– Только ты вон какой большой и красивый… – выдала неожиданно даже для самой себя.

– А ты хрупкая и нежная, как и положено девочке. Согласись, смотрелось бы сейчас странно, будь ты моего телосложения.

Из меня вырвался смешок. Я действительно красочно представила.

– И глаза почти одного оттенка. – продолжает.

– Ничего подобного! У тебя зелёные, необыкновенно чистый цвет, а у меня болотные какие-то. – заступаюсь за его глаза. Вот прямо оскорбило меня такое сравнение! Как он такую красоту может с моими сравнивать?!

– Не болотные, а каре-зелёные. – нравоучительно. – Между прочим, довольно выразительные.

На последнюю реплику я отреагировать не успела, зато отреагировал мой живот, таким громким завыванием, которое в акустике громадной ванной комнаты, прозвучал оглушительно.

Со вчерашнего дня ничего не ела, если не считать пирожка, которым изредка подкармливающая меня, баба Поля угостила.

Инстинктивно, всё ещё мыльными руками, хватаюсь за живот и не знаю куда деться от стыда. Бедная, униженная ещё и голодная. Не хочу, чтобы он видел меня такой!

Мачеха вчера была в ярости и оттого поддала лишнего. Стоило мне показаться на кухне, высказав, что я никчёмная дармоедка, она даже к холодильнику меня не подпустила. Хотя в такие моменты её нервных срывов, холодильник у нас лопается от закусок. Что ни говори, а закусить она любит как следует.

Её понять можно. Я ей ни к чему, хоть и собственных детей у неё нет, а отец по полгода дома не бывает. Да и тот, вечно пеняет мне, будто сомневается, что я ему родная. На заработки уезжает, а когда приезжает, покупает Наталье Алексеевне обновки и забивает холодильник вкусной едой. Прогуливают привезённые деньги, и он снова уезжает.

Ему особо не до меня. Да и до развода с мамой так было.

Он сам как-то по пьяни тёте Наташе рассказывал, что отсудил меня, чтобы мать позлить. Он всегда много на вахте получал, а она на момент развода была в затруднительном положении. Что, впрочем, не мешало ей через пару месяцев уехать за границу и окончательно порвать с нами все связи.

Вот так всё в моей жизни и перевернулось. Теперь к школе, отец мне разве что учебники покупает, чтобы соседи на него совсем уж не косились, а главное, Наталью Алексеевну не донимали разговорами с тем, что меня до ума доводить нужно.

Так было в пятом классе, когда я без тетрадей в школу пошла. Учителя мне двойки ставили за то, что у меня тетрадей, атласа и контурных карт нет. А я ничего поделать не могла, пока не выдержав, позорно не разревелась.

Ещё бы!

Учитель был в ярости, когда я, примерная отличница, в очередной раз не выполнила задание! Так на эмоциях я и выдала, что мне их никто не собирается покупать. Раньше-то мама на счёт учёбы строго меня держала и такой контраст изначально списали на мое нежелание учиться.

Учитель тогда отдал мне свой атлас и дал тетрадь, но вот слух такой, нехороший, пошёл. Тем более, жена учителя, Виктора Викторовича, на обувной фабрике, где трудиться моя мачеха замдиректора работает. Она ей и пригрозила, что будет удерживать с зарплаты. Вот дома скандал был, на мою голову… Тысячу раз пожалела, что в школе рот открыла. Ещё и отец как раз в тот день вернулся.

Поговаривают, у отца там уже другая семья есть, но я в это верить не хочу. А спросить спрашивала. Отец не ответил, а по его взгляду я поняла лишь то, что он злится. А на что злился: на мой бестактный вопрос и бестолковость, или же, на то, что это горькая правда, – мне не разобрать.

– Ау… Дарья. Ты чего поникла?! Давай ещё разок. Смелее на меня посмотри. – голос действительно пропитан заботой.

Так… непривычно…

Теряюсь. Нужно хоть что-то ответить, отреагировать… Но что? Если не отвечу, наверное, могу обидеть. Вдруг подумает, что я не рада тому, что он меня спас, и, вообще… ему.

Растерянно смотрю на свои до сих пор намыленные, частично обтёртые об себя руки и судорожно соображаю. Кажется, даже лоб вспотел.

