Цитируя мещанина Годскина, вопрошающего, какой же закон или какой ряд законов произвел эту революцию, Маркс углубляет иронию своего ответа безупречной «вежливостью»: «Автору следовало бы знать, что законы вообще никогда не совершают революций»[60].

Ироническое пользование терминологией вульгарной политической экономии – один из насмешливых приемов Маркса. Бессодержательный и филистерский термин «l’argent des autres» («чужие деньги»), употребленный ею в рассуждениях о банковском кредите, Маркс повторяет в своем «утешении» землевладельцам, стесненным длительностью своего годового оборота: «Чтобы вести производство по-капиталистически, требуется постоянное наличие капитала в форме денег, именно для выплаты заработной платы. Однако землевладельцы могут утешиться на сей счет. Все приходит в свое время, промышленный же капиталист уже располагает не только своими собственными деньгами, но и l’argent des autres»[61].

Анализируя вопрос о воспроизводстве и обращении всего общественного капитала, взятого в целом, Маркс останавливается на теории воспроизводства Дестюта де-Траси, пытающегося рассмотреть потребление класса капиталистов как… источник их обогащения. Выяснив в предыдущем, что эксплуатация пролетариата является истинным источником этого обогащения, Маркс саркастически становится на точку зрения критикуемого автора и иронически подводит «итоги»: «Итак, капиталисты обогащаются, во-первых, обманывая друг друга при обмене той части прибавочной стоимости, которая предназначается ими для личного потребления… Товарная масса, в которой представлена прибыль, по мнению Дестюта, возникает потому, что капиталисты не только продают эту товарную массу друг другу, хотя уже и эта „мысль“ очень хороша и глубока, но что все они продают друг другу дороже. Итак, мы знаем теперь один источник обогащения капиталистов. Он сводится к тайне „энтшпектора Бресига“, что большая бедность проистекает из большой pauvreté»[62].

Основная классовая «миссия» вульгарной политической экономии – оправдывать и прикрывать ложными объяснениями эксплуататорскую сущность капиталистического строя, мешать понять эту сущность. Маркс, изучая рыночную цену, иронически напоминает об этом одним саркастическим «примером»: вновь указав, что «спрос для производительного потребления есть спрос со стороны капиталиста, истинная цель которого – производство прибавочной стоимости», и что капиталист, закупающий хлопок, «является представителем потребности в хлопке», Маркс замечает: «Точно так же для продавца хлопка ведь безразлично, превращает ли покупатель этот хлопок в ткань для рубашек, в пироксилин или же намерен затыкать им уши себе и всему миру»[63]. Или еще пример: в высочайшей степени опоэтизированное итальянское «in petto»[64], на все лады повторяемое и в сонетах Петрарки и в лирике Лоренцо Медичи, «in petto», тысячи раз петое в баркаролах, романсах, вдруг издевательски появляется у Маркса в совершенно «неподходящем» месте – в рассуждении о разнице купеческого и промышленного капитала. Купеческий капитал, между прочим, замещает «тот денежный резерв, который должен иметь in petto этот отдельный промышленный капиталист»[65]. Величайшая «нежность» промышленного капиталиста к оборотным средствам торгового порядка, выражающая его стремление к безграничному накоплению прибавочной стоимости, обрисована и разоблачена этим саркастическим термином нежнейших итальянских баркарол.

Все приведенные выше примеры дают возможность сделать общий вывод: ирония и сарказм в «Капитале» отнюдь не являются каким-либо «украшением» стиля, его «эстетической» деталью и отнюдь не играют какой-либо «самодовлеющей» роли. Они имеют яркую классовую направленность, они бьют и разоблачают буржуа и его слугу – вульгарного экономиста, они органически слиты со всем научным замыслом «Капитала» в целом и как момент литературной формы являются функцией содержания всего исследования.

Необходимо отметить еще одну особенность Маркса, особенно ярко проявившуюся в употребляемом им построении образов, – они строятся в ироническом плане мышления ограниченного буржуа, филистера, мещанина; для разоблачения всех их Маркс как художник слова насмешливо применяет привычную именно для филистера терминологию. Эта филистерская терминология дается в таком контексте, который разоблачает филистера и делает его смешным. В отношении образов эти особенности Маркса будут обрисованы в одном из дальнейших разделов статьи, на его же необразных иронических репликах остановимся мы сейчас.

