крови старых королей Мир-Махема, имеют право на трон.

— А ты?

Шо-Рэй хмыкнул:

— Может быть и я. Моя семья принадлежит к тем самым ста семьям Старой крови. Наверняка, в каком-нибудь родстве да состоим. Состояли…

— Ныне я единственный, кто остался, — добавил маг после долгого молчания, и, сколько потом не пыталась разговорить его Сольге, за этот день не произнёс больше ни слова.

— Шло время, — начал Шо-Рэй на следующий день без всякого предупреждения, — в Мир-Махеме становилось теснее. Иногда новых людей приносило море, иногда те, кто ещё владел кораблями и мастерством мореплавания, а таких становилось все меньше, привозили жён с дальних берегов или новых слуг. Одно из семейств Старой крови настолько выросло, что им было уже мало своих островов. Они не стали ссориться с соседями, а снарядили корабли и отправились к дальним берегам. Оказалось, что если плыть на восток, то берег покажется довольно скоро. Уж не знаю, как они решали вопрос с местными жителями, но семейство это заполучило узкую полоску земли у самого моря. Там они построили свой новый дом. Но и старый не забывали. С течением времени только они одни и сохранили знания об искусстве управления кораблями, о том, как их строить… Только делиться этими секретами ни с кем не собирались. Впрочем, как и другие семьи. Одни умели наводить мосты между островами, другие — строить лёгкие лодки для путешествий между ними же, третьи умели читать путь по звёздам, а кто-то просто утратил знания старого Мир-Махема и овладел новыми искусствами и умениями.