– Ладно. Прости. Может быть, для тебя действительно это всё слишком. Можешь не стараться. Просто смывай уже мыло и пойдём есть.

Послушно смываю.

– Даш, можешь подождать меня пару минут здесь. Я быстро.

Киваю.

Присядь пока. – кивает на белый пуфик стоящий ближе к двери.

Но через несколько минут заходит тётя Женя, держа в руках коробочку с прозрачной крышечкой, под которой красуются розово-голубые, плотно прижатые друг другу валики. И ещё что-то держит, в маленьком пакетике.

– Как хорошо, что ты к нам зашла! Я как раз разбирала ящики в гардеробной и ломала голову, куда это деть.

– Зачем? – неужели такую прелесть можно захотеть отдать? Но спрашивать о таком наверно не тактично, поэтому я не задаю этот вопрос.

– Заказала через интернет, расцветка весёленькая понравилась, а они размером на подростка оказались. Уже год дожидались. Наверное, тебя. Давай я выйду, а ты померишь. Будет отлично, если я смогу место в шкафу освободить, а то муж ругается. – будто делиться со мной секретом.

– Это же дорого.

– Ой, да почти даром брала. По акции. И вот ещё!

– Ещё?!

– Пара спортивных топиков. Тоже малые пришли. Померь, может быть, подойдут.

– А…

– А нет, так подружкам отдай.

Стою, смотрю на эту новую красоту с этикетками и даже мечтать не смею о том, чтобы действительно взять! Даже разволновалась слишком, не зная, как от подарка отказаться. Тётя Женя же наверняка искренне и скорее всего ей правда это некуда деть. Такие как она, вещи не перепродают, просто выбрасывают. Это я по словам одноклассниц знаю.

– Давай мерь. – тётя женя не оставляет мне выбора выйдя за дверь.

Померила и на удивление мне подошло. Немного просторно, но надеюсь я ещё немного подрасту. Говорят, человек до двадцати двух лет растёт вверх, а потом начинает и в ширь. Мне бы и туда и туда, хоть немного…

Через некоторое время тётя Жена постучалась в дверь.

– Ну как?

– Подошло.

– И топики?

– Да. Я правда могу оставить всё себе.

– Конечно. Говорю же, ты меня только от головной боли избавишь.

Мы выходим. Максим перехватывает нас в коридоре.

– Мама я на минутку. Пару слов Даше. – напрягаюсь, опасаясь, что сделала что-то не так.

– Жду вас за столом.

Даша, я… И я по его покрасневшем щекам я понимаю, что он хочет сказать. Это он попросил тётю Женю выделить мне одежду, а она расщедрилась.

Нет, я должна перебороть себя и хотя бы ответить. Не немощная. Сжимаю руки в кулаки, собирая всю смелость!

– Я… – смотрю на Максима, но заглянуть в глаза, чтобы выразить благодарность слишком неловко. – Спасибо. – Выдыхаю.

– Не стоит благодарности. – улыбнулся сдержанно. Выше его улыбки глаз не поднимаю, но и она уже достаточно смущает. – Идём. – чуть вздрагиваю, ощутив на своей талии его ладонь.

За столом чувствую себя неуютно, но тётя Женя приготовила не только обещанные сладости: медовую горку и венские вафли, которые дожидаются своего часа, но и вкуснейшее жаркое в горшочках!

Я такое впервые ем! Мачеха на колбасе и полуфабрикатах живёт, а гарниры меня заставляет варить.

– Нравится? – спрашивает тётя Женя, с улыбкой наблюдая за тем, как я старательно выскребаю остатки аппетитной поджарки со стен горшочка.

– Очень… – голос такой слабый, будто меня и не кормили.

– Будь посмелее! – подбадривает тётя Женя. – Ты уже девочка большая. Если будешь так и дальше прятать глаза и ни с кем не разговаривать, будто в чём-то виновата, не сможешь устроиться в жизни.

– Хорошо. – но глаза мои смотрят на нервно теребящие друг друга пальцы рук.

– Уже решила, куда будешь поступать?

– Поступать?! – откровенно говоря, этот вопрос задают мне впервые. Конечно, у нас была профориентация, да и классный руководитель беседовал со мной, как с неблагополучной, рассказывая про ближайшие к школе училища. Только какой мне поступать?

– А что тебя удивляет? – вдруг серьёзно спрашивает меня Максим, промокнув губы салфеткой.