В одной из рукописей Маркса, использованных Энгельсом для II тома, в примечаниях к анализу воспроизводства и обращения всего общественного капитала имеется, например, ироническое замечание по поводу «анализа» цены зерна у Адама Смита. Это замечание вскрывает, так сказать, механизм иронии Маркса – он доводит до логического конца цепь неправильных построений Адама Смита, который иронически-фамильярно именуется просто «Адамом». Ироническое настроение царит уже во вводной фразе соответствующего подотдела: «Посмотрим теперь, путем какого колдовства А. Смит пытается изгнать из товарной стоимости постоянную часть капитальной стоимости». В добавлении же, выделенном Энгельсом из II рукописи, сказано: «Адаму особенно не повезло с его примером. Стоимость зерна только потому и разлагается на заработную плату, прибыль и ренту, что корм, съеденный рабочим скотом, представлен А. Смитом как заработная плата рабочего скота, а рабочий скот – как наемные рабочие, а потому и наемный рабочий, в свою очередь – как рабочий скот»[66]. Последнее звено заключения, «безупречного» с логической стороны, сразу приводит нас к буржуазной классовой сути «бедняги» Адама, которому «не повезло» с теоретической стороны, разоблачает его, дискредитирует, делает смешным. Разбирая вопрос о простом воспроизводстве, Маркс показывает, до какой степени безразлично при простом товарном обмене оплачен или не оплачен фактически труд, воплощенный в противостоящих товарных эквивалентах, а также является ли он средствами производства или средствами потребления, «ведь в обоих случаях они стóят одинакового количества труда, затраченного на их производство». Адам Смит не понимает этого, и Маркс поясняет ему это, делая его самого действующим лицом примера: «Безразлично, является ли товар какого-нибудь лица А средством производства, а товар какого-нибудь лица В – предметом потребления, будет ли один товар после продажи функционировать как составная часть капитала, а другой, напротив – войдет в фонд потребления и secundum Adam[67] будет потреблен как доход. Применение товара индивидуальным покупателем совершается не при товарообмене, не в сфере обращения и не касается стоимости товара»[68].

Вульгарная политическая экономия не смогла и не захотела разгадать «единственной тайны» капиталистического производства – существа прибавочной стоимости, но зато внесла путаницу и «таинственность» в ряд совершенно ясных с точки зрения трудового понимания стоимости. Маркс бросает ироническое замечание о том, что «созидание прибавочной стоимости, являющееся единственной тайной, с капиталистической точки зрения само собой разумеется»[69]. Разумеется, «само собой» понятны и «естественны» все явления, ведущие к обогащению капиталиста. Анализируя в I томе вопрос о норме прибавочной стоимости, Маркс бросает ироническую реплику: прибавочная стоимость «прельщает капиталиста всей прелестью созидания из ничего»[70]. Разоблачив бессилие Прудона определить, что такое стоимость, Маркс иронически замечает: «Еще удобнее, конечно, не подразумевать под термином „стоимость“ совершенно ничего определенного. Тогда можно без стеснения подводить под эту категорию все, что угодно». Пример подобного «удобного» толкования стоимости Маркс находит у вульгарного экономиста Сэя. Понятие стоимости неразрывно с понятием труда. Выражение «стоимость земли» отнесено Марксом к категории мнимых, не соответствующих действительности понятий. Критикуя Сэя, Маркс сжимает его неправильные положения в отчетливейший диалог, приводящий Сэя к логическому банкротству. Диалог этот включен как примечание в отдел о заработной плате в I том, т.е. появляется в тот момент изложения Маркса, когда его читателю уже полностью разъяснена «единственная тайна» капиталистического производства – производство прибавочной стоимости, высасывание капиталистом из рабочего неоплаченного труда. В этом контексте диалог Маркса с Сэем убийственно ироничен. Вот он: