– Короче, ваше величество! У вас есть распоряжения по поводу ваших грядущих похорон? Пожелания? – заметила я, доставая последний козырь. – Вообще-то, мне целитель сказал, чтобы я попыталась. А если попытка провалится, то мне нужно выяснить распоряжения на счет похорон. Итак, я внимательно слушаю!

Огромный белый зверь  рычал, не сводя с меня нехорошего взгляда.

– Все ждут, не дождутся вашей скорой кончины, – заметила я, мысленно беря себя в руки. – Так как? Вас как-то приодеть? Закопать или сжечь? Пожелания есть? Я все запомню!

– Рррр, – послышалось недовольное рычание, а больная лапа медленно выдвинулась ко мне. Отлично! Мы почти договорились!

– Так, я смотрю, а вы стараетесь не откусить мне голову,  – предупредила я, бросая мельком взгляд в глаза хищнику.  – Ой, мамочки! Ой-е-ей! Кровищи сколько! О, да тут гранд-каньон! Хотя нет! Тут … есть на что посмотреть… Квалифицированному специалисту!  Так! Лапу пока не убирайте! Сейчас я посмотрю, что у меня тут есть…

И маленький доктор Айнекусай, ближайший родственник доктора Айболита, стал перебирать флаконы.

«Обеззаразить», – прочитала я чей-то кривой почерк на флаконе. Я вытащила пробку зубами, вдыхая едкую вонь. От такой вони, я чуть не окосела. Когда глаза вернулись в прежнее положением, я протянула руку к окровавленной лапе.

Лапа опять потянулась к туловищу, как бы намекая, что  все, посмотрела? Посмотрела! Достаточно! Лапу мне отказывались выдавать. Зато звиздюля – пожалуйста!

– Ну-да, ну-да, спасайте свои бактерии и всякую бяку! Правильно! Ну-ка, одну минутку! А! У собачки болит, у кошечки болит, у блошки болит, а у его величества все заживи-заживи-заживи! Как дал лапу, так и полечила! А теперь прикидывайте, как будет здорово смотреться с вашим именем прозвище Одноногий! – вздохнула я, видя, как дрожит в руке флакон.

Лапа милостиво выехала.

– Не ссы, Капустин,  – сказала я себе, пытаясь понять, где среди меха и пуха затаилась рана.  Он так страшно дышит, что у меня руки трясутся!

Я дотронулась до лапы. А зря! На меня бросились так, словно я не рану обрабатываю, а прищелкнула ножницами со словами: «Весна придет, то не для тебя, пушистик!».

– Да знаю я!!! – рявкнула я в ответ. – Больно! Знаю!  Вы мужик! Терпите!  Нашла! Ой!

Отвернувшись и подсматривая я стала поливать рану. Мне казалось, что половина флакона уже расплескалась вокруг. Но я утешала себя мыслью, что в рану тоже наверняка что-то попало.

– Арррррррр! – страшный рев едва ли не заставил меня выронить флакон. Я вжала голову в плечи. Огромные челюсти клацнули прямо перед самым носом. – Рррр…

 Мне показалось, что у меня лицо сейчас сдует. В последний раз смерть дышала мне в лицо, когда мы с приятельницей везли кота на кастрацию. Она вызвала меня, поскольку одна она не справится. Хотя, я подозревала, что в процессе запихивания кота в переноску должен выжить хоть кто-нибудь, чтобы рассказать о несчастной судьбе товарища.

– Вот и славно, – выдохнула я, трясущимися руками беря еще один флакон.  Нет, не то! – Вот и славно…

Одной рукой я осторожно кралась к «эрогенной зоне» возле уха. А второй перебирала флаконы.  Нашла!

– Ар! – мотнуло головой его величество, а потом замерло.

– Анестезия! – вздохнула я, потрепав его за ухом.  – Но могу и подуть на рану! Афу-у-у! Афу-у-у! Так легче?

«Остановить кровь», – прочитала я на пузырьке, зубами вытаскивая пробку.  Ой! Мама дорогая! Фу-у-у-ух!

– Не дергайся! – предупредила я, помолившись Айболиту напоследок. – Сейчас может щипать! Тут так написано! Давай на счет три? Ра-а-аз, два-а-а…

И тут я плеснула! От неожиданности его величество взревел, пытаясь встать. Меня опрокинуло на ковер.  Но огромный зверь тут опустился обратно, рявкнув мне напоследок в лицо.

– И у нас остается зелье заживления! Ничего, завтра вы будете как огурчик! – нервно искала я в пушистом ковре последнее зелье.  Вот оно! Чуть не раздавила! – И я неплохо буду смотреться в гробу в белых тапочках! Ну! Поехали! Так, терпите! Просто терпите!

Я снова вытащила зубами пробку, сплюнула ее в сторону и плеснула на рану.

– Ррррааххх! – бросили на меня, выбивая из рук флакон.  Меня опрокинуло на ковер. Я пыталась заслониться руками, как вдруг почувствовала боль. Тигр был уже в другом конце комнаты, зализывая рану и злобно глядя на меня.

– Жить будете! – нервно выдохнула я, хватая бинты и  прикрывая рану на животе. Даже смотреть не хочу, что там.

Вроде бы не так страшно, раз я еще жива и могу ходить. Я встала и направилась к двери.

– Ну что там? – напали на меня, не давая вставить словечко.

– Пропустите ее! – рявкнули на всех волки, сверкнув желтыми глазами. Все тут же угомонились.

– Что случилось? Ты пахнешь кровью? – встревожились «коврики».

– Целителя бы мне, – простонала я.

– Пойдем, пойдем, – торопили меня, уводя подальше от любопытных глаз. – Мы сами все сделаем!

– А почему нельзя целителя? – удивилась я, чувствуя неприятную боль и видя, как бинты наполняются кровью.

– Представьте себе, – послышался голос бородатого, а меня вели в сторону моих покоев быстрым шагом. – Народ уже узнал, что у наследника есть няня. И теперь все узнают, что няня – ранена. Наследника мы стараемся не показывать лишний раз, чтобы спасти жизнь. Встанет вопрос, а что с наследником? Его величество против того, чтобы лишний раз рисковать жизнью принца. Народу ничего не объяснишь. Опять начнутся волнения.  Так что вам лучше потерпеть до комнаты. Еще немного осталось… Потерпите! Вам придется сохранить это в тайне!

– Значит, все-таки нет, – послышался голос второго, который открывал перед нами двери. – Нам показалось! Если бы «да», то он бы не смог ее ранить…

– Ты всех меряешь по нам, волкам. У кошек может быть все иначе, – буркнул бородатый. – На кровать ее! Сейчас попробуем осмотреть и стянуть рану.

Дверь закрылась, а ко мне сунулся Титикака. Как всегда вовремя.

– Да малыш, мама занята-а-а! Мама умира-а-а-ает! – пискнула я, чувствуя, как приятное покалывание заклинания перерастает в острую боль стягиваемой кожи.

– Вот, кое-как! – отряхнул руки начинающий хирург. – Только несколько дней постарайтесь воздержаться от наклонов!

– Послушайте, – простонала я, пытаясь наложить на себя повязку. – Это до восемнадцати лет наклоны полезны для здоровья! А после восемнадцати – это риск для жизни! И резко наклоняться можно только в присутствии реанимационной бригады скорой помощи, зарезервированного места на кладбище и нотариуса с завещанием в руках…

Я ощупала повязку, понимая, что не так страшно, как я придумала. И успокоилась.

– Никому не говорите об этом.  И мы не скажем! – послышались голоса возле двери. – По угрозой смерти никому не слова!

– От этого зависит судьба принца, – добавил бородатый. – Всем все не объяснишь. Многие просто ищут повод. И им без разницы, кто виноват, а кто прав.

 Я слушала их в пол уха, обещая завязать с карьерой ветеринара.

– В первый и последний раз, – процедила я, пытаясь улечься поудобней. – Титика-а-а-акака!

Я простонала, чувствуя, как малыш топчется по мне, пытаясь найти уютное местечко. Он нашел кусок одеяла и стал причмокивать с самозабвенным наслаждением, наминая мне ногу острыми когтями.

– Мамина нога не тесто, – простонала я, пытаясь согнать его жалобным взглядом.  Но, видимо, эти полосатые были другого мнения. Если один решил сделать из меня фарш, а второй пельмешки.

«Может, нужно было позвонить родителям?», – кольнула тревогой совесть. – «Предупредить их…».

 Пока совесть аппетитно чавкала моими нервами, я пыталась улечься поудобней. Но если на тебе спит тигриная тушка, то под словом «поудобней»  подразумевается возможность дышать и шевелить хотя бы ногой.

Титикака решил, что мне срочно нужна грелка на все тело. Но, поскольку  он еще не дорос до размеров полноценного одеяла, он решил поочередно греть то ногу, то руку, но грудь, то голову.